Но всё же эти задумки не требовали моментального решения. Гораздо больше нас волновали затопленные в гавани корабли. А поскольку специалистов в дайвинге, как и самого подводного снаряжения, в этом мире ещё не существовало, пришлось поломать голову над тем, как убрать торчащие из воды мачты.
Первый корабль, наполовину затопленный и перегораживающий доступ к причалам, сначала планировали порубить в щепки. Но всё же смогли вытащить на берег и оттащить в док при помощи грубой силы – при помощи почти всех доступных лошадей и бесправных пленников. Наши спецы осмотрели днище и заявили, что смогут его залатать. И только потом станет понятно, сможет ли отправиться данный корабль в очередное плавание. Или его место на свалке.
С другими кораблями всё оказалось гораздо сложнее.
Хоть от морского дела я был так же далёк, как Плутон от Меркурия, всё же зафрахтовал все доступные лодки и с целой делегацией целый день бороздил гавань. Морщился от ледяной воды, разлетавшейся во все стороны от вёсел, и пришёл к выводу, что три корабля из четырёх затопленных не стоит даже пытаться поднять. Мы сделали замеры глубин и убедились, что каждый день корабли погружаются в ил всё сильнее и сильнее. И скоро завязнут настолько, что никак не помешают судоходству.
Но самый крупный корабль, грот-матча которого торчала из воды, а до двух других можно было достать ногой, свесившись с лодки, мы постарались спасти.
Я выслушал десятки идей и поначалу согласился с той, к которой приходил своим умом – попытаться при помощи сотни пустых бочек, запаянных в щелях горячей смолой, вырвать корабль из цепких лап ила. Мы даже попробовали привести эту идею в исполнение, опустошив весь обоз. Всё вино и всё масло было конфисковано и безжалостно вылито. А затем, когда с окрестных деревень доставили тысячи верёвок из которых сплели сотни канатов, мы оплели запаянные бочки сетью и выволокли на воду.
Опять же играть роль водолаза пришлось мне, ведь количество желающих нырять в ледяную воду, чтобы на глубине нескольких метров зацепить крюки за мачты, равнялось абсолютному нулю. Пришлось пробовать самому, хоть ныряльщик из меня оказался посредственный.
Задерживать дыхание я мог надолго. Даже сам удивлялся такой способности. Но когда давление сдавливало виски под водой, когда мутным взглядом я пытался обнаружить следующую мачту, желание стараться исчезало целиком и полностью. И хоть я сделал всё, что от меня требовалось, никогда в жизни больше не желал работать водолазом.
Особенно потому, что из нашей затеи ничего не вышло.
На берегу канаты тянули всё те же пленники. Они сражались с двойным сопротивлением – пытались заставить бочки погрузиться на глубину, одновременно вытягивая из подводного плена не успевший прогнить корабль. И хоть с лодки я нависал над местом потенциального всплытия, не замечал, чтобы утопленник подавал признаки жизни. В итоге, когда два плохо запаянных бочонка погрузились на небольшую глубину и под давлением лопнули, обдав зрителей щепками, от затеи пришлось отказаться.
Но не отказаться от попыток поднять корабль, ведь я вспомнил основы физики, которую ненавидел со времён спортивного интерната и в которой совершенно не разбирался. Я вспомнил простой механизм под названием блок.
Оказалось, что не я один такой умный. Местные мастера моментально ухватились за новую идею, вспомнив своё строительное прошлое. Они тоже знали, что при отсутствии трения, для подъёма нужна сила равная весу груза. И на нависающих прямо над городом скалах установили несколько деревянных кранов с подвижными блоками.
В этот раз участие в подъёме корабля со дна принимал чуть ли не каждый будущий житель Халтберна. Канаты тянули пленники, канаты тянули лошади. А я, наблюдая из лодки, как всё это гигантское сооружение пришло в движение, молился про себя, чтобы корабль, если всё же вырвется из плена, не развалился на части до момента, когда его вес на себя примут запаянные бочки.
