– Нахожу, – сокрушённо признался друг. – Очень даже нахожу, и знаешь что? Я уже не соображаю, на каком языке мы его ведём.

Арман открыл рот, чтобы ответить, и закрыл. О некоторых вещах лучше даже не думать.

Дома они застали тишину и уют: Катка и Хана уже спали, спали и племянники Лукаш и Кристоф, оставшиеся в гостях. Сосчитать всех взрослых Арман не решился, но в гостиной остались только Корнель и пан Росицкий. Пока он выражал свою благодарность смущённому Корнелю, Милош куда-то делся, видимо, избегая чрезмерного общества родичей, и встретился только на лестнице второго этажа.

– Ложишься? – спросил он и тут же, не дожидаясь ответа, добавил: – Ты был у нас на крыше?

Разумеется, о сне и речи не шло – Арман полез на крышу. Только теперь время, летевшее вперёд горящим колесом, немного замедлилось: праздничные дни больше походили на прерывистый бег, на лоскутное одеяло событий, чем на размеренный ход времени. Нельзя сказать, что они устроились с удобством; нельзя сказать, что здесь не дул ветер и не стояла сырость; нельзя сказать, что с крыши дома Росицких да в темноте открывался чудесный вид на всю Прагу, но всё равно здесь было замечательно. Редкие огни вокруг создавали причудливый узор, меж домов слабо поблёскивала река. Милош притащил с собой какое-то пойло, и они утоляли жажду, по очереди прикладываясь к бутылке.

– Наконец-то это кончилось, – пробормотал он. – Мы с Эвой долго ждали этого дня, но ещё дольше – следующего… когда уже не надо будет… вот это вот всё. Сядь поближе, а то холодно. Я предупреждал, что сложно будет, а ей хоть бы хны! Видел, как они с матушкой сладили? То-то же!

– Видел. Я даже испугался, – Арман с трудом подвинулся, опасаясь задеть хлипкую загородку или порезаться об острый край. Возможно, когда-то здесь было подобие балкона, только поэтому им удалось сесть и найти опору за спиной. – Так насчёт Эвы…

– А чего?

– Чего, чего! Милош! Ты правда не предупредил родителей о том, что она не ведьма?

– Да я забыл, – с досадой сказал Милош. Он выглядел самую малость смущённым: редкое зрелище и оттого неубедительное.

– Забыл?!

– А что такого? Мне казалось, все и так всё знают, все довольны…

Арман только покачал головой. Милош был человеком общительным и в целом любил всех, кто его окружал, но из-за большого количества этих самых окружающих напрочь забывал, кто с кем знаком и кому что врать. Помнится, весной он по-настоящему разозлился, когда понял, что Арман и Берингар не знают про Эву – это при том, что у них не было ни малейшей возможности встретиться раньше.

– Наверняка я вам говорил, вы просто забыли опять, – попытался увильнуть Милош, но Арман упёрся в истину:

– Мы спрашивали раз сто! Ты каждый раз уходил от ответа… ведьма, не ведьма…

– И какая в итоге разница? Нет, конечно, разница есть, – перебил он сам себя с немалым воодушевлением. – Главное, что мы друг друга любим, а теперь и матушка знает, так что всё в порядке. Что-то ты поздно спохватился.

Арман молча покачал головой. Если бы он знал, спохватился бы пораньше, но слишком много всего пришлось держать в голове накануне свадьбы. Так вот что удивило Берингара, когда они только подошли! Он сразу заметил, что Эва не ведьма, а оборотню подсказало незнание латыни и реакция на колдовство.

– Я тебе точно говорю, – встрепенулся Милош; сделав короткую паузу в разговоре, он едва не задремал, уронив голову на плечо Армана. – Самое страшное позади. В семьях, подобных нашей, всё решает старшая ведьма. Раз мама не выставила Эву за порог в первый вечер, уж ей придётся держать слово до конца!

Возможно, пани Эльжбета потом устроит обстоятельный разговор с сыном, но вдали от чужих глаз. Арман представил эту сцену и малодушно порадовался, что не застанет её лично.

– Лаура говорила, что быть женщиной важнее, чем быть ведьмой, – назидательно процитировал он. – Мне кажется, она тоже за кем-то повторяла, но к ситуации вполне подходит… Главное, чтобы все нашли общий язык.

