– Уважаемые господа послы, – звонкий голос старейшины по имени Моргана заставил всех притихнуть, а Армана-Хартманна – встрепенуться. Оказывается, он немного сполз в кресле, начав клевать носом: этого молодой оборотень не предусмотрел. – На сегодня, пожалуй, хватит. За короткий срок было сказано многое, осталось ещё десять раз подумать…
И ведь она даже не шутила. Жаль, что не выйдет взять книгу с наскока – Роберт и сам был не против, но всё же с сожалением признал, что гораздо безопаснее ввязаться в привычную тягомотину. Для начала.
– В самом деле, давайте продолжим завтра, – согласился пан Росицкий, сладко потягиваясь. – Засиделись мы с вами! Слов много, а смысла…
– А смысла ещё больше, – продолжил сэр Дерби. – Да-а, друзья мои, эти дебаты затянутся надолго…
Другие, кого Арман не отметил особо, тоже что-то говорили. Они больше участвовали в позднем политическом споре, а не в решении вопроса книги, и это было на руку – меньше соперников, меньше выбора… Старейшины выходили первыми, сопровождаемые Берингаром, у дверей их подхватил отдельный отряд. Внизу кто-то оберегал книгу чародеяний. Арман остался сидеть, ожидая, пока выйдет хотя бы половина: ему не хотелось напрягать ногу раньше срока и толкаться на пороге зала.
Он наблюдал, как покидают стол старшие маги: они устало переговаривались друг с другом и шутили, что сегодня обойдутся без лишних разговоров. Это значило, что старая тёплая компания не будет собираться после ужина, а сразу пойдёт спать, и Арман был до жути рад это слышать – в этот вечер он устал не как оборотень, а как человек, в чьей голове было слишком много противоречивых мыслей. Хольцер попрощался с ним одним и злобно утопал в свои покои, за ним проследовал какой-то австриец. За Вивиан увивались сразу два француза, поэтому она не смогла перекинуться словечком с Робертом, хотя и очень хотела. Пан Михаил и Чайома ушли вместе, а итальянский звездочёт всё порывался идти на крышу, но его удерживали, как могли – окоченеет дуралей.
– Господин посол, – совсем рядом раздался голос Милоша, и Арману не пришлось притворяться, чтобы выронить от испуга трость. – Хотите или нет, а в столь поздний час я вас провожу в любом случае.
– Проклятое пламя, простите мне мою вульгарность, – пролепетал Арман. – Напрочь забыл, что вы там стоите!.. Так и с ума сойти можно…
– И вы простите, – отозвался Милош, старательно изобразив раскаяние. – Так мы идём или нет?
– Гм, – пробормотал оборотень и пощупал опухшие к вечеру запястья. То, что на пороге маячил Берингар, ему не очень нравилось. Должен был уже уйти, однако стоит, ждёт… и вряд ли своих молодцов в погонах. – Да, идёмте, пожалуй.
Он осторожно поднялся из-за стола. Тело возмутилось, но смиренно приняло этот ход. Что ж… осталось в обморок не хлопнуться. По словам Роберта, это случалось крайне редко и от сильного переутомления, от коего он себя старательно берёг, и всё же для прятавшегося в чужом теле Армана привычные мелочи превращались в череду испытаний.
– Чего это ваш приятель стену подпирает? – лёгким и дружелюбным тоном поинтересовался Арман, опираясь на трость и следуя к выходу бок о бок с Милошем.
– Не знаю, – пожал плечами Милош. Арман не успел присмотреться к нему как следует, а теперь друг оказался спиной к огню, и его лица почти не было видно. Слушал ли он собрание или махнул рукой? Думал ли так же, как его отец? – Давайте спросим.
Спрашивать не стали – Берингар сам обратился к ним. Точнее, к Хартманну. Скользнув ничего не выражающим взглядом по Милошу, он слегка понизил голос и задал вопрос, правда, на немецком.
Арман спокойно встретил его взгляд. Нельзя сказать, что он не понял ни единого слова – какой-то общий вопрос о книге, о том, что произошло сегодня внизу, но ответить не мог никак, не имел права. Подтянуть язык до совершенства за такой краткий срок было невозможно. К счастью, на такой случай у них с Хартманном оказалось больше всего заготовок – оба подумали об этой проблеме в первую очередь.
