— На нас напали вчера вечером, — чуть помедлив, сказал он. Старушка, казалось, вот-вот всплеснёт руками и ахнет, но она только сузила глаза, внимательно слушая дальше. — Господа Гёльди и Росицкий отправились на разведку, и это пришлось весьма кстати — они смогли отбиться.

— Никто не пострадал?

— Нет, — вставил Милош. Рука почти зажила, и ему очень не хотелось, чтобы слухи доползли до нервных родичей. — Не считая двух убитых нами, но им уже всё равно.

— Всё-таки дошло до смертей, — глухо сказала мадам дю Белле. Милош запоздало сообразил, что, возможно, Берингар не собирался об этом рассказывать, но тот не сменил тона:

— Дошло и ещё дойдёт. Мадам, кем бы ни были эти люди, они атаковали первыми, и я считаю…

— Я вас не упрекаю… вы защищались. А кем же всё-таки они были?

— Мы не обнаружили доказательств того, что покойные были магами, и склоняемся к мысли о том, что они всё-таки были людьми, — результатов изысканий Берингара и Армана Милош пока не слышал, поэтому навострил уши. — Однако я совершенно точно учуял следы колдовства.

— Маги, но не маги? — не поняла Лаура.

— Вряд ли, тогда бы они колдовали. Пули обычные, люди — тоже. На них определённо кто-то повлиял.

Вот как. Обнаруженные Берингаром следы нанесены другим человеком — колдуном или ведьмой, кем-то, кто стоял за нападением.

— На одежде или на коже? — со знанием дела осведомилась мадам дю Белле.

— К сожалению, сильный дождь уничтожил эти детали.

— А на что это влияет? — заинтересовался Арман.

— Одежду можно снять и уничтожить, такие чары слабее и проще, — объяснил ему следопыт. — С кожей сложнее, в таком случае вероятен сильный гипноз или обет, каким связан уважаемый господин писарь. Если бы вам пришло в голову его раздеть и обследовать на предмет следов, вы бы обнаружили, что одежда «чиста», в отличие от души и тела.

— Я доложу об этом, — голос мадам делался тусклым, когда она говорила о важном.

— Я написал отцу зашифрованное письмо с деталями, он поймёт. Вы можете воспользоваться этими сведениями, как только будет готова расшифровка.

Милош слушал, стараясь не зевать. Папа оказался прав: чинные беседы со знатными колдунами — прерогатива брата, но брат не справлялся бы со всем остальным… Он вытянул ноги поудобней, скользнул взглядом по кабинету и вернулся к мадам дю Белле, похожей на главную сахарницу в своём фарфоровом сервизе.

— Скоро главный шабаш года, — без обиняков начала госпожа посол. — Вы справляетесь хорошо, но вот моё мнение: на какое-то время нужно работу прекратить. Вы все прекрасно понимаете, что происходит в эту ночь…

Милош заметил краем глаза, как вздрогнула Адель. Это была не свойственная чувствительной девушке дрожь, а неконтролируемое телодвижение перед взрывом, но дом дю Белле выстоял. «Вы все…» — все, да не все! Милош слышал о празднике со всех сторон: сам он, конечно, по горам не шлялся, зато знал от матушки, что за страсти там творятся. Знал также о деяниях до и после, а уж о том, как реагирует на приближение майской ночи ведьмино тело и душа — знал наверняка побольше присутствующих дам. Ещё бы, три ведьмы в доме… Как знать, может, у Катаржины получится попасть в этом году.

Вальпургиева ночь, обладающая ещё десятком-другим взаимозаменяемых названий, была одним из любимых праздников Милоша: сначала он без зазрения совести водил хороводы вокруг майского дерева, изгонял зло так, словно сам не почитался этим злом (если б эти «изгнания» помогали, говорила мама, мы бы давно заметили!). Однажды его даже выбрали главой праздника, дали корону и цветы… Ну, а после Милош уходил домой и коротал остаток ночи с братом и отцом, поскольку тем было довольно скучно в доме, который покинули ведьмы. Девочек на время шабаша сдавали к бабушке — та уже никуда не ездила и скучала, а пани Эльжбета могла вернуться и через три дня, и через неделю. Зависело от того, куда её занесёт шальная метла.

