Ему теперь стало лучше, и он маршировал через утренний туман вместе с остальными, держа шаг. На востоке поднималось солнце, сдувая туманные метёлки с продырявленной крыши старой церквушки. К югу, за невозделанным полем ржи, мрачно маячили усаженные омелами деревья, и могло показаться, что там, в инеисто-седой мгле, ещё прячется ночной сумрак.

— Баррабас, я кому говорю! — рявкнул Макдоннелл. — Смотреть прямо перед собой! Я тебе разве не говорил, чтоб ты не смел глазеть на хренов пейзаж, чмо ты недоделанное?

Краснолицый, похожий на свинью американец (стрижка под горшок, рот почти безгубый) теперь трамбовал болото шаг-в-шаг с отрядом Баррабаса. Баррабас не обижался. Он обожал американского наставника, пускай тот и был урод. Ему казалось, что он в кино про морских котиков.

Баррабас, подавив усмешку, уставился прямо перед собой. Ему нравилась эта «работа», определённо нравилась.

— Баррабас, ты обязан стать частью превосходно настроенного механизма! Будешь глазеть по сторонам — ни хера не сделаешь, как надо, ты понял, сученыш? Ты за кого нас тут принимаешь, э? За компанию на пикнике? За гребаную богему? За сраных анархистов? Ты часть отряда, Баррабас! Не научишься работать в команде, тебя гребаные партизаны в спину пристрелят!

— Мы тут всегда разрознены, — говорил Торренс. — Мы работаем в команде, это да, но обязаны действовать по возможности автономно, потому что нам часто приходится выполнять независимые задания. Нас немного. Ваша решимость справиться с заданием подпитывается чем-то глубоко личным, не так ли?

Роузлэнд молча кивнул. Всё верно.

Роузлэнд и прочие проходившие тренировку новички — в основном французские евреи, но также алжирские иммигранты, пара американцев, израильтянин, застрявший во Франции, и голландка, — полукругом сидели на холодном полу в кольце света от лампы, а перед ними читал лекцию Остроглаз. За спиной Роузлэнда громоздились пыльные ящики с прислонёнными к ним автоматами и винтовками; оружие было настолько же разношёрстное, насколько и этнический состав участников тренировки. Вечная проблема: где бы взять такую пушку, чтобы каждому подошла?

— Основополагающие принципы нашей военной стратегии, однако, будут по необходимости скрыты от вас, — продолжал Торренс. — Информация о местонахождении конспиративных квартир, складов с оружием, наблюдательных постов, личностях связных — тоже. Вы узнаете ровно столько, сколько необходимо. Это из-за экстракторов. Экстрактор способен извлечь информацию напрямую из вашего мозга на электрохимическом уровне, хотите вы того или нет. Экстракторы дороги — у них не всегда такой прибор под рукой. Поэтому, если экстрактора нет или ваша нейрохимия препятствует его использованию, к вам будут применены пытки. Некоторые устойчивы к экстракции, но к пыткам — никто. В конце концов расколется каждый. Не бравируйте своей отвагой.

Он сделал паузу и отхлебнул кофе из синей пластиковой фляги.

— Мы утаиваем от вас, что можем, но вы уже знаете много такого, что способно нам повредить. Вы знаете Леспера: он ценный для нас человек. Он навешал им лапшу на уши и создал себе репутацию коллаборациониста. Расиста, энтузиаста Национального Фронта и Партии единства. Он вхож к самому Ларуссу. Но вы про него знаете, потому что он участвует в тренировочном процессе. Вам не разрешено упоминать его имя за пределами тренировочной базы: не все бойцы НС знают Леспера; вы знаете, потому что вы в кадровом резерве. Вы — арьергард. Леспер станет вас использовать, направлять вас — мы с Леспером будем отряжать вас на особые задания. Вас выбрали, потому что вы сильно мотивированы психологически.

Но почему, удивился Роузлэнд, так необходимо участие Леспера? Если он ценный кадр, пускай перепоручил бы эту миссию кому-нибудь ещё и оставил бы в тайне своё участие в НС.

Роузлэнд продолжал размышлять о Леспере и наконец додумался. В действиях Леспера нечто особенное: с него будто кандалы спадали. Он высвобождал накопившееся напряжение, и ему это было нужно, чтобы сохранять равновесие.

Роузлэнд понял, что Леспер сам настоял на участии в тренировках. Таким образом он берёг себя от безумия: он ведь вынужден был заигрывать с нацистами, может, даже косвенно участвовать в геноциде. Леспер глубоко человечен. Сознательность привела его в подполье НС; она же вынудила его изображать чудовище.

Под каким же прессом они работают! с уважением подумал Роузлэнд.

