— Ну ладно, — буркнул другой старейшина. На внешний вид они отличались только длиной и густотой бороды. — Я, конечно, не одобряю, но так тому и быть. Раз это желание большинства…

И они принялись читать, громко и вслух. Пан Росицкий уже не мог не улыбаться, хоть ему и было неловко — он слушал хитросплетение сложных, порой незнакомых, но определённо очень умных слов, и повторял их про себя голосом Берингара. Он видел этого молодого человека не очень много раз, но есть в жизни вещи, оставляющие впечатление до самой, с вашего позволения, смерти.

— «…и вышеупомянутая операция была проведена незамедлительно, как того требовали обстоятельства», — запинаясь, читал пожилой колдун. — «В связи с тем, что человеческие, магические и временные ре… ре… ресурсы были ограничены, я взял на себя смелость в очередной раз… раздроб…» Да чтоб тебя! «Раздробить наши силы и перераспределить их для наиточнейшего выполнения поставленной задачи…» Какой задачи? Какой, я вас спрашиваю, задачи?! Не склеить копыта? Я уже забыл, с чего он начал!

Тут уже захихикали многие. Пан Росицкий поискал глазами Юргена Клозе и увидел, что тот старательно прячет улыбку.

— Прошу прощения за причинённые вашему языку неудобства, — мягко сказал Юрген и отобрал бумагу. — Боюсь, в детстве у моего сына было слишком много книг. Это моя вина… Если хотите, я прочитаю быстрее.

— Не надо! — взмолились все. — Мы поняли, можно не вдаваться в подробности…

— И не нужно, — вполголоса заметила Чайома. Пан Росицкий понял, что она обращается к нему, и склонил голову набок. — Они рассеянные сегодня, как и всегда, наподобие праха на ветру. Нас, очевидно, может слушать тот, кто виновен в смертях многих.

— Правда, правда, — покивал пан Росицкий. — Спасибо за доверие, хотя, каюсь, я тоже не подумал об этом.

— Тебе я верю, твой сын — там.

— У Клозе и Хольцера тоже…

Чайома поглядела на них обоих и медленно покачала головой. Крупные бусины совершили перекат в противоположную сторону.

— A им — не верю, но дело это не моё. Общее оно.

Кто-то из многоопытных ведьм уловил витающую в воздухе мысль Чайомы и вынес её на всеобщее обсуждение — мысль о том, что среди них мог затесаться предатель. На это верховные маги и послы среагировали вяло: на их веку было уже столько предателей самого разного сорта, что, казалось, их уже ничем не удивить. Пан Росицкий невольно задумался, почему их жизнь ничему не учит, но вовремя спохватился: маги ведь. Когда ты способен менять день на ночь по щелчку пальцев, поневоле чувствуешь себя самым лучшим. Несмотря на то, что твой товарищ рушит мосты хлопком ладоней…

— Всё-таки я озвучу, — настаивал Юрген Клозе. — Спасибо. Здесь сказано, что есть новости по поводу противостоящих нам людей, но это требует личного разговора и выяснения обстоятельств.

— Правильно он не доверяет бумаге, — пробормотала Вивиан дю Белле. — Далеко пойдёт.

— Ну ладно, хоть что-то, — теперь проснулся Хольцер. Пан Росицкий не сомневался, что этот старый приятель скажет какую-нибудь гадость, и приятель не подвёл: — А что с молодёжью делать будем? Они, конечно, сослужили хорошую службу, но нельзя после такого просто их отпустить.

Собрание смущённо замолчало. О том, что делать с молодёжью после миссии, вообще никто не думал.

— Эрнест, — обратился к нему пан Росицкий. Его голос немного дрожал, но пана Росицкого все любили, поэтому ему всё прощали. — Мне не совсем понятен смысл ваших слов. Эти достойные молодые люди сделали то, на что не решился никто другой, они почти довели до конца важнейшее на нашем веку дело — конечно, они нуждаются в награде. Прошу всех не думать, что я только хлопочу за сына… Конечно, меня переполняет гордость, но я уверен, отличились все. — Собственные слова показались ему недостаточно вескими, и он добавил: — Если кто-то сомневается, можно в этом убедиться, перечитав доклады пана Берингара с самого начала.

