Он встал и прошелся по кабинету.

– Вас отведут в комнату. Отдохните. И помойтесь, от вас воняет.

Сказав это, он поморщился так, словно перед ним лежала куча навоза.

Кристина кивнула. Что тут скажешь, почти два месяца они провели под землей и за все это время лишь изредка протирались влажными салфетками. Даже представить страшно, насколько отталкивающе она сейчас выглядит.

– Я хочу увидеть своего брата.

Но на нее больше не смотрели. Ухватив за локоть, солдат вывел Кристину из кабинета. И снова лестница, длинный коридор, и наконец-то долгожданный выход на улицу.

Несколько мгновений она глубоко и медленно дышала. И пусть сейчас легкий мороз, но не было ничего слаще этих глотков чистого свежего воздуха.

– Какой сегодня день? – обратилась она к солдату.

– Двадцать пятое марта.

Выходит, они провели в плену… шестьдесят дней! Шестьдесят дней в кромешной темноте и затхлости, без возможности увидеть солнечный свет, без нормальной еды, в жутких, нечеловеческих условиях. Подняв голову к небу, девушка устремила взгляд на облака и, как парализованная, не могла сделать ни шага. Прохладный ветерок холодил щеки, касался век, забирался под одежду. И это были самые прекрасные ощущения за последние несколько недель.

Солдат терпеливо ждал. Чуть нахмурившись, он наблюдал, с каким наслаждением девушка дышит, и вопреки словам командора, все же испытывал жалость. Если верить рассказу, прозвучавшему в кабинете, крошка побывала в аду и умудрилась выжить.

Опомнившись, Кристина встретилась глазами с провожатым и пробормотала:

– Извините, я готова идти.

От слабости мутило и качало, но она шла вперед, стараясь держаться прямо. Навстречу попадались люди. Шагая по утоптанным снежным дорожкам, они кидали на девушку ошеломленные, полные сочувствия взгляды, но никто так и не решился обратиться к ее конвоиру.

Их путь лежал к длинному секционному зданию. Покопавшись в памяти, Кристина вспомнила, что это таунхаусы, такие обычно строили за городом. Фасад условно был разделен на равные части, у каждой имелась дверь, окно и остроугольная крыша, венчавшая второй этаж.

Солдат остановился напротив одной из дверей и открыл, пропуская девушку внутрь. Сам он зашел следом и как ни в чем не бывало встал у выхода. Ясно, значит, к ней приставлен наблюдатель. Пусть так, главное – на окнах нет решеток.

Комната оказалась небольшой и совмещала в себе крошечную кухню и скромную гостиную, которая включала диван и книжный шкаф. Справа располагалась лестница, ведущая на второй этаж. Кинув робкий взгляд на военного, девушка получила короткий кивок.

– На втором этаже есть душ. Вода наполняется раз в сутки, так что лучше экономить.

Вода? Он серьезно сказал вода? Если бы не дрожь в коленях и отдышка, она бы взлетела по ступеням вверх, а так пришлось карабкаться почти ползком. Кое-как все же удалось преодолеть лестницу. На втором этаже обнаружились две крохотных спаленки и ванная комната с небольшой душевой, унитазом и умывальником. Над раковиной висело зеркало. Заглянув в него, Кристина потрясенно застыла. Оттуда смотрело непонятное существо: с впалыми щеками, грязным, серым лицом и жуткими космами, свисающими с головы. И этот взгляд… затравленный, потухший. Неужели это она? Ужаснувшись собственному отражению, Кристина принялась судорожно срывать с себя лохмотья, в которых провела больше двух месяцев. После чего трясущимися руками повернула вентили, не особо надеясь на чудо. Из крана фыркало, шипело, но вскоре оттуда действительно потекла вода. Да, тоненькой струйкой, да, чуть теплая, но она была! Обалдеть!

Также в душевой обнаружилось мыло. Настоящее мыло – белое и ароматное! Не веря своему счастью, Кристина встала под слабые струйки и блаженно замерла.

Она помнила о предупреждении солдата, но ничего не могла с собой поделать. Намыливала волосы, терла мочалкой тело снова и снова, а оно все равно казалось грязным.

