— Никаких происшествий на объекте! — доложил охранник.
— Хорошо, — вальяжно ответил Измайлов, и мы проехали на территорию.
— Требую, чтоб даже мой автомобиль не пропускали, не убедившись, что именно я приехал, — сказал он. — Дисциплина — прежде всего. Когда-то я был капитаном военного корабля, и никто на флоте не поддерживал дисциплину так, как я.
Рассказывали мне эту историю, подумал я, как ты убил матроса за какую-то мелочь, а потом едва избежал тюрьмы.
Но вслух, разумеется, этого произносить не стал.
Мы прошли в административное здание — у входа было еще одно КПП, дежурившие там выстроились доложить об отсутствии происшествий, но Измайлов взмахом руки велел им молчать.
Последний четвертый этаж, как оказалось, целиком занимал его кабинет. Такого я еще не видел. Огромный пустой зал с высоченным потолком, отделанный мрамором и позолотой, а в конце у окна маленький стол. Точнее, не совсем маленький, даже, скорее, большой, т-образной формы, за которым можно проводить совещания, но на фоне чудовищного кабинетного пространства он выглядел крошечным.
Освещение было тоже необычным — от электрического выключателя загорелись десятки встроенных в стены и потолок газовых ламп.
— Это мой кабинет, — на всякий случай сообщил мне Измайлов.
А то вдруг я не догадаюсь.
— Красиво, — соврал я, потому что всегда презирал показную роскошь, а тут ее было столько, что не передать.
— У императора кабинет меньше, — добавил Михаил как бы между прочим. — За дверью около стола — мой личный спортзал. Поддерживаю себя в форме.
— Обязательно надо, — закивал я.
Измайлов погасил свет.
— А теперь я покажу еще кое-что.
Мы вышли из офисного здания и направились в соседнее — в большую бетонную коробку без окон.
Внизу, в невысоком, но очень длинном подвале, находилось стрельбище. Стрелять можно было и из винтовок на дальнее расстояние, и из револьверов, если повесить мишени поближе. Вдоль стен лежали манекены для отработки штыковых ударов. Все есть! Разве что гранаты нельзя кидать.
— Дальше в полу за металлической стеной сделаны окопы для метания гранат, — сказал Измайлов. — Надо быть готовым к любым неожиданностям. Теперь пойдемте наверх.
Там был уже обычный спортзал — правда, огромный. С кучей «железа» для силовых тренировок, полосой препятствий, боксерским рингом, борцовскими матами… Всем, чем угодно.
Михаил подвел меня к боксерскому мешку и протянул перчатки. Улыбнулся.
— Покажи, как ты бил Прохора по печени.
Я пожал плечами и сделал несколько левых «крюков». Полутемный зал наполнился грохотом.
— Неплохо, — сказал Михаил. — Даже очень неплохо. А теперь давай поговорим о деле.
Наконец-то, подумал я. А то уже казалось, что этого никогда не случится, и что меня кормили ужином и показывали все это богатство просто так, по доброте душевной.
— Предлагаю тебе вступить к нам.
Я промолчал, ожидая, что он скажет еще.
— Не рядовым бойцом — для этого ты слишком силен. Ты будешь с нашей помощью и с нашей защитой заниматься тем же, что и сейчас — ходить на зону, добывать разные вещи. Но с нами работать гораздо выгоднее. Никаких чудовищных процентов, которые ты отдаешь «рассветным» сейчас, платить будет не надо. Кроме того, в твоем распоряжении будет много людей — ты сможешь пускать их впереди себя, а сам идти сзади, в безопасности. Да, всем известно, что «зона» не любит больших толп. Когда в ней находится сотня людей, случаются совсем жуткие вещи — их или убивает грозой, или земля под ногами превращается в болото, или еще что-то. Но пару десятков человек она потерпит. И нам будет не жаль, если они все погибнут. Такие времена, повторю в очередной раз.
— А как же «рассветные»? Они будут очень недовольны.
— Жить тебе придется некоторое время здесь, на нашей базе. Рассветные очень захотят застрелить тебя у подъезда или подложить бомбу под дверь. Но это временно. «Рассветные» не вечны, и, только никому об этом, времени им отведено не так уж и много. А может, не случится даже и этого — нападение на нашего, тем более, приближенного к руководству, означает войну, а она им не нужна.
