Все изумлённо уставились на Феодова.

– Ты ведь её сам убил, верно? Признайся в этом! – восклицал он, пристально смотря на разбитого коллегу. – Ты убил ту, которую обманывал своей любовью, верно?! Признайся, кровожадный душегуб!

Скрипач замер и поднялся на ноги, аккуратно положив ладонь возлюбленной на пол. Ярость забурлила в его крови.

– Давай, обернись к нам и признайся в своём преступлении, покайся! Не играй разбитого любовника, а яви нам своё истинное лицо, убийца!

– Борис! – одёрнул его за плечо поэт Гюль Ворожейкин.

– Ну что, трусишь небось, да?! – не унимался актёр. – Трусишь! Ты, трус и подлец, выходи на свет, повернись к нам и признайся в убийстве!

Не выдержавший внезапных нападок и клеветы Стюарт с криком бросился на Бориса, повалил его на пол и со всей силы вдарил ему по лицу кулаком. Кровь хлынула из разбитого носа, раскрасив и без того окровавленное лицо кровью.

– Заткнись, заткнись, заткнись, заткнись! – брызжа слюной, кричал музыкант и после трёх ударов начал душить неугомонного коллегу. Сэмюель Лонеро и Пётр Радов бросились к ним, подхватили разъярённого приятеля под мышки и уволокли в сторону от Бориса, который всё хохотал и указывал пальцем в скрипача. Однако кричал он уже совсем иное:

– Не убийца! Он не убийца! Убийца бы так не отреагировал, убийца бы не бросился на меня с кулаками в беспамятстве, чёрт возьми! Либо я прав, что он невиновен, либо он – непревзойдённый актёр, который сумел одурачить меня! Меня, Бориса Феодова!

– Заткнись! Замолчи, рот свой грязный замолчи! – срывал голос на него Стюарт с пеной на губах, пытаясь вырваться из хватки приятелей. Слёзы и кровь смешались на его лице воедино и вместе с пеной капали на пол.

– Стюарт, умоляю, успокойся! – плакал Сэмюель, держа Стюарта за туловище и не давая ему наброситься на Бориса вновь.

– S'il te plaît, calme-toi! (фр: Пожалуйста, успокойся!) – вместе с композитором умолял Пётр.

Обессилев, Стюарт пал на пол, схватился за голову и предался беззвучному рыданию.

– Нет, это не правда... не правда...

В этот момент на шум спустился взволнованный Лев Бездомник и был поражён представшей перед ним картиной.

– Что произошло? – спросил он, но ответа так и не получил. Он молчаливо подошёл к дверям кухни и, узрев труп, заметно побледнел, прикрывая дверь. – Там... там сейчас Марьям спит...

– Ах, точно, они же подруги... – прошептал Пётр и потёр переносицу. – И как мы ей об этом скажем, если у нас Стюарт отреагировал на её смерть воттак?

– Я... я не знаю.

– Что здесь происходит?

Все обернулись к потирающей глаза сонной Марьям и погрузились в молчание; слышалось лишь тихие рыдания убитого горем возлюбленного, что сидел на холодном полу. Лицо его закрывали волосы. Девушка тотчас сообразила, что произошло и, растолкав всех, прошла на кухню. Раздался пробивающий до дрожи ужасающий крик.

– Элла! Элла! – кричала Марьям, закрывая рот руками. Выбежав из кухни, она сразу же набросилась на Стюарта и схватила его за ворот рубашки. – Что ты наделал?!

– Что я наделал?.. – шёпотом повторил Стюарт.

– Почему ты это допустил?! Тварь, скотина, урод!

Послышались шлепки, – Стюарт принимал пощёчину за пощёчиной и совершенно не сопротивлялся, ибо понимал, что он это заслужил. Не защитил! Не уберёг! И потерял...

Лев еле-еле оттащил визжащую Марьям от бедного скрипача, отнёс её на руках в сторону и начал успокаивать. Раздался крик, перешедший в громкие рыдания, – девушка закрыла лицо руками и взвыла от горя.

– Элла! – кричала она и била Льва по груди.

– Элла... – эхом повторил за ней скрипач.

Все переглянулись. Сэмюель и Табиб подошли к Стюарту и насильно подняли его на ноги.

– Стюарт, послушай... – начал было Такута, но прервался на полуслове. Он обратился к композитору: – Сэмюель, я отведу его в комнату.

– Х-хорошо... М-мы займёмся расследованием.

– Я тебе доверяю.

