— Товарищ лейтенант, ну разве оно того стоит? — Удивился сержант. — Ну получилось неприятно, ну и что? Через месяц никто и не вспомнит!

— Никто не вспомнит⁈ Да если кто из офицерья нашего узнает, на смех меня подымут!

Сержант нахмурил брови, скорчил непонимающую физиономию.

— Ну ниче… — прошипел Машко мрачно, — вот доберемся до отряда… ну я этому Селихову устрою…

Следующим днем дорога стала веселее. Нина подарила мне большую копченую щуку, и мы купили четыре трехлитровые банки пива на первой же большой станции.

Под душистую рыбку, настоящее советское пиво заходило только в путь! С нами выпил даже Сержант Свиридов.

Дембеля между тем утихли. Водку у них отобрали, и теперь они ходили грустные и унылые, словно гнилые пеньки.

К вечеру, что не мало меня удивило, к нашей купешке подошел челкастый дембель Ваня.

— Сашка… — начал он низковатым хмурым баском, — ты это… Тебя можно на минутку?

Мы с парнями переглянулись. Дима смотрел на дембеля с интересом. Уткин напрягся. Пугливый Мамаев, как и полагается, испугался.

— Ну можно, — я встал с лавки, — чего тебе?

— Если его отводишь, я тоже пойду, — зло выпятил грудь Уткин.

— Да успокойся, дружище, — примирительно поднял руку Ваня, — я просто поговорить хочу. Больше ниче такого.

— Тут разговаривай, — приподнял я подбородок.

— Я ничего злого не замыслил, Саша. Честное слово. Но хотел бы тет-а-тет. Ну, наедине то есть. В тамбуре.

Я недоверчиво приподнял бровь.

— Пожалуйста, — смутился челкастый Ваня, и это меня убедило.

— Ну лады. Пойдем.

В тамбуре тарахтело. Вагоны ходили ходуном относительно друг друга.

— Ну? Че хотел-то? — спросил я.

— Короче, при всех неловко, — замялся Ваня, — но я прощения хотел попросить. Тут сразу понятно — мои не правы были. Набрались беленькой, вот ум за разум и зашел. Да и я не лучше. Не узнал тебя, когда услышал, что наших бьют. Вот и кинулся.

Смущенный Ваня улыбнулся. Прятавший до этого взгляд, теперь он все же заглянул мне в глаза.

— А ты молоток, — Ваня ткнул меня в плечо большим кулаком. — Шестерых бугаев раскидал. Хоть и пьяных, но все равно. Не зря каратистом сделался.

— Ну, вы держались молодцами. И на ногах, и в драке.

Ваня хмыкнул.

— Захваливаешь. Ой, захваливаешь! — С веселым прищуром проговорил он, но сразу посерьезнел. — Короче, спасибо, что не стал зла держать. Что не закусил удила и не позволил нас с поезда ссадить. Вот был бы номер: хрен знает какое село, ниче вокруг непонятно, а надо как-то до дому добраться.

— Знаем. Плавали.

— В смысле? — удивился Ваня.

— Долгая история.

Он поджал губы, покивал.

— Короче, если этого не сделаю, совесть меня заест, так и знай. Надо мне от такого поганого чувства стыда как-то избавиться. Чтобы я себя перед тобой должным не считал.

Ваня рассмеялся.

— Уж я бы, на твоем месте, таких бы дураков, как мы, не задумываясь с поезда ссадил.

— О чем это ты?

— На вот, — Ваня полез в карман, — прими это, пожалуйста.

Ваня извлек на свет часы.

— Вот, вчера выменял. У салаги одного, — похвалился Ваня. — У него такое похмелье было, что глаза на лоб лезли. А денег на водяру не осталось. Вот я и сменялся за две бутылки.

На широкой ладони дембеля покоились наручные часы «Восток Амфибия» в корпусе «Бочка». У них был металлический блестящий корпус, такой же браслет и черный циферблат со светящимися метками и стрелками.

— Не жалко? — Спросил я с ухмылкой.

— Жалко. Но когда душа не на месте, жальче получается, — улыбнулся челкастый Ванек. — Бери-бери. Я ж говорю, не хочу быть тебе должным.

Пожав плечами, я взял часы, надел на левую руку. Браслет, видимо, был уже отрегулирован и на удивление сел как влитой. Я почувствовал приятную тяжесть часов. Полюбовался красивым выпуклым стеклом из плексигласа.

