— Но это ты подвёл меня к пани Росицкой…

— Кто угодно мог сделать это, просто рядом оказался я. Когда мы добрались до Праги, решение стало очевидным.

Адель не согласилась с ним: если вдуматься, Берингар делал куда больше того, о чём говорил. С самого начала он старался сделать так, чтобы было как можно меньше нападок на Гёльди, выгораживал их с братом перед старейшинами и прочими вредными колдунами. Адель вспомнила, как он отослал часовщика Стефана под ложным предлогом, хотя всегда был далёк от лжи, и как крикнул на того же Стефана, когда тот собрался поиздеваться над Гёльди. Оставшееся безнаказанным убийство и открытая конфронтация с мадам дю Белле — и вовсе опаснейшие авантюры, за которые Бер мог получить сам и подвести своего отца. Другие мелочи вихрем завертелись у неё в голове — мелочи, на которые она только раздражалась или не обращала внимания вовсе, но это не делало их несущественными, вовсе нет. Теперь они существовали для неё в первый раз, и Адель поймала себя на том, что задыхается.

— Всё в порядке? — тихо спросил Берингар. Адель быстро покивала и, резко вскинув руку, принялась поправлять чёлку: она не хотела, чтобы он смотрел на неё, и сама не могла на него смотреть. — Хорошо. Как видишь, ничего ужасного не произошло, а теперь об этом и вовсе можно забыть.

Забыть? Нет, она никогда ничего не забудет, не сможет. Адель скосила глаза и посмотрела на книгу в руках Берингара. Она просто лежала там, эта книга, и не говорила ни о чём.

— Пойду я, — невнятно пробормотала Адель. — Нужно отдыхать. Всем.

— Нужно, — согласился Берингар. — Доброй ночи. Если что-то понадобится, звони в колокольчик — придёт Ингрид либо Эмма. Утром тебя разбудят.

Адель сделала ещё несколько энергичных кивков, встала, одёрнула платье, зачем-то отряхнула край дивана, где сидела. Сделав несколько шагов в сторону коридора, она всё-таки остановилась и обернулась в нерешительности.

— Берингар, — тихонько позвала она.

— Да? — послышалось из темноты. Несмотря на усталость, он всё ещё отвечал ей.

— Ты говорил мне что-то ещё? Там, в поле, когда я… хотела себя убить и плакала. Ты говорил что-нибудь ещё?

После минутного молчания он ответил еле слышно:

— Ты хорошо помнишь, что я тебе сказал.

Адель кивнула, поняла, что её никто не видит, и покинула гостиную. За окном смеялись звёзды и луна.

***

Утром Адель не встретила хозяев: завтрак и горячую воду ей принесли в постель, не приглашая к столу. Она не гадала, был ли в этом какой-то смысл, только жевала хлеб и считала минуты. В этом доме ничего дурного не произошло, но ощущение неуютности не покидало её, и хотелось как можно скорее вернуться к брату. К брату, и к Милошу с его дурашливой беспечностью и сарказмом, и к молчаливому писарю, разве что к Лауре не хотелось, но она никуда не денется. Как они провели ночь? Холодок тревоги пробежал по рукам Адель, но она успокоила себя тем, что ребята умные и со всем справятся. Наверняка они тоже встали, позавтракали и ждут возвращения…

— Всё готово, — сообщила Ингрид, появляясь на пороге. — Пойдёмте, фройляйн, я провожу вас до двери.

— Мне говорили, что мы поговорим про порчу…

— Такие дела за полчаса не делаются, — буркнула Ингрид. — А ночью спать всем надо, а тем, кто ночью не спал — с утра. Узнайте у кого-нибудь другого, фройляйн. Штука это долгая и кропотливая, знахари и те путаются через раз. Здесь, — она остановилась и показала на обыкновенный деревянный стул, окружённый двумя-тремя закрытыми дверьми. — Подождите, фройляйн, скоро выйдут господа. Жаль, что ничему вас обучить не смогла, но тут уж правда некогда.

— Ничего страшного, — заверила её Адель. Перед глазами всплыло осуждающее лицо брата. — Спасибо, вы нам очень помогли, — добавила она с трудом, и укоризненный Арман исчез. Ингрид улыбнулась, покивала, присела в реверансе и скрылась на лестнице, напевая какую-то песенку на родном языке.

