— А ты? — Приподнял я бровь вопросительно.

— А что я? Я напишу бате, мне новые пришлют. Ну, если ты переживаешь, что начальники докапываться будут, то тут брось. Черепанов на смотре побухтит, мол, солдату такие не положены, да перестанет. А шеф с нашим замполитом, вообще не обращают внимание на неуставную обувь. Знают, что на границе здоровые ноги — первое дело.

— Я не переживаю, — улыбнулся я. — Спасибо.

— Ну вот! Бери, носи! Маленькая, конечно, плата, за собственную жизнь. Но пока, чем богаты, — разулыбался мне Стасик. Ну ладно. Не буду тебя отвлекать. Давай, спокойной ночи.

— Спокойной, — бросил я, проводил взглядом Стаса.

Потом я еще раз глянул на новые сапоги, снял их со стола. Принялся писать письма Нине и Саше.

— Службу нести можете? — Спросил замполит Строев, который был сегодня ответственным за выпуск нарядов на границу.

— Так точно, — хором ответили мы с ефрейтором Алимом Кенджиевым.

Наш наряд выходил в восемь утра и должен был пройти дозором весь тринадцатый участок правого фланга. Шеф сообщил, что согласно расписанию, мы уходим на весь световой день.

— Очень хорошо, — сказал он, придерживая шапку от разыгравшегося ветра, — Пограничный наряд, равняйсь, смирно! Приказываю вам выступить на охрану государственной границы Союза Советских Социалистических Республик, — заговорил Строев. — Вид наряда — дозор. Задача: не допустить нарушения Государственной границы Союза Советских Социалистических Республик. Связь по проводной линии связи. Пароль: Арча, отзыв: Антабка. В случае обнаружения признаков нарушения Государственной границы, доложить дежурному ПО пограничной заставы и принять все меры для преследования и задержания нарушителя. Старший пограничного наряда ефрейтор Канджиев, вопросы? Повторить приказ.

— Вопросов нет, — отозвался Алим, — приказ ясен. Есть выступить на охрану Государственной границы Союза Советских Социалистических Республик. Вид наряда — дозор.

— Выполняйте поставленный приказ. Наряд, напра-во! — гаркнул Строев, — на охрану Государственной границы шагом марш!

Мы с Алимом, в сопровождении дежурного, строевым шагом направились к воротам, где уже ждал часовой. Он выпустил нас за калитку. Оттуда мы пошли вниз, к Пянджу.

— Значит, это твой второй наряд, да, Саша? — Спросил Алим Кенджиев, худощавый таджик с немного вытянутым лицом, смуглой кожей и маленькими темными глазками.

— Второй.

— Я, Саша, не люблю ходить с молодыми, так и знай. Особенно в такой день. Да и без того, вечно за ними глаз да глаз, что б куда не надо не полезли. Но с тобой будет поспокойнее. Слышал я, чего ты на горе, под Бидо сделал. Некоторые старики так не сделали бы.

Я промолчал, поправил автомат на плече.

— Как участок?

— Участок протяженный, — сощурившись, сказал Алим, глядя куда-то на неспокойную под ветром реку, — сначала по берегу идет, потом углубляется немного в тыл. Там система. Дальше будет лесок. Особое внимание надо на белой скале держать. Она уже вот-вот будет. Километра через два.

Белая скала… Вспомнил я это название. Скала находилась на том берегу Пянджа. Представляла собой она скорее холм, а не скалу. Каменный с нашей стороны и травянистый с обратной, холм был отличным местом, чтобы разместить гранатометный взвод.

Собственно говоря, когда разрушили Шамабад, огонь из минометов по заставе открыли именно оттуда.

— С нее в прошлом месяце, — продолжал Алим, втягивая голову в плечи от неприятного ветра, — наших обстреляли духи. А так вроде все. Но это Граница. У нее нрав тяжелый. Захочет — будут нам проблемы.

— Говоришь так, будто граница — не линия и проходящая по этой линии вертикальная поверхность, определяющие пределы государственной территории, а какое-то живое существо.

Алим хмыкнул.