— Никто не сомневается! — испугался Хольцер. Юрген, сидящий сбоку от вредного старика, усмехнулся. — Так, ну что ж… Полагаю, господина Клозе нам стоит наградить сразу и как можно быстрее.

— Уверяю вас, мой сын не тщеславен, — заверил его Юрген. В глазах военного мага искрился неозвученный смех.

— Знаю, — буркнул Хольцер, — но он определённо будет весьма благодарен, причём благодарен вслух… Моя дорогая внучка сослужила хорошую службу, её навыки амулетоплетения были полезны в пути, а в деревне этого проклятого отщепенца Никласа она и вовсе всех выручила. Моя девочка…

— Это так, — подтвердил Юрген, перелистывая лежащие перед ним бумаги. — Господин Росицкий также полностью оправдал свою фамилию: уверен, без него многие не вернулись бы живыми.

Эти слова тронули пана Росицкого до глубины души. Он так расчувствовался, что даже забыл что-то сказать, а когда сморгнул слёзы гордости, за столом уже обсуждали Гёльди.

Родственников у Гёльди не осталось, и некому было высказаться за них. Однако за Адель ручались многие ведьмы, посетившие шабаш в этом году (например, пани Росицкая), и те, кто шабаш не посещал (например, пани Хелена): их свидетельства, зафиксированные в письменном виде, тоже лежали на столе. Арман произвёл на колдунов сплошь положительное впечатление даже без отзывов Берингара — картину смазывало лишь то, что он был оборотнем, но, в конце концов, среди гипнотизёров и чёрных заклинателей это была не самая подозрительная личность.

— С этим согласен, — вынужденно кивнул Хольцер. — Но что насчёт ведьмы? Не знаю, как вы, а я не верю в то, что разовое посещение шабаша — на который её, к слову, вполне оправданно не пускали — одним махом всё исправит. Вы видели эту бестию, уважаемые! Её сила неохватна, и её никто не держит в узде!

— Как же брат? — уточнил Юрген. Кое-какие из старейшин согласился с ним.

— Да никак, — холодно ответила мадам дю Белле. — По моим личным наблюдениям, Арман Гёльди абсолютно её не контролирует.

Пан Росицкий расстроился. Он успел немного узнать новых друзей Милоша, и ему казалось, что члены собрания намеренно сгущают краски. Ну конечно! Эрнест Хольцер всегда был злопамятным человеком: если Лаура когда-нибудь простит Адель все их разногласия, то он определённо этого делать не намерен.

Споры росли, ситуация накалялась. К единому выводу не пришли, и пан Росицкий убедился: Адель придётся несладко. Её не смогли ослабить, не смогли убрать, напротив — даже пустили в общество. Конечно, Эльжбете ничего за это не грозило, но одно дело — Эльжбета, и совсем другое — юная ведьма, у которой в самом деле было мало опыта, но много горечи в судьбе… Адель действительно оставалась потенциально опасна, с этим поспорить трудно. Однако то, что её собирались подвергать каким-то испытаниям, унижениям или наблюдениям и впредь, совсем не нравилось пану Росицкому. Что они имели в виду под уздой, которая необходима Адель? Какую-то колдовскую клетку в виде обета или очередное поручительство? Но если их не удовлетворило поручительство самой Эльжбеты Росицкой, то что тогда?

В этот невесёлый момент полоска света на полу стала шире. Высокие двери распахнулись, и младшие колдуны, подскочив со своих мест, замахали руками и прибавили огня. Берингар Клозе прошёл к столу чётким шагом, не останавливаясь на пороге и не обращая внимания на полный раздрай за столом. Он даже подождал, пока его заметят — и почтенные члены собрания, один за другим и одна за другой, по очереди поворачивали головы в его сторону и замолкали. Чем дальше от входных дверей — тем позже спадал шум, и, когда прикусил язык самый последний маг, наконец-то стало тихо.

— Приветствую собрание. — Сегодня Берингар был лаконичен, как выстрел, и это произвело должное впечатление. — Мы вернулись.

Вдоволь наругавшиеся старейшины вмиг приняли торжественный вид (возможно, этому способствовал внешний вид самого Берингара — высокий и отстранённый, в своём длинном пальто, он один уравновешивал разодетых и разгорячённых магов всех мастей).

— Все ли добрались?

— Все на месте и ожидают ваших распоряжений.