Табиб Такута в сопровождении Петра Радова насильно повёл забывшегося в рыданиях Уика на третий этаж в его комнату; Лев Бездомник вслед за ними унёс Марьям на второй этаж. Последнее, что услышали остальные, был крик девушки:

– Почему умерла она, а не ты, жалкое подобие человека?! Нет, ты – монстр, чудовище, не достойное жить!! Почему ты не защитил её?! Почему не помог?!

Этаж погрузился в панихидное молчание.

Сэмюель, осмотревшись, разбил тишину:

– Д-давайте осмотрим тело. Илона...

– Вас поняла! – живо воскликнула девушка с улыбкой, но смутилась при недоумённых взглядах. – Иду фотографировать...

Остальные остались в фойе, приходя в себя, когда Штуарно с Лонеро скрылись на кухне: Илона фотографировала место преступления, а Сэмюель осматривал тело погибшей. Заметив, что труп сжимает что-то в правом кулаке, он еле-еле сумел разомкнуть его и увидел клок окровавленных русых волос.

– Это... это волосы убийцы! – прошептала фотограф и сразу закрыла композитору рот рукой. – Тише! Никому не говори о них, а то вдруг убийца засуетится! Просто возьми и убери их себе в карман.

Сэмюель послушался её совета и под шумок убрал клок волос в карман штанов.

– Волосы были русыми? – спросила Илона.

– В-вроде да...

– Значит, у убийцы русые волосы... Ты понимаешь, что у нас таким образом значительно сузился круг подозреваемых?

– Думаешь, это Ева или Максим?..

– Всё возможно. И, если у неё в руках клок волос убийцы, значит, они могли подраться там, на втором этаже, где мы все спали. Мы ведь проснулись полностью в крови и пошли по кровавому следу, что привёл нас сюда...

– Труп притащили со второго этажа сюда?

– Ага. Не знаю, правда, зачем...

– Хм... – он внимательней осмотрел тело, слегка меняя её позу, и обнаружил на плече четыре мелких дырки. – Да, скорее всего они дрались; тут у Эллы на плече след от вилки. Возможно, убийца хотел убить её, но промахнулся и попал вместо шеи в плечо.

– То есть, по-твоему, орудие убийства – вилка?

– Не знаю...

К ним, постучав по стене, подошёл Максим Убаюкин, присел на корточки перед телом и нахмурился.

– Что думаете? – спросил он.

– Мы думаем над причиной смерти и орудием убийства, – бросила Илона и с подозрением прищурилась. Она смотрела на взлохмаченную причёску актёра и пыталась понять, может ли он быть беспощадным душегубом.

– И какие у вас мысли на этот счёт?

– Нам кажется, что вилка – оружие убийства. Видишь, тут след на плече? Возможно, убийца и Элла, пока все спали, подрались и во время битвы убийца вместо шеи попал ей в плечо вилкой, а потом перерезал ей горло той самой вилкой. После убийства он приволок её тело сюда, вскрыл ей живот, вырвал глаза и был таков.

– Как жестоко! А вилка чья?

– Кстати, хороший вопрос... – Илона вышла в фойе и обратилась ко всем: – Эй, кто перед сном забыл вилку на столе?

– Это был я. Я перед сном решил доесть салат, – ответил Борис Феодов, скрестив руки на груди. – А чё?

– А ничё, просто орудие убийства – вилка, вот и думаем, откуда её достал убийца! Спасибо тебе за ещё один труп, псих проклятый! – язвительно кончила она и вернулась на место.

– Даже я, будучи убийцей, никогда не позволял себе такой жестокости... – прикусив губу, сказал Убаюкин и покачал головой. – Жестоко, очень жестоко...

– Да, ужас какой... но интересно, – ощутив на себе грустный взор напарника и хмурый актёра, она смутилась. – Простите.

Троица продолжила осмотр и обнаружила на столешнице в стакане компота отсутствующие глаза Эллы. Сэмюель с отвращением и ужасом отвернулся, закрыв рот руками, Максим сильнее нахмурился, а Илона сфотографировала их.

– Убийца очень жесток... Даже Лебедину и Ванзета он не так сильно изуг’одовал, как Эллу... Зачем ему понадобилось выг’ывать её глаза? И зачем надо было вспаг’ывать её живот? – всё задавал вопросы Убаюкин.

– Я-я не знаю, но это выглядит страшно... – ответил побледневший Сэмюель.

– А меня больше всего тревожит другой вопрос! Если они дрались, то почему никто ничего не услышал и не проснулся? Погодите-ка! – Илона снова вышла в фойе и вновь громко задала другой вопрос: – Кто-нибудь просыпался ночью!?