— Ну что, алкоголик? — Заглянувший в кабинет Сергей Сергеевич несколько смущается, увидев меня. — Кстати, Анна, может, ты помнишь — Кодин не приезжал?
Кодин — это первый главный редактор нашей газеты, который сейчас возглавляет другое издание. На правах первого главного он периодически наведывается на редакционные праздники и произносит очень замысловатые и путаные речи. Он написал книгу и на этом основании считает себя писателем. Меня как-то попросили сделать на нее рецензию. Я добросовестно пролистала все двести страниц текста и не поняла ровным счетом ничего.
Рецензию в итоге написал Ванечка. Наверное, с похмелья, потому что она была еще более непонятной, чем книга. Кодин, по слухам, остался весьма доволен.
— Не помню. — Я пожимаю плечами. — Кажется, не видела…
— И я тоже, кажется, не видел. — Главный грустнеет. — А ходят слухи, что он был и что мы с ним о чем-то разговаривали. Черт, хоть бы одного трезвенника найти, который бы четко сказал…
Главный удаляется искать трезвенников. Не уверена, что его поиск увенчается успехом, но почему бы не попробовать? Ванечка тем временем доедает бутерброды, допивает пиво и впадает в нирвану. Мне кажется, что это неплохой шанс задать ему пару вопросов. Он все равно не поймет, к чему я клоню (а завтра и не вспомнит, о чем мы говорили). И, что самое главное, я не буду чувствовать себя дурой.
— Ты помнишь женщину, которая участвовала в конкурсе — с корзинкой и с беретом на голове? Она, кажется, из отдела рекламы…
Ванечка смотрит на меня так, словно я спросила, не заходил ли в подвал погонщик с караваном верблюдов. А потом расплывается в улыбке:
— А, Люська! Конечно, знаю. Ты чего, Игоря приревновала?
Господи, неужели я настолько прозрачна?!
— Ваня…
— Да шучу я! — Ванечка начинает оправдываться. — Она просто на Игоря вешалась, я и подумал. Люська такая — пива напьется, на всех вешается, а потом от них бегает. В прошлом месяце меня потащила танцевать, а уж про меня-то все знают, что я не по этой части. Чушь какую-то несла, пьяна была похуже меня. А через пару дней хотел денег у кого-нибудь занять, смотрю — она. Я ей — Люсь, привет. А она чуть ли не бежать от меня…
Если женщина пытается приставать к Ванечке, значит, у нее плохо с головой. Даже не потому, что Ванечка почти всегда нетрезв (и всегда помят и непригляден). Просто противоположный пол его абсолютно не интересует. Он предпочитает пить, а не совершать противные его естеству акты. Так утверждает мой муж. А он знает Ванечку уже почти двадцать пять лет.
— Вообще-то мне казалось, что Игорь в основном общался со Светой, — хитро вставляю я.
Ванечка почему-то усмехается:
— Ну, это еще та оторва. Всю редакцию перетрахала. И не по одному разу.
Я удивлена. Она казалась абсолютно девственной. Я даже начинаю жалеть, что раньше никогда не интересовалась редакционными сплетнями. Впрочем, Ванечкины слова мало что значат. Как человек, не интересующийся женщинами, он может принять на веру любую информацию, касающуюся взаимоотношения полов.
— Ваня, — в моем голосе укоризна, я деланно хмурюсь, — ты хочешь мне сказать, что Света соблазнила моего мужа?
Ванечка смотрит на меня как на ненормальную и заливисто смеется. А вот я ничего смешного не вижу. Ванечку же смех буквально душит.
— Светка его пыталась охмурить, еще когда он тут работал, — отсмеявшись, сообщает он. — Меня даже спрашивала, какие ему нравятся и все такое. Мы ж старые друзья, все знают. А я ей тогда еще сказал — ты чё, шансов нет. На ящик водки готов спорить. А уж если я готов ящик водки поставить, дураку понятно, что дело глухо…
Я выдавливаю из себя улыбку. Мне приятно, что мой муж так стоек. Но он работал здесь давно. А если учесть, какой он странный в последнее время, ситуация могла и измениться.
