Лагеря беженцев — инкубаторы потенциальной смуты. Их надо было зачистить. Отделить зерно от плевел и переместить в зернохранилище, а от остального избавиться.

— Преподобный Крэндалл, — сказал Джебедайя, — пожелал выступить с обращением, которое вскоре будет явлено вниманию всего мира.

Голос его звучал благоговейно, однако уверенно. Форма — без единого пятнышка. Осанка безукоризненная. Уотсон предполагал, что это его папочка натаскал для речуги.

— Он коснётся вопроса, который может показаться имеющим лишь академическое значение. Остальные, однако, придут в дикую ярость. Так или иначе, а в конечном счёте все поймут смысл открытия. Мы вынуждены изменить своё мнение насчёт Бога и Божественного Плана, а также своего места в нём.

Он величественно оглядел слушателей и нажал кнопку воспроизведения.

— Мы получили подтверждение... — начал Крэндалл.

Конечно, это не Крэндалл говорил. Уотсон и Клаус убили настоящего Крэндалла, организовав дворцовый переворот. Из всех присутствующих они одни знали, что наблюдают за идеальной анимацией живого человека; лишь им двоим было известно, что Крэндалл мёртв.

Уотсону речь Крэндалла была совсем не интересна: он её сам написал, и она ему оскомину набила. Он вручил распечатку Джебедайе с отцом и поздравил себя с успехом, увидев, какие у тех сделались лица. В то же время фанатичная вера мальчика действовала ему на нервы. Джебедайя принимал всё сказанное лже-Крэндаллом так глубоко к сердцу, что Уотсона одолевало ощущение, будто он теряет бразды правления, а мальчишка каким-то образом перехватывает их и подрывает замысел.

Уотсон отвёл взгляд от Джебедайи и исподтишка оглядел остальных, следя за их реакцией. Переопределение христианства — важный этап в борьбе за власть над миром. Им нужно перехватить философские вожжи, а не только политические...

— Еврейские заговорщики, — вещал компьютерный Крэндалл, — подделали текст Нового Завета в так называемой Библии короля Иакова, изменив его так, чтобы создать иллюзию еврейского происхождения Иисуса. Более того, они удалили разделы, посвящённые Божественному Плану генетического очищения.

Гиссен внимал откровениям Крэндалла, раздув ноздри и сверкая очами, у него руки слегка подрагивали от возбуждения. Уотсон сам немного испугался, видя, какую власть над Гиссеном заполучил.

— А теперь, — продолжала на редкость реалистичная анимация Крэндалла, — у меня есть для вас бесценное откровение. Прямая цитата из писаний Самого Иисуса, сокрытая от нас две тысячи лет! Эта цитата явлена нам в Дамасских свитках, открытых нашей группой церковных археологов два года назад и лишь недавно переведённых. Повторяю, вы слышите слова Самого Иисуса Христа: Аз есмь искра, поджигающая Огнь Очищения. Да будут нечестивые извращенцы отторгнуты от света Моего. Омерзительны полукровки Божественному Плану. Истинно, истинно говорю вам: те, кто не признают господства Избранной Расы, суть клевреты диавола, и жаждут они посадить животных на престолы людские. В Огнь Очищения да будут ввергнуты расы животных. Почитатели лжебогов тщатся уравнять животных и людей; те, кто уравнивает животных и людей, суть почитатели диавола, каким бы именем того ни нарекали. Именем Моим привлеките их к Суду Господнему и ввергните в Огнь Очищения; ниспошлите на них гибель и отошлите на Суд Господень. Истинно, се есть слово Моё. Да будет оно записано в ваших сердцах.

В конференц-зале зашелестели вздохи — вздохи истинно верующих.

Уотсон позволил себе едва заметно, удовлетворённо улыбнуться. Он сам написал эти слова, и Дамасские свитки тоже сам сфабриковал. Разумеется, некоторые разоблачат подделку, и слухи распространятся, но разве помешает это верующим уверовать?

Крэндалл сделал паузу и значительно взглянул на них.

— Учения нашей церкви подтверждены Словом Божьим.