— Как раз хотел попросить вас об этом, — вежливо, но не подобострастно сказал Берингар. — Ведьмам будет не до нас, к тому же, группа останется неполной и будет лишена возможности записывать чужие истории.

— Да-да, — немного рассеянно сказала госпожа дю Белле. Она смотрела на Адель, смотрела безответно. — Все юные особы, которых я вижу, отправятся на гору?

Этой искры хватило. Адель резко повернула голову, как сова, и прошипела:

— Нет, не все, и вы преотлично об этом знаете! — затем она зачем-то задела Лауру, которая и без того не пикнула, и промчалась к двери.

— Где ваши манеры, мадемуазель? — осведомилась госпожа посол. Голос звучал укоризненно, но на лице это никак не отразилось — она наблюдала.

Ответ был столь неприличен, что записывать его не стоит. Хлопнула дверь, грохнулась на пол картина с другой стороны стены, вскрикнул мажордом. Арман извинился и, подхватив шляпу, быстро вышел следом.

— Это была провокация, — прокомментировал Берингар. Лаура при слове «провокация» икнула, но не разревелась. — Мадам, вы проверяли её? Могли просто спросить меня…

— Раз ей хватает и одного вопроса, говорить здесь не о чем, — мадам прервала фразу и выжидающе поглядела на Берингара. Милош только сейчас понял, насколько тому должно быть несладко из-за Адель. Как руководителю.

— Вам известны те же смягчающие обстоятельства, что и мне, госпожа посол. То, что в преддверии ведьминой ночи любая ведьма, особенно юная и не по своей вине неопытная, теряет контроль — не оправдание Адель Гёльди, но объективный факт.

— «Не по своей вине» — это уже оправдание, — мадам дю Белле и Берингар боролись на равных. — И что вы решили? Вы ведь что-то решили, хочу я знать?

— Госпожа Гёльди уже доказала свою полезность, — ровным голосом ответил тот. — Более того, не выпускать её из виду было частично вашим решением. Полагаю, мадам, мы со своей стороны сделали всё, что могли, а вы вправе определить её дальнейшую судьбу.

— Каким образом?

— Провести девушку на гору.

Милош ожидал чего-то подобного, поэтому не удивился. Лаура тоже, что бы она сейчас ни думала, а вот мадам дю Белле поджала губы и покачала головой.

— Понимаю, что вы имеете в виду. Встреченные вами ведьмы и сами не в почёте, прийти с ними равносильно самоубийству репутации, которой у неё и так нет… Однако… я стара, и это, как вы изволили выразиться, объективный факт. Я не посещаю шабаши уже довольно давно, и моё разрешение или мой запрет никоим образом не повлияет на Адель Гёльди.

Берингар промолчал, рассматривая край кружевной салфетки. Отказ был недвусмысленным, а положение — сложным: с такой Адель они не дотянут до конца месяца. Куда её девать сейчас? Отпустить — нельзя, слежка за Гёльди перестала быть тайной, если вообще была. Держать при себе… если их запрут в подвале в таком составе, не останется ни подвала, ни состава, ни страны, в которой сие произойдёт.

— Но я не понимаю другого, — мадам дю Белле с искренним недоумением обратилась к Лауре, — почему вы, мадемуазель, не окажете услугу своей подруге.

Лаура зарделась и подобралась, почти как Адель. Милош чувствовал — она вот-вот ответит тем же, но всё-таки в этом плане голова Лау была покрепче, да и ей не хотелось повторять за Адель и подводить Берингара, оказавшегося во главе сразу двух ведьм. Как ни парадоксально, при всей женской силе и власти в чародейской половине мира ведьмы крайне редко занимали высокие посты: для этого нужно было обладать выдержкой Вивиан дю Белле или иными качествами, но чаще всего высокий чин присваивался дамам, чьи способности лучше поддавались контролю, другими словами — были слабее. Отсюда вытекали бесконечные противоречия, которые Милош очень хорошо знал по собственным родителям: всем заправляла матушка и главные решения принимала она, но воплощал в действительность только отец. В противном случае, воплощение могло заиметь последствия.

— Боюсь, нам пока не удалось стать подругами, — неожиданно спокойно сказала Лаура. Вместо того, чтобы закатить истерику и пожаловаться на Адель, она предпочла бросить тень на неё, избегая упоминать себя: — Если я и предложу что-то подобное, она наверняка откажется.