Зрелище, конечно, оказалось впечатляющим. И весьма небезопасным для тех, кто наблюдал из первых рядов. Я слышал подводный рокот, видел, как шевелятся обвязанные канатами мачты, через толщу воды замечал, как дно, словно туман, накрыл растревоженный ил. И едва концы не отдал, когда радостно вскричал, что, кажется, у нас получается, ведь в следующую секунду торчащая из воды грот-мачта треснула и обломилась, обрушившись в полуметре от лодки.
Я, и те, кто со мной был, получили непередаваемое удовольствие от купания в солёной холодной воде, когда дружно вывалились за борт. Но всё же радость нам ничто не могло испортить, потому что бочки всё же удержали вес корабля. Фок- и бизань-мачты показались над водой, как и обломок грот-мачты, когда канаты продолжали тянуть, что называется, всем селом. А когда над водой показалась палуба, наш собственный флот из нескольких лодок принял на себя заботу о корабле и, под умелым управлением совсем не адмирала, транспортировал его в сторону верфи. Там корабль посадили на мель и занялись латанием пробоин.
Но всё же прошло не меньше двух декад, прежде чем специалисты уверенно заявили, что два корабля удалось спасти. Верфи башей, что называется, строили на века. Доски не успели сгнить, крепления ещё не покрылись ржавчиной, такелаж не особо пострадал. И хоть на кораблях недоставало парусов, ведь северные мореходы побеспокоились о том, чтобы унести всё, что можно было унести, мы не переживали по этому поводу. Построить судно с нуля, куда сложнее, чем отремонтировать. Нам несказанно повезло, что они переоценили собственную предусмотрительность и недооценили наши возможности.
В общем, в первых днях лета, которое в этих местах больше напоминало позднюю весну, я ходил по причалу туда-сюда, гладил рукой деревянную обшивку и улыбался. В большей части по причине того, что фрегат удалось спасти, в меньшей части из-за нового названия – его мы обозвали «Утопленник». Идея была моя, но её поддержали, несмотря на раздававшиеся повсеместно смешки. Никто не мог назвать точную дату, когда корабль вновь сможет выйти в море, но то, что он уже вошёл в состав флота Астризии – несомненно.
На этом моё присутствие в возрождающемся городе подошло к концу.
Халтберн и так был похож на человеческий муравейник. А когда по моей просьбе провели перепись населения, выяснилось, сейчас здесь присутствует более восьми тысяч человек. И что ежедневно съедают эти «человеки» гораздо больше, чем добывают. Следовательно, как предложил Яннах, надо было срочно избавляться от лишних ртов в виде пленников или в виде солдат.
Несмотря на определённую кровожадность, присутствовавшую в предложении мастер-коммандера, я всё же задумался, как лучше поступить. Жизни северных дикарей, которые на чужих для них землях заметно присмирели и на собственном опыте ощутили горький привкус рабства, мало что значили. Да, я старался не забывать, что каждая жизнь священна. Но тех, кто прибыл с острова Темиспар, с трудом можно было назвать людьми. Не потому, что они не были похожи на всех остальных, а потому, что за многими из них тянулся длинный кровавый шлейф.
Но всё же массовые расстрелы проводить я запретил. Покумекав с Яннахом и Хегаратом, мы решили отправить часть войск в Сторожевой Лагерь, чтобы новички смогли завершить обучение. А к остающимся здесь скоро придёт пополнение в виде мастеровитых рук, уже мчавших из Обертона.
Ну а я решил вернуться в столицу из-за гневного письма Дейдры. Она по-настоящему негодовала, что после всех переживаний за мою судьбу, после слёз, бессонных ночей и облегчающей радости от пришедших вестей, я не тороплюсь возвращаться к родному очагу. Не тороплюсь возвращаться туда, где меня с такой надеждой ждут. В общем, строчками в письме Дейдра высказывала мне своё «фи».
И я опять отнёсся к её поведению с пониманием.
Ни единожды она возмущалась, что роль отца и мужа я выполняю некачественно. Хоть её бурчание не имело злобного подтекста, всё же доля правды в бурчании присутствовала – я не спешил возвращаться в уют, потому что мыслил глобально. Моё личное счастье, тот уютный мирок, в котором мечтала купаться Дейдра, затрагивал лишь небольшое количество людей. Я же думал о том, какой шаг станет следующим. Куда я направлюсь, в попытках вернуть уют всем жителям этого мира.