– Ну да… Вы общаетесь? – Милош опять забыл сделать паузу, чтобы послушать ответ. – Мы тоже, хотя совсем чуть-чуть… Я на всякий случай написал ей перед свадьбой, вдруг передумает, захочет прийти. Не передумала…

– Я бы на её месте тоже не передумал, – укорил его Арман. – Имей совесть.

– Совесть имею, – вяло отмахнулся Милош и зевнул. – Но как же я устал, – в очередной раз пожаловался он, запрокинув голову. Глаза уже привыкли к темноте, и Арман разглядел его растрёпанную шевелюру и припухшие веки. – А как тебе… О, привет, ребята. Проходите…

Что-то скрипнуло, зашуршало, и ведущая на крышу дверца отворилась. Арман повернул тяжёлую голову и увидел Берингара и сестру: на плечах Адель была тёплая накидка, которая едва не зацепилась за ручку двери.

– Здесь будет безопасно вчетвером? – уточнил Берингар, с подозрением осматривая крохотную площадку.

– Будет, если твои ноги влезут, – не преминул подколоть его Милош. Берингар дождался, пока сядет Адель, и спокойно пристроился последним, причём его ноги бесстрашно свесились вниз. – Ах ты хитрый кнедлик!

– Вы как нас нашли? – спросил Арман, без лишних напоминаний протягивая полупустую бутылку сестре. Та с удовольствием отпила и передала дальше.

– Как нашли, как нашли… Вы бы себя слышали! Топают, дверьми хлопают, ещё небось грохнулись задом с лестницы…

– Не ворчи, как бабка старая, – машинально откликнулся Арман. Слева вспыхнул небольшой огонь, но Адель только рассмеялась:

– Какие вы, такая и бабка! Ну как можно было так кряхтеть, пока лезете на крышу?

– Имеем право, – вмешался Милош. – Устали, в отличие от некоторых. Это вы тут целый день бездельничали, а мы, между прочим, отмечали!

– Тяжкий труд, – заметил Берингар. И, не дожидаясь слаженного хора, добавил: – Нет, не пошутил. Празднование собственной свадьбы требует полной самоотдачи… – Он всё-таки улыбнулся при этих словах, но так быстро, что никто не успел заметить.

Спина затекла, стремительно холодало, и всё же Арману не хотелось возвращаться в дом: они давно не собирались в таком составе, не хватало только Лауры… и призрака господина писаря.

– Хорошо сидим, – мрачно сказал Милош, будто прочитав его мысли. – Сюда бы ещё Лау да зачарованный труп, было бы совсем мило.

Адель проворчала что-то непонятное. Всем было известно, что она неоднократно предпочитала обществу Лауры компанию зачарованного трупа.

– Рождается жизнь, умирает,

Приходят, уходят года… – пробормотал Берингар. Милош потерял дар речи и протянул ему бутылку, а Арман с удивлением признал Гейне. От дальнейших разбирательств их отвлёк неразборчивый протяжный вопль.

– Кошка, – констатировала Адель и подалась вперёд, чтобы осмотреть двор; её тут же потянули обратно с обеих сторон. – Да отстаньте вы, не свалюсь! Я на метле летала!

– Ты и без метлы летала, – не удержался от шпильки Арман. Сестра проявила чудеса гимнастики и дотянулась до его уха через Милоша. – Ай!

– Вот именно, – поддержал Милош, чьё ухо пострадало за компанию. – Дорогая моя, я был уверен, что славные события последних месяцев сгладили твой характер. Вот и не надо доказывать мне обратное!

Завязалась до боли знакомая перепалка: Адель в подробностях объясняла Милошу, что его мнение никого не интересует, а тот, в свою очередь, не снисходил до таких глупостей, чтобы закрывать рот во время чужого монолога. Арман отключился почти сразу – воспринимать их одновременно было практически невозможно, да и Бер не спешил вмешаться, занятый созерцанием луны. В этот самый момент Арману всё казалось просто и легко, от мрачных пророчеств до собственной глупой ревности, и сиди он поближе к Берингару, они бы наверняка поговорили о всяком… Но и нарушать идиллические посиделки совсем не хотелось. От холода берегла сливовица и вызывающий опасения жар, исходящий от сестры, от скуки и дурных мыслей – близкие люди, и всё-то было хорошо.

Крышу они покинули только на заре, когда Адель устала от словесных аргументов и отломила кусок черепицы.