— Селихов! — Увидив, меня, зло крикнул Машко и вместе с Сеней и сержантом направился ко мне, — боец говорит, ты избил его и его друзей, когда они курили у туалета!

— Я? — Я изобразил удивления. — Товарищ лейтенант, да вы чего? Я и мухи не обижу.

— Врет, товарищ лейтенант! — Петухом крикнул Сеня.

Старлей нахмурился, поправил слегка помявшийся китель. Потом наградил Васю строгим взглядом.

— Вы были с Селиховым, призывник?

— Так точно, товарищ старший лейтенант, — пожал плечами Вася.

— Что вы видели?

— Да… Да ничего.

— И этот врет! — Поспешил ответить Сеня. — Вон, глядите, товарищи мои битые идут!

Я обернулся. Рыжий топал, немного подавшись вперед и держа руку на животе. Беспризорник Шкет аккуратно щупал свой шикарный фингал под глазом.

— Что вы на это скажите, Селихов? — Сердито спросил старлей.

— Понятия не имею, где они так, — беззаботно пожал я плечами.

Машко поджал губы, хмуро осмотрел нас с Васей, а потом осведомился у рыжего с беспризорником, что с ними стало. Оба немедленно сказали, что их побил я.

Старлей явно занервничал. Потом достал из внутреннего кармана платок и вытер выступившую на лбу испарину. Надо ж, холодно, а все равно потеет. Нервничает, не хочет лишних проблем.

— Кулаки к осмотру, — как-то обреченно приказал Машко. — Оба!

Мы с Васькой послушно протянули ему сжатые руки. Старлей критически осмотрел наши совершенно целые костяшки. Потом приказал сделать то же самое и Сене с его дружками.

— Так он их кулаками не бил! — Возмутился Сеня. — Только пинался да локтями…

— Это правда? — С прищуром спросил у меня старлей.

— Не понимаю, о чем он говорит, — я пожал плечами. — Видать, в вагоне перегрелся.

Старлей осмотрел раскрасневшееся от страха овальное лицо Семена. Осмотрел внимательно и почти так же критически, как и наши костяшки.

— Я вообще не знаю, о чем они мелят, — продолжал я. — Мы с Уткиным были у автолавки. Сигареты покупали, воду.

— Подтверждаю, товарищ старший лейтенант, — поддакнул Уткин. — Мы действительно были у автолавки.

Старлей зло зыркнул сначала на нас, потом на троицу кругломордого Семена.

— Ладно. Грузитесь в поезд, — вынес он свой вердикт.

— Ну товарищ старший лейтенант! — промычал Сеня, указывая на беспризорника, — а фингал⁈

— Пусть приложит лицо к раковине в туалете. Она холодная. Все. В вагон. Быстро! Быстро, я говорю!

Мы топотали к вагону. Семен за моей спиной пыхтел и мычал что-то себе под нос. Старлей с сержантом шли следом, внимательно за нами смотрели.

Когда мы вернулись на свои места, то рассмеялись с Васей в один голос.

— А чего у вас произошло-то? — Спросил любопытный Дима.

— Да Санек учил тут одних умников, что бывает, когда головой не думать, а только есть умеешь! — посмеиваясь, сказал Вася.

— Чего?

— А ты вон, сходи в туалет. Там пацан стоит раком, рожу об раковину трет! У него и расспросишь!

К вечеру мы были уже в Волгограде. Тут нам предстояла пересадка.

Новый плацкартный вагон мало чем отличался от прошлого: воздух тут был таким же затхлым, а носками пахло, может, даже еще больше. Однако одно отличие все же было: народу в нем ехало немеряно. Правда, все пассажиры тоже были призывниками. Об этом говорило их выцветшее Х/Б. Видимо, форму им выдали прямо на сборном пункте. Кроме того, в вагоне замелькали новые офицерские фуражки. Вез призывников молодой лейтенант в сопровождении прапорщика и сержанта.

Нас снова развели по местам, и теперь мы попали вдвоем с Димой, да еще и на верхние полки. Правда, лезть туда не спешили, оставшись в купе, а только закинули свои вещи. Вася с Мамаевым заняли какие-то другие места.