В другом месте Иисус предсказывает явление Сатаны из племени людей-собак, с юго-востока, из места, именуемого Меккой... Этот человек, которого он именует одним из пяти великих лжецов, отравит большую часть мира своей лживой доктриной. Очевидно, Иисус говорит о Магомете. Его предупреждение недвусмысленно, как и послание к нам о почитателях лжебогов и тех, кто возжелает уравнять животных — иным словами, Низшие Расы — с людьми. Ниспошлите на них гибель, говорит Господь Иисус, и отошлите на Суд Господень... Наша задача, полагаю, очевидна.

Уотсон глянул на Клауса и увидел, что у того желваки заходили. Клауса тревожил фрагмент, посвящённый великому лжецу Магомету.

— Мы не готовы к священной войне, — говорил ему Клаус. — Вполне вероятно, что мусульмане не станут дожидаться, пока мы им принесём слово Господне. Они сами к нам нагрянут. А мы ещё не подготовились.

— Белые христиане сомкнут ряды вокруг нас, — возражал Уотсон. — Это дополнительно поляризует мир и ускорит процесс — нам нужно, чтобы конфронтация связала нас, позволила людям чётко увидеть, кто враг, а кто друг.

— Это безумие. Уотсон, вы не справитесь. На наших испытайте, если хотите, но, умоляю, не транслируйте на публику...

— Неопровержимые доказательства аутентичности свитков, — говорил между тем Крэндалл, — в скором времени будут представлены. Я же до поры удалюсь от вас. Я отправляюсь медитировать над этими откровениями. Я вопрошу Господа, как именно следует принести их миру. В моё отсутствие, пожалуйста, полагайтесь на полковника Уотсона. Я буду держать с ним тесную связь. Да благословит Господь вас всех.

Запись окончилась. Уотсон старался не смотреть на Клауса. Он чувствовал на себе его взгляд.

— Вы намерены ретранслировать это миру? — спросил Гиссен как бы между прочим, изучая свои наманикюренные ногти.

— Всё, — ответил Уотсон, — кроме последней части, об уходе на покой и велении мне исполнять его обязанности.

Гиссен взглянул на него.

— Вы совершенно уверены, что он этого хочет?

— Совершенно, — холодно ответил Уотсон.

— Но... насчёт Магомета... это подольёт масла в огонь. С политической точки зрения...

Клаус хмыкнул, словно говоря: Да это любому здравомыслящему человеку понятно.

— Вы утверждаете, что интерпретация Новоявленных Писаний преподобным Крэндаллом ошибочна? — требовательно вопросил Джебедайя тоном седобородого догматика.

— Вовсе нет! — торопливо отозвался Гиссен. — Он лишь подтвердил то, что я всегда чувствовал сердцем! Но... можно же обсудить, как и когда обнародуем...

— Об этом вам беспокоиться нет нужды, — резко перебил Уотсон. — Вы вообще-то полицейский инспектор, говоря начистоту.

— Я считал, что такова и ваша роль, — ровным тоном ответил Гиссен.

— Уже нет, — бросил Уотсон. — Вы не в курсе моего продвижения по службе.

Он вскользь улыбнулся Клаусу. Тот просто смотрел на него.

Надо умаслить Клауса, подумал Уотсон. Лучше бы мне никто не втыкал кнопок под зад...

— Мир изменился, — внезапно сказал Джебедайя. Все обернулись к нему. Глаза его сверкали, как у орла. — Так же достоверно, как было в ту пору, когда дождь шёл сорок дней и ночей. Всё теперь новое. Мы впервые услыхали Слово Божие, истинное Слово Божие.

Твою мать, а я вообще его контролирую? с тошнотным чувством подумал Уотсон, услышав это.

Но слова мальчика явственно убедили Гиссена. Гиссен, как истинный немец, был не чужд мистицизма, уравновешивая им пунктуальность и прагматизм.

Гиссен — Ненасытный — поднялся и проговорил:

— Я... я пристыжен, что мною сделано так мало. Пока Рик Крэндалл в уединении, мы обязаны взять на себя его работу.

— Работу Бога, — поправил Джебедайя.

Гиссен кивнул.

— Да. Работу Бога.

Он оправил пиджак, вернул сбившийся на сторону галстук в нужное положение и посмотрел на часы. Всё говорило за то, что у Гиссена сейчас случится приступ активности.

— Работу Бога. Некоторых узников я ещё не допросил. Сейчас я с ними разберусь. Я чувствую, что один из них выведет меня на след животного, прозванного Остроглазом Торренсом.