В 90х, было у меня время, когда я увлекался часами. Даже небольшую коллекцию собрал из трех штук. И про уважаемые даже после развала страны «амфибии» я знал. Была у них интересная фишка конструкции. На первый взгляд недорогое, акриловое стекло имело необычную конструкцию.

Оно способствовало тому, что при погружении на глубину, под давлением сильнее прилегало к корпусу, тем самым увеличивая водонепроницаемость часов с каждым метром. Вот уж смекалка советских инженеров-часовщиков. Ничего не скажешь.

— Водонепроницаемые, — пояснил Ваня. — Носи на здоровье. Ну и на нас зла не держи.

— Не держу.

— Ну и отлично. Так что? Извинения, я так понимаю, приняты?

— Приняты, — я кивнул.

— Хорошо. Этого мне и надо было.

— Ну ладно, пойдем. Чего тут, в тамбуре грохот слушать?

Дембеля сошли следующим утром. К обеду вышли все лишние призывники, и мы снова остались вдвадцатером.

В веселой компании я даже не заметил, как плавно изменился пейзаж за окном. Леса Сосен, березок я вязов средней полосы сменились на сухие степи, утыканные желтым полукруглым кустарником. Время от времени попадались кривенькие деревья. Вдали, на горизонте, высились суровые горные цепи. Они блестели белыми вершинами.

А однажды мы даже проехали большое и гладкое, словно зеркальце, озеро.

Дорога подходила к концу. Мы въехали в Таджикскую ССР.

— Подъем! — Разбудил меня резкий крик Машко.

Я разлепил глаза. В вагоне было тихо и темно. Поезд стоял. Тишина, однако, продолжилась недолго. Почти сразу вокруг засуетились.

Я видел, как Дима Ткачен, лежащий на верхней полке, напротив меня заворочался. Недовольно закряхтел, переворачиваясь на другой бок. Парни, ехавшие снизу, почти сразу поподскакивали.

— Приехали, товарищи призывники! — Голосил Машко, — манатки свои в зубы и на выход!

Я тут же глянул на часы. Подходило пять утра. Стоит ли говорить, что я заблаговременно подвел их по душанбинскому времени.

Я натянул свитер, взял куртку и почти пустой вещмешок. Спрыгнул с верхней полки.

Лейтенант торопил нас высаживаться, потому и вагон покинули мы быстро. Построились снаружи, и Машко, в очередной раз принялся нас пересчитывать.

Я заметил, что остановились мы отнюдь не в городе. Это был небольшой безлюдный полустанок где-то в глуши. Только почти черный в темноте газон урчал двигателем в сторонке да подсвечивал перед собой землистую дорогу.

— Ну вот и приехали, — прошептал мне сонный Васек Уткин. — Поспать бы еще. Интересно, сколько до отряда?

Я и так знал, где мне предстоит служить. Московский пограничный отряд ждал нас. Остальные призывники должны были оставаться в неведении по этому поводу, но слухи разнеслись быстро.

Пусть Машко и не хотел распространяться, но его сержант Свиридов уже давно проболтался по поводу места назначения. К концу пути ни у кого не было сомнения, что дорога нам лежит на советско-афганскую границу. Ожидаемо не нашлось парней, распереживавшихся по этому поводу. Все стойко приняли свою судьбу.

После всего случившегося на поезде, Машко стал злой и нервный. Казалось, хотелось ему побыстрее отвязаться от нас. Или, по крайней мере, от меня. Не раз и не два старлей зыркал в мою сторону беспокойным хмурым взглядом.

— Значит, слушай мою команду! — Начал он перед строем, — как только поезд отойдет, всем загрузиться в машину! А до того, не разделяться! Стоять на платформе! Еще не хватало, чтобы по темноте кто из вас жопой на дикобраза сел!

— А тут что, дикобразы водятся? — Сглотнул Уткин.

— Водятся, — ответил я. — Даже вараны и кобры водятся.

— Еп твою… Кобры… — проворчал он немного испуганно.

— Да ты не боись, Вася, — начал Дима Ткачен. — Кобры твою шкуру не прокусят. А насчет дикобразов не знаю. У них вон иголки какие.

Поезд медленно застучал колесами и отчалил. Покинув приделы полустанка, он спокойно набрал скорость. Через пару минут лишь одинокий фонарь горел вдали.

Старлей повел нас к газону. По одному мы стали забираться в кузов. Сам же Машко со своим лейтенантом залезли в кабину.