Он сжимает меня еще сильней.

- И мне очень плохо… Вот зачем ты это сделала… Зачем? Почему ты ничего мне не рассказала и наворотила в одиночку такого дерьма, которого уже не разгрести…

- А чем бы ты мне помог? - говорю робко и тихо, и тревожно дышу в его шею.

- Я не знаю… Может быть я ограбил бы банк, может, угнал несколько дорогих тачек или продал почку! Или набрал кредитов… - Скворец начинает заводиться, - Мы могли бы отдавать их деньгами, которые я бы получал на боях. Ты ведь даже не дала мне шанса… Ты просто забрала все наше будущее… С тобой случилось такое дерьмо, а ты даже ничего мне не сказала…

- Прости, - шепчу еле слышно.

- Если бы я мог простить, мне бы не было так плохо, - Скворец зарывается пальцами в мои волосы, - И тебе бы не было.

- Я так больше не могу, - я шмыгаю носом, - Я устала. Лучше бы ты так и оставался моим воспоминанием.

- Я тоже очень устал, сучара! - он прижимает мою голову к себе крепче, - Наша с тобой страсть вышла слишком разрушительной…

Ненадолго Скворец замолкает и тяжело дышит, а потом спрашивает взволнованно.

- Ты обнимешь меня? Сучара, пожалуйста…

Мои руки все еще зажаты между нами и Скворец меня слегка освобождает и дает их вытащить. Я просовываю руку вдоль его корпуса и обнимаю за спину, большим пальцем медленно вожу по ткани футболки.

- И ногами…

Теперь мы лежим почти, как раньше. Только мы совсем другие. И у меня правда больше нет сил. Я даже понимаю, что он имеет ввиду, когда говорит, что не может меня простить, потому что я тоже его не могу. Скворец пропускает мои локоны через пальцы, то некрепко тянет их, то массирует затылок, прижимает меня еще крепче, трется щекой об мой висок и я снова сохну от тоски.

- Что мы будем делать дальше? - спрашиваю осторожно.

- Полежим, пока я опять что-нибудь не вспомнил…

- А потом что?

- Наверно, опять будем доказывать друг другу, что бывает еще хуже, чем мы думали.

- Не хочешь меня амнистировать?

- Уже нет. После Лавренова, точно нет.

- Но ты же понимаешь, что для меня это совсем ничего не значило?

- Зато значило для меня, - говорит с горечью.

- Я же знаю, что ты меня любишь… - шепчу на выдохе, - Я это чувствую…Ну нет у меня сил больше! Правда, нет! Я не хочу играть с тобой в войну… Я наступлю себе на горло и прощу тебе то, что ты прошелся грязными ботинками по моему сердцу, просто перестань это делать... Я так по тебе скучаю!

- Я тоже по тебе скучаю, сучара… Прости меня за все… Но вместе мы больше не будем…

- Ну почему ты такой? Если бы я видела, что у тебя все хорошо и ты счастлив, я бы смирилась и порадовалась за тебя… Но мы же мучаемся оба… Я же вижу, что тебе без меня тоже плохо, почему ты не хочешь просто попробовать все исправить? - я всхлипываю.

- Потому что такое уже не исправляется… Ты сама не видишь, что ничего уже не исправить?

- Неужели обида может быть сильнее любви?

- Наверное, может…

- Не отталкивай меня... Я держусь на последнем дыхании… - говорю нервно, сквозь частое, рваное дыхание.

- Я тоже на последнем дыхании, сучара… Но у меня не получается делать вид, что ничего не произошло. Я не могу так… не могу…

В моей груди снова ноет и снова хочется в него вцепиться. Мне сложно контролировать свои эмоции. Я отпускаю его, подбираю руки и ноги, высвобождаюсь из его объятий, поднимаюсь на кровати.

- Тогда больше не звони мне и не залезай в мой дом. Не давай мне надежду…

- Хорошо… Я больше не буду, - произносит с сожалением.

Я поднимаюсь с кровати, поджимаю губы от обиды и иду к выходу.

- Стелла… - взволнованно говорит мне в след, но я не останавливаюсь, натягиваю мюли и хватаю сумку, - Иди сюда!