— Другие думают, что я дурак, — улыбнулся он кривовато, — в глаза не говорят, а думают. Уж я-то знаю. А я думаю по-другому. Думаю, есть у Границы норов. Захочет — будет тебе беда. Захочет — пройдешь участок спокойно. Вот позапрошлой ночью… Если б камешки у духов под ногами не посыпались, я бы их и не услышал. А так — посыпались. Это мне Граница подсказала, что нарушитель вот тут, рядом. Граница мне подсказала, где укрыться, чтоб их поближе подпустить. Подсказала, когда стрелять.

Я улыбнулся. М-да… Странноватый был это Алим. Ну еще бы. Насколько я знал, был он из глухих мест. Всю жизнь, до армии, прожил в горах. А там нравы другие, не то что тут, в союзе.

— Ну и как ты думаешь, Алим, какое настроение нынче у границы? — В шутку спросил я.

Алим вдруг остановился. На лицо его пала тень, и он заглянул мне прямо в глаза. Взгляд у него был серьезный и мрачный.

— Ветрено нынче. Пяндж неспокойный. Тучи сердитые… — Алим вздохнул, — Дует Граница. Волнуется. А если волнуется, то предупреждает она: жди удара в спину.

Яловые сапоги и правда оказались удобными. Если в кирзе было прохладновато, сухой афганской зимой, и приходилось иногда мотать лишнюю портянку, то кожа новых сапог хорошо держала тепло.

Мы с Алимом шли вдоль речки Пяндж, и я не мог нарадоваться тому, как удобно сидит новый сапог на ноге. Даже решил написать письмо отцу, сможет ли он достать мне такую пару, если вдруг понадобится.

Топали мы молча. Алим был метрах в четырех впереди. Прислушивался, внимательно осматривал окрестности. Я занимался тем же самым. Внимательно слушал границу. Ожидал, где же она пошлет мне «удар в спину». Однако ответом мне был только мерный шум ветра и беспокойный — Пянджа.

Скучать нам пришлось недолго. Километре на третьем по берегу, мы услышали громогласное «К-у-у-у-у-у-у-к!».

Мы с Канджиевым сразу напряглись. Резкий звук раздался из колокола, висевшего на столбе линии проводной связи. Не теряя времени, мы помчались к ближайшему столбу. Алим на бегу достал из подсумка трубку для связи с заставой, быстро размотал шнур и, как только мы достигли системы связи, тут же сунул штекер в розетку. Стал разговаривать с дежурным по связи.

— Сработка, на нашем участке, — сказал он, закончив разговор, — заставу подняли «В ружье».

Впрочем, это я уже понял из его с дежурным разговора.

— Тогда погнали, — сказал я строго, и мы с Алимом тут же пустились в марш-бросок.

Мы побежали вдоль берега, дальше пограничная тропа уходила вправо и вверх. Не меньше пятисот метров пришлось двигаться в горку. Еще через триста-четыреста метров началась система. Под ней тянулась широкая перепаханная КСП, рядом бежала пограничная тропа, превратившаяся тут в настоящую дорогу, а еще выше протянулась система проводной связи.

— Я ж тебе сказал, — задыхаясь от бега, крикнул мне Канджиев, — Граница сегодня неспокойная. Сама волнуется и нас поволновать хочет!

— Граница тут всегда неспокойная, — ответил я на бегу.

— Сработало где-то тут! — Закричал Алим, еще минут через пять бега.

Однако впереди не было признаков нарушения государственной границы.

В этих местах тоже стояла старенькая система с-100 «Скала». Ее Г-образные столбы то и дело мелькали слева, пока мы бегом искали место сработки на нашем участке.

— Наверное, ложный, — сказал серьезно Алим, а потом и сам понял, что ошибся.

Я, бегущий следом, быстро увидел, что сработка была настоящей, а не ложной. Однако «нарушитель» попался нам весьма интересный.

Большой дикобраз застрял под нижней проволокой системы, показав нам свою большую колючую задницу. Там он дико копошился и трещал застрявшими в «колючке» колючками. Зверь фыркал и хрюкал. Щелкал крепкими зубами.

— Дикобраз, — констатировал очевидное Алим. — Надо доложить. Эх… Давно говорил шефу, что по всей системе надо сделать лазы для такой мелкой скотины. Но ни у него, ни у связистов руки не доходят.

— Мелкой скотины, говоришь? — Хмыкнул я. — Да ты глянуть на него. Некоторые свиньи бывают мельче. Ладно. Иди докладывай. Скажи, если еще сработает, то это мы тут шуруем. Я попробую как-то вытащить эту заразу.