Старлею тоже пришлось ехать с меньшим комфортом. Он расположился на ближайшему к туалету и бойлеру купе. Вместе с ним поехал и сержант. Чтобы как-то создать себе «интимную» атмосферу, старлей выпросил у проводника простынку и завесил ей проход в свое купе, что б закрыться от боковушек.

Стоянка тут была недолгой. Мы с Димой наблюдали, как гражданские медленно заползали в вагон, копошились, рассаживались.

Когда среди пассажиров замелькали белоснежные аксельбанты, Дима пробурчал мне, пропуская какого-то парня с вещмешком на плече:

— Ек-макарек, а ты, Сашка, угадал.

В тамбуре появилась развеселая компания. С десяток дебелей, все одетые в парадные дембельские кителя, ввалились в вагон, не прекращая задорной песни. Один даже умудрялся бренчать на гитаре с белым бантом, висевшей у него на ремне.

Пестрые, все они носили шелковые аксельбанты и золотые самодельные погоны. На груди почти у каждого красовались значки как заслуженные, так и кустарные, вырезанные из монет.

Дембелей тоже вел лейтенант, который был с ними на одной волне, потому что пел вместе со всей компанией:

Уезжают в родные края

Дембеля, дембеля, дембеля.

И куда ни взгляни,

В эти майские дни

Всюду пьяные бродят они…

— Гля? — Удивился Дима, кивнув мне на тамбур, — а чего это они там тащат?

— М-да… — протянул я, — возможные проблемы тащат.

Последний из дембелей неуклюже забрался в вагон. В руках он нес целый ящик водки.

Первые пару часов Дембеля вели себя достаточно спокойно, хотя и громко. Они кричали, смеялись, орали армейские песни под гитару. Надо ли сказать, что остальные призывники испытывали в такой компании мало удовольствия.

Мне же дембеля не особо мешали, по крайней мере, не бедокурили и ладно. Пока не бедокурили. А там посмотрим.

Я ушел в свои мысли. Думал о заставе, на которой мне придется служить, о том, что мне придется там пережить. А еще о брате. Интересно, как он там устроился?

Еще в прошлой жизни, в Афганистане, где я пробыл до самого вывода войск, привык я думать под грохотом рвущихся снарядов. Особенно после того, как стал лейтенантом и получил в подчинение взвод из тридцати человек. Иной раз, высадиться под огнем противника и занять правильные оборонительные позиции — та еще задача. Думать нужно молниеносно. Молниеносно принимать решения. Ну и не в самых комфортных условиях.

Если уж к этому я со временем привык, то горланящие дембеля, в принципе, мало меня волновали.

Почему тогда, в прошлой жизни, я остался на сверхсрочной? Я мстил. Просто мстил за брата, желая забрать с собой побольше «духов». Надеялся в глубине души, что очередной уничтоженный моджахед окажется именно тем, кто убил Сашку. Сам не заметил я тогда, как уже стал офицером.

Желание отомстить толкало меня вперед. Сначала я мстил хоть и плечом к плечу с товарищами, но, по сути, в одиночку. Когда стал сержантом и получил под команду отделение, мы мстили вместе. Я — за брата, они — за погибших друзей. Что уж говорить, о взводе, который я командовал, после получения офицерского звания.

Дембеля, между тем, мало волновали и офицеров. Лейтенанты просто ушли в другой вагон, в купе, где один из них ехал со своим прапорщиком и сержантом. Возвращались они только на остановках, смотрели за призывниками и лениво напоминали дембелям не безобразничать.

Часов в девять вечера пошла длинная санитарная зона. Когда мы ее проехали, я спустился со своей полки, чтобы сходить в туалет. В наш была большая очередь, потому я прошел в соседний вагон. Оказалось, там людей стоит поменьше.

Уже в тамбуре я увидел четверых покуривающих дембелей. На обратном пути один из них меня окликнул. Это был крепкий парень чуть выше меня. Светловолосый, он носил короткую челку, слипшуюся на лбу от пота. Его квадратное лицо усеивали немногочисленные веснушки.

— Слышь, ты не знаешь, есть тут вагон-ресторан? — Спросил он. — А то че-то с закусью не рассчитали. Заканчивается.

— Не знаю, — суховато ответил я.

— А мож, метнешься? Ты ж все равно бревном лежишь. А так разомнешься! — поддакнул другой, высокий и худощавый, с щербатым ртом. — Пробегись по поезду кабанчиком. Глядишь, попадется.