Когда я говорю, что устала и больше не могу, значит я правда больше не могу. Я не собака, чтобы каждый раз бежать по его зову и опять на что-то надеяться. Скворец прав, страсть бывает разрушительной. Во мне больше нет энергии, мне срочно нужно что-нибудь разрушить…

Скворец

Как же мне было херово. Я никогда не перепивал настолько сильно. Полторы бутылки вискаря до появления сучары, пару пропущенных ударов в сердце и еще пол бутылки после ее ухода. Я не помню дословно, что я плел, помню только свои ощущения. Тоска со злостью, никогда не покидающие меня чувства. Я не хотел, чтобы сучара уходила, но все сложилось, как сложилось. Надо поговорить еще раз, на трезвую голову. Вчера я был на волоске от того, чтобы сорваться и сорвался бы, если бы прочитал ее блокнот во время первой порции спиртного. Помню, что когда она ушла я пролистал ее дневник, меня хватило только на четыре страницы, потом опять скрутило в узел от печали. В итоге, я налакался так, чтобы вообще не чувствовать, чтобы больше не болело. Под утро переодически просыпался от диких вертолетов, устало стонал и удивлялся почему я не в полном ауте, а регулярно включаюсь. А потом начал трезвонить мой телефон, но я не мог подняться, вырубался вновь и каждые десять минут просыпался от нового звонка. Я не знаю, что случилось, возможно я опять пр@ебал тренировку.

Более менее пришел в себя и продрал глаза, только ближе к вечеру. Как раз под очередной звонок. Как же задолбали!

Злобно поднимаюсь с кровати и пошатываясь иду к телефону. Незнакомый номер. Наверно, опять захотят втюхать очередную карту.

- Бл@дь, что? - агрессивно гаркаю в трубку.

- Скворец? - на том конце провода взволнованный, мужской голос.

- Да… - отвечаю не так решительно.

- Это Павел… Абрамов…

У меня тут же обрывается сердце и я перестаю дышать и от того, что этот мудак молчит мне становится только херовей.

- Ты сможешь подъехать к Боткинской больнице?

- Что случилось? - в миг я полностью леденею.

- Я сам пока не понимаю… Стелла в отключке и никто ничего не говорит.

- Сейчас буду… - я трезвею за секунду.

Пока виски жмет тисками и сердце колотится, как шальное я лечу в коридор и думаю, что с ней могло случиться. Первая мысль- я отдал ей ключи от ее байка или она сама их забрала, но они все так же лежали на полке. Я схватил свои. Я не знаю откуда у меня взялись силы держаться за рулем и никуда не вписаться, ведь меня колотило так, что мне стоять-то было сложно. Время тянулось так долго, хоть я гнал изо всех сил и прокручивал в своей голове самые страшные события. В какой-то момент я даже не выдержал и расплакался, вытирая слезы плечом, хотя, пока даже не понятно, что с ней произошло и что значит «в отключке». Опять поцарапалась и упала в обморок или сбил КамАЗ? Нихрена она не поцарапалась! Этот хер не названивал бы мне с самого утра миллион раз… Почему я не взял трубку сразу… А что если правда все очень плохо? Я ведь даже не сказал, что люблю ее, хоть она и жестокая, предательская сучара. Не сказал, что у меня тоже осталась ее пачка, которую в наш последний вечер в поле она забыла в моей куртке, только все сигареты на месте и я никогда их не курил. Мы так и не помирились. Не поцеловались нормально. Не попросили друг у друга прощения, так чтобы по-настоящему простить. Почему я вчера просто не тормознул ее? Лучше бы тушили новые шторы...

Когда я, наконец, долетел, на ходу сбросил байк, не заглушив его и услышал, как его крутануло и ударило об забор, но я быстро гнал ко входу. Сразу заметил какого-то нервного ёбика, расхаживающего из стороны в сторону, я не видел этого хера вблизи, но чутье мне подсказывало, что это он.

- Что случилось? - я яростно к нему подлетаю.

Пару секунд он тревожно и внимательно на меня смотрит, как будто мы собрались здесь для того, чтобы меня рассматривать.

- Да шевелись! - я ору.

- Мне под утро соседи позвонили, сказали у нас какой-то странный шум и вообще пол ночи что-то происходит… - начинает быстро бормотать, - Я позвонил ей, она не берет трубку. Я поехал. Там весь дом разгромлен. Вообще все! Ничего целого нет. А Стелла…