Было нечто ужасающее и прекрасное в их самопожертвовании, в единстве противоборствующих групп. Роузлэнд — американский еврей. Леспер — французский католический священник. Остальные — мусульмане; исторический конфликт мусульман и евреев на Ближнем Востоке ещё не остыл в расовой памяти. Но мусульмане, католики и евреи объединялись во имя душевной потребности выполнить взятую на себя миссию. Их сплавлял в единую организацию моральный императив, укоренённый в человеческой общности глубже всех этих различий.

Роузлэнду эти мысли доставляли крайнюю боль. Он был тронут и опечален. Ужас и потери — вот что соединило их. Он смежил веки, представив, как через прелестный ротик Габриэль вылетают брызги крови и мозга...

...и принудил себя внимательнее прислушаться к Торренсу.

— Это значит, — говорил Остроглаз, — что вы в значительной степени вынуждены полагаться только на себя. Если вас схватят, вам, скорее всего, никто не придёт на помощь. Если вы сбежите, вы, скорее всего, не сумеете отыскать нас снова — потому что в таких случаях, когда хватают человека, знающего об НС и о местонахождении базы, мы переносим её в другой район. И поскольку вам известно об истинной роли Леспера, мы вынуждены будем сорвать его с места и тоже эвакуировать. Мы больше не сумеем использовать его как источник разведданных. Есть и другие моменты, о которых вы так или иначе неизбежно узнаете, но мы не хотели бы, чтоб о них стало известно и нацистам тоже. Итак... итак, решать вам, но... — Он помолчал мгновение, встретившись с ними взглядом; в глазах Торренса бушевала буря эмоций. — Данко... Данко был душой и сердцем нашего арьергарда. И...

Роузлэнд знал, что Данко сумел покончить с собой, когда его схватили.

Торренс медленно расстегнул плащ. Раскрыл его, и все увидели, что у него под одеждой взрывчатка.

— Решать вам. Вам всем такие выдадут. Вам не придётся носить эти пояса постоянно: это зависит от риска пленения. Если меня схватят, я воспользуюсь своим. А последуете ли вы моему примеру... — Он передёрнул плечами. — Мы не станем промывать вам мозги. В НС у вас всегда остаётся выбор...

Суиншот

— Самое клёвое, что вам вообще не надо думать! — говорил американец. Вернее сказать, Макдоннелл рявкал с беспрекословной властностью — аж стёкла дрожали. — Вам не надо выбирать — большую часть времени. Ваша тренировка сама всё обеспечит. Вас так натаскают, что на каждый случай жизни будет готовый рецепт действий.

Ратуша была очень старой: камин почернел, деревянный пол потрескался и рассохся. Все окна, кроме одного, выбиты при бомбёжке и теперь заколочены досками. Маслянисто-жёлтый солнечный свет сочился в уцелевшее окно, навевая соблазнительные мысли об ароматных летних полях и окаймлённых цветами дорогах. Баррабас старался не смотреть туда. Он слегка отвернулся от окна к деревянному столу, в третьем ряду, считая от портативного проектора и экрана, установленных тут Макдоннеллом. Экран был похож на старые классные доски: чёрные, в деревянной раме, на колёсиках. Но у этого экрана рама была алюминиевая, а вместо доски — тонкий, как вафля, дисплей. Макдоннелл двигал мышкой, и анимационные фигурки двигались по его команде. Рявкающие интонации Макдоннелла постепенно сменились заученным инструкторским стрекотом.

— Представим, что партизаны засели вокруг в этих разрушенных зданиях. Их двадцать, они рассредоточены. Могут общаться по гарнитурам, а могут и не общаться. Наш патруль движется вот здесь — колонной. Партизаны начинают стрелять. Возможно, что и бронебойными пулями. Ваш капитан командует «Засада-7!», и вы разбиваетесь на четыре группы по пять человек в каждой, по две — на каждую сторону улицы. Ваши шлемофильтры активированы; человек, ответственный за газовую атаку, бросает дымовые и слезоточивые гранаты, и вы устремляетесь в здания, где засел враг. Человек, ответственный за обнаружение врага, сканирует местность на предмет мин и вражеских ловушек, а остальные ведут ковровый обстрел. Вы врываетесь в здание следом за предварительно выбранным бойцом. Если его ранят и выведут из строя, его функции передаются следующему по очерёдности. — Мультяшные фигурки ВАшников бегали по экрану, а камера металась следом за ними; съёмка велась под острым углом со значительной высоты в лабиринте городских зданий. — Вы поддерживаете связь на предварительно оговорённых частотах, пользуясь ежедневно обновляемым кодом на тот случай, если враг подслушивает; наступление ведётся в тандеме с тремя остальными группами. Важно, чтобы каждая группа как можно точнее представляла себе расположение остальных на поле боя и строила свою стратегию таким образом, чтобы минимизировать возможность дружественного огня. Как только вы проникли в здание, сценарий диктует Группе 4 и Группе 2 рассредоточиться справа и слева соответственно, а группам 1 и 3 — продвигаться по центру, ведя непрерывный обстрел...