Голоса из-за ближней двери интриговали, но не настолько, чтобы подслушивать или мешать. Хватит с неё неожиданных открытий. Адель сонно потёрла глаза и уставилась на свои руки: они больше не дрожали, только ныли каждой мышцей, как поясница и ноги. Вчера в голове толкалось слишком много мыслей, сегодня не осталось ни одной, поэтому она тупо ждала чего-то, рассматривая узоры на резных панелях. Здесь изображались сцены охоты, сухопутные и морские баталии, на одной стене маршировали солдаты, ещё где-то горело здание, на крыше которого развевался флаг. Трофейное оружие, настоящее, висело на стенах зала, через который её недавно вела Ингрид, и напоминало о войне.

— …до свиданья, Вилл. — Из-за ближайшей двери вышел Юрген, увидел Адель и приветливо улыбнулся. Он снова был в форме, если вообще её когда-нибудь снимал. — Доброе утро, фройляйн. Совсем скоро вы вернётесь обратно. Надеюсь, с вашими соратниками всё в порядке.

— Благодарю за беспокойство, — снова старательно выговорила Адель. Брат гордился бы ей! — Я тоже на это рассчитываю.

Юрген ушёл, но дверь осталась открытой. Голос Берингара перемежался с незнакомым женским голосом, но беседовал он явно не со служанкой и не со знахаркой. Адель сдалась и как бы невзначай прошлась мимо двери, потом передумала и спросила в открытую:

— Ты скоро? Нас, вообще-то, ждут.

— Да, я скоро, — Берингар сказал вполголоса пару слов своей невидимой собеседнице, потом обратился к Адель: — Если хочешь, можешь войти, я вас познакомлю.

Адель вошла в тесную комнату, почти каморку, напоминавшую о том, что хозяева этого дома — в первую очередь маги: тёмные пропахшие травами сундуки, склянки и сосуды с жидкостями и парами всех возможных цветов, котёл в углу и множество зеркал, смотрящих будто в одну точку. Здесь ей сразу стало уютнее. Напротив Берингара сидела женщина; увидев её, Адель на мгновение потеряла дар речи. Она видела множество привлекательных женщин на горе Броккен, но эта незнакомка лучилась такой истинной красотой, что, казалось, её кожа источает нежнейший свет. Длинные светлые волосы были распущены и сливались с бежевым домашним платьем, а глаза — такие же, как у Берингара — смотрели с непривычной теплотой.

— Это Адель, — сказал Берингар. — Позволь представить тебе мою матушку.

— М-мне очень приятно, — запнувшись, откликнулась Адель. Невероятное облегчение охватило её: вся группа молча пришла к единогласному выводу, что мамы Бера давно нет, но вот же она!

— Мне тоже, рада увидеть воочию знаменитую Гёльди, — приветливо сказала женщина. Вильгельмина, всплыло в памяти Адель. Вилл.

Мать и сын продолжили болтать о всяких мелочах, Адель ждала у двери, пытаясь понять, гложет ли её зависть. Не поняла. Она часто терялась или злилась при виде таких писаных красавиц, вспоминая собственное угловатое тело, маленькие груди, всклокоченные волосы и острое лицо, но сейчас не могла найти в себе ни зависти, ни злости.

— Тогда лучше поспешить, — согласилась Вильгельмина. В её голосе было столько ласки, что и представить сложно. — Надеюсь, мы не заставили тебя ждать?

— Нет, — соврала Адель, поняв, что смотрят на неё. — То есть, да, но это…

— Это важно, а ты мне и не сказал, — она вздохнула с укором и поглядела на сына, тот только плечом повёл. — Ладно, идите… засмущали девушку. Прости, дорогая, что не успею познакомиться с тобой поближе. Ты чего такая огорошенная?

— Ничего, — Адель показалось, что она слишком много врёт, а при таком поборнике правды, как Берингар, это было чревато. — Всего лишь удивлена. Понимаете, мы все думали, будто вы умерли, и я очень рада, что это не так, но…

Что-то в улыбке Вильгельмины заставило её замолчать и догадаться. Свечение, казавшееся Адель метафорическим, никуда не пропало.

— Ох, Адель. Ты никогда не призывала призрак своей мамы? Или бабушки?

— Нет, — теперь ей было очень стыдно, не как раньше, а по-настоящему. Берингар молчал, пришлось самой отвечать за свои ошибки. — У нас нет праха и нет стольких подходящих зеркал, к тому же… мы с братом решили, что это будет слишком больно, и даже не думали о таком.