— Здесь ты будешь жить очень хорошо, — продолжил он. — Спортзал, еда, какую только пожелаешь… Женщин будем тебе привозить. Даже аристократок. Ты удивлен? Не у всех дам с гордыми фамилиями достаточно денег для того образа жизни, который они любят, вот и приходится подрабатывать телом… Так что подумай.
— Сколько у меня времени на размышление?
— До завтрашнего вечера. В десять к тебе приедет автомобиль, и если ты согласишься, можешь сразу сложить в него вещи, и тебя отвезут сюда.
Затем он посмотрел на меня так же жестко, как в начале встречи.
— Если ты откажешься, это не будет означать, что ты нанес нам какую-то обиду. Скорее всего, ты не врешь, и ты действительно только приехал в Мурманск и не разбираешься в происходящем. Даже если ты решишь работать с другими людьми, с теми, с кем мы в плохих отношениях, это мало что будет значить — ты наемник, и с тобой всегда можно договориться. Но если встретимся на поле боя, то не обессудь. Все понятно?
— Да, конечно. Завтра вечером я скажу ответ.
Мы попрощались и автомобиль отвез меня домой.
Заснул я не скоро. Что означает это предложение? По меньшей мере то, что «водные» будут очень недовольны. Плюс ко всему, они могут, чтобы сделать мне плохо, сообщить тем, кто пытался меня убить (клану «земли»), что я жив. Есть конечно риск и для них, если вскроется, что они мне помогали, но насколько он велик?
В лучшем случае меня будет ожидать роскошная жизнь, но взаперти. На базе батальона. В город смогу выйти не скоро. С девушками не познакомишься. Привозить конечно привезут, тут Измайлов не обманывает…, но какая же это скукотища. Однако вопрос, смогу ли я найти для себя лучший вариант.
Убить главу «рассветных», который никогда не выходит на поверхность земли нелегко, а Герман скоро потребует результатов, и если я их не смогу предоставить, то что меня ждет? Живой я им как носитель компромата, способного поссорить с другим кланом и с «рассветными», не нужен.
А вообще, какого черта столько внимания к походам в «зону»? У каждого клана столько всего в собственности, и сравнивать с этим доходы от продажи шкурок монстров?! Час езды по городу, и проехал мимо двух заводов, которые клан «земли» продал за бесценок… и едва ли они были последними. Даю голову на отсечение, похожая недвижимость есть и у других.
Непонятно.
И стоит ли рассказывать о встрече Герману? А если узнают сами? Тут всюду глаза и уши, был кто-нибудь из них в ресторане, и все.
Наверное, схожу-ка я к Виктору, поговорю с ним. Других вариантов нет.
Утром, почти совсем ранним, я звонил в дверь магазинчика. За прилавком стоял мальчишка-продавец. Узнав, что мне нужен Виктор, он отвел меня к нему. Тот, очевидно, только проснулся, сидел, одетый халат, в большой комнате своего особняка и не торопясь пил кофе. На работу, то есть за прилавок, он явно не спешил.
— Не знаю, что стряслось, но советую выпить со мной кофе, — сказал Виктор. — Я кофеман. Трачу на кофе огромные деньги, но по-другому не могу. Да и, в конце концов, можно себе позволить хоть что-то. Я столько лет бродил по «зоне», рискуя быть убитым и сожранным.
Кофе мне понравился, хотя я, стыдно сказать, в нем не разбираюсь совершенно. Капучино от латте не отличу даже под дулом пистолета. Хотя утром пил его часто.
Растворимый из банки.
— Так что у тебя случилось? — спросил Виктор.
Я рассказал ему про вчерашнюю встречу с Измайловым.
— Не знаю, что делать. Вообще не знаю.
О своем появлении в этом мире и о задании «водных» я говорить не стал. Настолько я Виктору пока не доверяю.
— И почему, черт побери, такое внимание к «зоне»? Какие тут деньги по сравнению с другими источниками дохода?
— Правильно рассуждаешь, — похвалил меня Виктор, — но не забывай, но всех хитросплетений местной политики ты пока не знаешь. «Зона» здесь, во-первых, имеет символическое значение. Кто контролирует сталкеров, тот обладает большим статусом, несмотря на то, что какая-нибудь швейная артель может приносить больше денег. А во-вторых, добыча с «зоны» позволяет создавать уникальные вещи, такие, которые заменить невозможно, и они могут давать огромное преимущество. Ни я, ни другие мастера не могут продавать их самостоятельно. Только с разрешения «рассветных». А самое лучшее выкупают они. Не забирают, а именно выкупают — контрабандисты здесь ведут себя честно.