– Молодой человек, – сказал Арман, устало опустив веки и потом снова поглядев на Берингара. Надо же, какие у них теперь похожие глаза. – Должен сказать, до сего момента ваше воспитание казалось мне почти безупречным, как бы я ни относился к вам лично, и всё же… Обращаться ко мне на родном языке, пусть и нашем общем, в самом сердце колдовской общины – дурной тон. Неужели отец не говорил вам, что в такой обстановке стоит беседовать на латыни даже тет-а-тет? Быть может, вы ещё помните заветы своей матушки?
Арман понимал, что сейчас он стремительно падает в глазах Берингара и поднимается в глазах Милоша: первого не могло не задеть упоминание родителей, а второй был только рад тому, что кто-то пресёк этот ужасный немецкий. В самом деле, Бер едва заметно напрягся, как всегда делал, когда сдерживал злость, а Милош отвернулся, виновато пряча свою ухмылку: ему было жаль старших Клозе, но как же не среагировать на такую отповедь!
– Вы совершенно правы, господин посол, – бесстрастно произнёс Берингар, не опуская глаз. – С моей стороны это была грубая ошибка, не буду сочинять себе оправданий. И всё же, вы могли бы ответить, если это вас не затруднит.
Вот теперь напрягся Арман. Сам вопрос его не смутил – он его почти понял, а вот то, что Берингар так настаивает… Либо из принципа не хочет повторять на латыни, либо, что гораздо хуже, подозревает Хартманна в чём-то, что потребовало языковой проверки. А по лицу и не разберёшь.
– Всё, что касается книги, находится в ведении старейшин, – слабо улыбнулся Арман. – Здесь прозвучали громкие слова о том, что я, дескать, хороший теоретик. Что ж… пожалуй, но всё-таки рано давать ответы на такие вопросы. Как я уже говорил мадам дю Белле, время покажет.
Развитие! Проклятое пламя, в последний момент вспомнил, что это «развитие» или что-то похожее, про рост, про изменения во времени… Удачно ответил, это подойдёт. Арман со смешанным чувством поймал себя на том, что ждёт совета настоящего Роберта так, словно Берингар – их общий враг.
– Благодарю, господин посол. Я только хотел услышать подтверждение своих подозрений, – сказал Берингар. – Не смею вас больше задерживать.
Арман устало попрощался и вышел, вслед за ним выскочил Милош, видимо, не желавший задерживаться после такого. Последние слова Бера Арману-Хартманну не понравились, с другой стороны, он не мог почуять неладное так скоро: чужое тело – чужие сигналы, магических следов – никаких, все глубоко внутри, а для этого следопыту пришлось бы залезть ему в глотку. Не самое подобающее поведение для любимца старейшин. Личные вещи? Все принадлежат Хартманну. Конечно, Арман трогал их своими руками, спал на постели в своём облике, но в том, что никто не станет шарить по вещам гостей, не сомневался уже Роберт – они это обсуждали, когда возник вопрос со следами и прочим.
– Ах, – вдруг сказал Арман. – Простите, я задумался. Вы что-то сказали?
– Нет, это не я, – откликнулся Милош, пропуская его перед собой в узком переходе. – Сородич мой на лестнице болтал, эхо донесло.
– Ясно… – и он непритворно вздохнул, поморщившись от боли в груди. – Помнится, я сегодня был с вами незаслуженно резок. Не знаю, что тут сказать, кроме банальных извинений, но когда здоровье подводит, всё труднее следить за собой… Вам, друг мой, не понять, и я очень надеюсь, что этого вы не поймёте как можно дольше.
– Что вы, – кажется, Милоша приятно удивили его слова. То ли извинения не ждал, то ли пожелания долго здравствовать. – Я так и подумал.
В роли стражника он был непривычно немногословен. Пользуясь характером своего посла, Арман с любопытством уставился на Милоша: такая знакомая физиономия, круглая и беззаботная, только взгляд теперь чисто отцовский – пан Михаил смотрел так же, когда уже не косил под дурачка, но ещё не шёл в атаку.
На мгновение Арман перенёсся в прошлое, туда, где они сидели за столом с Берингаром, Милошем, его отцом и братом и болтали обо всяких мелочах. Как же он тогда был счастлив, сам того не понимая! И как ему потом смотреть им в глаза? Он же сейчас врёт этим людям, врёт им в лицо, а они ему верят. Он сам добивается, чтобы они ему верили.