— А в пятницу мы с Игорем над ней прикалывались. — Ванечка словно читает мои мысли. — Ее же все осмеяли, приперлась как дура в ночной рубашке и тапках и думает, что привидение. Она к нам, а Игорь давай ее подкалывать. Ты, мол, не расстраивайся, ты так похожа, вылитое привидение, первое место твое. А эта дура сидит, глазами хлопает и верит. Отпад, да?
Я улыбаюсь куда более естественно. Ванечке, конечно, верить нельзя, но в данном случае я верю. От души поязвить (когда человек не понимает, что над ним смеются) — это вполне в духе моего мужа. Особенно если он нетрезв.
— Кстати, ты ж двухлитровую бутыль «Белой лошади» выиграла! — спохватывается Ванечка, и в его голосе появляется надежда. — Ты ее не здесь оставила?
Я так развеселилась, что забываю о чувствительности Ванечкиной натуры в вопросах, касающихся спиртного.
— Нет, Игорь ее разбил. Вынес из редакции, потом спросил меня, зачем нам эта дрянь. И уронил ее на асфальт…
— Да ты чего? — Ванечка настолько потрясен, что, кажется, даже начинает трезветь. — Прямо всю и разбил?
Вряд ли можно разбить часть бутылки, но я воздерживаюсь от комментариев и киваю с деланной грустью. Ванечкино настроение тут же портится. Мысль о том, что его приятель мог разбить такое сокровище (вместо того чтобы поделиться со старым другом), приводит его в уныние.
— Ладно, я пойду. — Ванечка с трудом поднимается из-за стола и чуть покачивается. — Выпью еще пива у метро — и домой отсыпаться. Если Сережа заглянет, ты ему соври что-нибудь, о’кей? Ну, что я тему нашел или интервью поехал брать, что-нибудь такое…
Скорбный Ванечка уходит, явно сетуя в душе на несправедливость жизни и человеческую жестокость. Я же, наоборот, пребываю в прекрасном расположении духа. Господи, как я могла только подумать о том, что мой муж может мне изменить?! Мне — и черт знает с кем?
В кабинет снова заглядывает главный редактор и утыкается непонимающим взглядом в Ванечкин стол. Стол засыпан крошками и завален промасленной бумагой из-под бутербродов. Ванечки за ним нет.
— Сказал, что пошел брать интервью, — сообщаю я. — Завтра принесет…
— Завтра его домой принесут, — мрачно констатирует главный редактор. — А скорее даже через неделю. Кстати, я тебя еще, кажется, не спрашивал. Кодин в пятницу не приезжал?
Я пожимаю плечами. Жизнь — жестокая штука, и у каждого свои проблемы. А вот у меня их уже нет. Или почти нет.
Возможно, мой муж на меня злится. Возможно, он мной недоволен. Но по крайней мере он мне не изменяет.
А все остальное можно легко исправить. Какой мужчина будет долго злиться, получив красивый дорогой подарок и услышав искренние признания в любви от эффектной сексуальной женщины?
Вы бы как поступили на его месте? Вот о чем я и говорю…
* * *
Странно, но Лена, появляющаяся в дверях кофейни, выглядит счастливой. Такой я ее еще никогда не видела. Она даже улыбается редко, а тут просто сияет от счастья.
Что случилось, интересно? Неужели назначен день операции? Или наконец убедилась в том, что муж ей верен?
— Ань, привет! Ну как ты?
Лена смотрит на меня, как на самого дорогого ей на свете человека. Я даже немного смущаюсь. Я, конечно, никогда не отказываюсь поговорить с ней по телефону, встречаюсь с ней примерно раз в неделю, выслушиваю все ее рассказы. Но я никогда не думала, что она мне за это настолько благодарна.
— Ты извини, я еще в конце прошлой недели хотела пересечься, да на работе запарка. Как-то нехорошо получается — мы ж подруги, а говорим только по телефону. Извини…
Лена выкладывает на стол свой «Вог» и закуривает тоненькую белую палочку. Я судорожно пытаюсь понять, за что она передо мной извиняется.
— А как у тебя? Как Антон?
Раз Лена не начала тут же повествовать о себе, значит, ее требуется подтолкнуть. Что я и делаю. У меня есть в запасе еще часа два, по истечении которых мне надо забрать ребенка с продленки, заехать домой за мужем и вместе отправиться на день рождения к бабушке Томе. Один час я вполне могу посвятить Лене и ее проблемам. В конце концов, ей действительно нелегко.