Насилу заставила себя остановиться. Обернувшись полотенцем, посмотрела на одежду, лежавшую на полу бесформенно грязной кучей, и с отвращением запихала ее в мусорное ведро. Нет, даже если придется ходить голой, она ни за что не наденет ее вновь. Невольно взгляд скользнул на руки. Худые, тоненькие, словно веточки. Но ужасало не это. Кожу сплошь покрывали следы от укусов. Уродливые, кое-как затянувшиеся, красные полумесяцы. Итого восемь: пять на правой, три на левой руке. Если верить преданиям, у нее осталась последняя девятая жизнь. Как никак ее фамилия – Кошкина. Невесело усмехнувшись глупым мыслям, она прошла в спальню.

Здесь имелись кровать и комод. На окнах простые белые занавески, на деревянном полу небольшой бежевый коврик. К счастью, в комоде обнаружился комбинезон цвета хаки, очень напоминавший тот, в который был облачен ее провожатый. Одевшись, Кристина расчесала пальцами волосы и оставила их распущенными, чтобы побыстрее высохли.

Мысли о брате не давали покоя. Внутренний голос подсказывал, скорее всего, Кирилл вместе с другими детьми под присмотром. Но все же тревожность не отпускала. А вдруг он напуган, или ему требуется помощь? Решившись, она спустилась на первый этаж.

Солдат стоял на месте, но при виде девушки переменился в лице. Удивленно моргнул и окинул ее странным взглядом. И вдруг до нее дошло. Очевидно, перемена в ее внешности оказалась колоссальной. Солдат привел в дом лохматое чудище и не ожидал, что после душа под слоем грязи и тряпья скрывается вполне себе человек.

– Где мой брат? Я хочу его увидеть.

– Такого приказа не было.

Равнодушный ответ не остановил ее.

– Пожалуйста… он – единственный близкий мне человек. Я очень переживаю за него.

Но лицо охранника оставалось безучастным. Сглотнув, она предприняла последнюю попытку:

– Он не может говорить, только я его понимаю. Проводите меня к нему. Умоляю!

Но легче было разжалобить камень. Солдат окончательно замкнулся и больше не проронил ни слова.

Невольно из глаз покатились слезы. Резко развернувшись, Кристина ушла на второй этаж и, закрывшись в комнате, попыталась открыть окно. Но несмотря на все усилия, оконная рама не поддавалась. Только пальца разодрала. Вне себя от отчаяния и бессилия девушка повалилась на кровать.

Пахло мятой и лавандой, но, возможно, так просто пахла чистота. Она уже и забыла, каково это. Пообещав себе полежать ровно пять минут, прежде чем атаковать солдата вновь, Кристина закрыла глаза.

В больнице командора немедленно проводили в палату дочери. Маргарита лежала на койке и почти сливалась с белым одеялом. Она выглядела неестественно бледной и такой хрупкой, что сердце болезненно сжалось. С бесконечной осторожностью Марк дотронулся до детской щеки.

До сих пор не верилось, что ему далось. Долгие месяцы поисков, вылазок, когда отряды прочесывали район за районом. Мучительные часы ожидания, бессонные ночи, полные догадок и терзаний. Сколько раз он твердил сам себе, что все напрасно и его дочь мертва? А с наступлением утра отдавал очередной приказ.

И вот Рита здесь.

От прикосновения реснички затрепетали, но дочь не проснулась. Лишь вздохнула во сне и вновь затихла.

Рядом молчаливой статуй замер доктор. Почтительно склонив голову, он ждал, понимая, как радостно и одновременно тревожно, должно быть, сейчас командору. Все в «Аргоне» знали, с каким отчаянием он стремился вернуть дочь.

– Как она? – тихо поинтересовался Марк.

– На успокоительных. Помимо удручающего физического состояния, у всех детей сильнейшее нервное истощение. Со своей стороны мы делаем все возможное, а все невозможное сделает забота, сон и чувство безопасности.

– Спасибо, доктор. Как только она проснется, дайте мне знать.

Собеседник кивнул. На секунду задумался, но все же решился. Откинув край одеяла, он указал на лодыжку девочки. Там виднелась жуткая рана, словно кто-то вырезал кусок плоти. Внимательно осмотрев ровные края, покрытые свежими коростами, Марк мгновенно догадался: рана нанесена ножом и явно неслучайно. В ту же секунду он с хрустом сжал кулаки.