На ней длинный наряд, который покрывает голову, расшитый драгоценными камнями…
Каролина смиренно застывает в центре комнаты в то время, как женщины начинают бить в барабаны и на высоких тонах издавать замысловатый вибрирующий звук.
Я же, спохватившись накрываю голову и лицо, отхожу в тень. Отец выходит вперед и толкает впереди себя коляску с мамой, которая так же при параде.
Фатима спешит взять в руки поднос со сладостями и подношениями.
- Мелли, иди сюда!
Мама машет мне рукой, подзывает, но ее голос теряется в звуках барабанов и пения, а я отрицательно качаю головой. Кажется, что если сделаю шаг и отойду от стенки, то просто упаду, скачусь, ноги просто держать не будут.
Наконец двери распахиваются, и в зал входит высокий мужчина в белоснежной кондуре и куфие.
Мощная фигура. Волевой взгляд из-под хмурых бровей. На доли мгновения, когда кажется, что это Аяз, я просто зажмуриваюсь.
Но когда вновь распахиваю глаза понимаю, что мужчина просто похож на Макадума…
- Шейх Аяз бен Назир аль Макадум занят вопросами государственной важности и сожалеет, что не смог лично приехать за женой…
Зычным голосом выговаривает мужчина, который явно и сам не простых кровей.
- Мы понимаем и принимаем любую волю шейха…
Отвечает отец склонив голову. Мужчина в куфие кивает, явно удовлетворенный ответом папы. А я… прислоняюсь к стене и выдыхаю…
Мало уже прислушиваюсь к разговору, который так же является данью традиции. Фатима проходит вперед и поклоняется мужчине, протягивает ему поднос со сладостями и шейх отламывает кусочек сладости и опускает ее в мед, пробует…
- Шейх Аяз бен Назир аль Макадум благодарит за дары этот дом и требует свою жену к себе…
- Мы благодарны шейху за проявленную милость…
Вновь повторяет отец, опуская голову.
Посланник Аяза кивает, так же рукой прислоняется ко лбу. Жест почтения. Шейх благоволит к семье своей жены, доволен избранницей и его посланник транслирует этот факт.
Отец улыбается и глаза у него светятся, когда поворачивается к Каролине и крепко ее обнимает, целует ткань абаии, которая скрывает жену шейха ото всех.
Прощание длиться минуты. К Каролине подходит Фатима, затем сестра склоняется и обнимает маму, которая тянется к ней с кресла – каталки.
Я понимаю, что что-то упускаю только тогда, когда сестра разворачивается ко мне, а я ловлю на себе цепкий взгляд шейха, которого прислал Аяз.
То, что они с этим мужчиной в родственных связях уже понятно. Слишком похожи лицом…
И именно эта похожесть заставляет меня в себя прийти, будто хлыст подстегивает вперед и я благодарю все высшие силы, что мое лицо и тело полностью спрятаны под тканью.
Медленно отлипаю от стены и иду к Каролине, обнимаю сестру на мгновение и будто только в эту самую секунду понимаю, что возможно прощаюсь с ней навсегда, ведь я принимаю решение, что больше никогда не приеду в эту страну…
- Прощай, Кара…
Выговариваю тихо – тихо…
- Прощай, Мел, - отвечает мне сестра и кажется, что в ее голосе я слышу тоскливые нотки…
- Нам пора…
Наконец раздается твердый голос посланника Аяза, и мы с сестрой отпускаем друг друга, Каролина идет вперед, а я наблюдаю за ней, смотрю как уходит, как садиться в автомобиль и кортеж выезжает с нашего двора.
Я выхожу за ней на улицу и наблюдаю за тем как автомобили скрываются за воротами, будто разрывая нашу с Каролиной связь.
- Ну вот и все…
Обращается ко мне мама, а я смотрю вслед сестре и осознаю, что да… действительно все…
Киваю молча и снимаю с себя свою броню, открываю лицо и подставляю его солнечным лучам, которые будто проходятся по коже лаской…
- Ну, что, доченька, поедем домой?
- Поедем, - отвечаю тихонечко, - я хочу домой…
Мама кивает и возвращается в дом, тихонечко крутя колоса своей коляски, а я так и стою замершим изваянием.
Лишь спустя какое-то время удастся собрать себя и вернутся в дом, чтобы собраться и наконец вернутся в свою жизнь, так как жизнь под личиной – слишком тяжела, а Каролине теперь еще очень долгое время придется быть мной, играть меня и я надеюсь, что все у сестры сложится благополучно…
Иначе зачем такие жертвы?!
- Готова?
Вновь задает вопрос мама и присматривается ко мне с тревогой в глазах. Улыбаюсь. Заталкиваю глубоко внутрь себя все свои переживания и улыбаюсь.
- Готова…
Отец лично везет нас в аэропорт, все на мать смотрит, которая сидит рядом с ним, впереди, а я в окно смотрю, рассматриваю проскальзывающие за стеклом улицы…
Не знаю буду ли я скучать по этому миру, который вкорне отличается от того, который привычен мне.
Автомобиль поворачивает в сторону аэропорта, путь держит через центр и сердце мое пропускает удар, когда вдали я вижу величественный дворец, принадлежащий правящему роду Макадумов…
В лучах закатного солнца это величественное здание будто окрашивается в багрянец, пугая и завлекая своей красотой и суровостью…
Прощание с отцом. Родители, которые стоят и просто смотрят друг другу в глаза, будто не решаясь озвучить свои мысли…
- Я буду скучать, - наконец тихо выговаривает отец.
- Прощай, Мустафа…
- До встречи, Аглая…
Домой мы летим бизнес классом и в былые времена наивная и восторженная Мелина удивилась бы всему, что окружает ее, потыкала бы по кнопочкам, спрятанным в подлокотнике кресла и поразилась бы как легко трансформируется кресло в кровать…
Когда – то в прошлом… а сейчас я просто прикрываю глаза и укутываюсь пледом, предпочитая просто забыться темным и тяжелым сном, в котором меня преследуют янтарные глаза, яркие и проницательные, не дающие покой…
Глава 21
Аяз бен Назир аль Макадум
Время назад
- Ты понимаешь, насколько важны эти прииски, сын?
Вопрос, заданный отцом, заставляет поморщится. Встречаю проницательный взгляд великого шейха Назира бен Абдулы аль Макадума совершенно спокойно.
- Я понимаю важность минералов, которые обнаружены на территории, принадлежащей нашему подданому, но… думаю можно решить вопрос не столь радикальными методами.
Отпиваю воды из бокала. Отец знает, что я уже очень давно ни в чем от него не завишу. Однажды я сказал, что буду сам решать, стану себе хозяином и ушел… ушел, когда мамы не стало…
Я был всегда слишком свободолюбивым, резким, непримиримым. Я любил свою мать, до сих пор помню ее золотистые локоны и мягкую улыбку, помню, как обнимала меня и напевала песнь…на чужом языке, на ее языке…
Отец любил ее. Это тоже помню. Но недуг не щадит ни богатых, ни бедных. Перед всевышним все равны и… мою маму не спасли… отец сделал все, вызвал лучших врачей, тратил миллионы, обещал многое, но… ничто не спасло…
Я сидел рядом с ней и сжимал ее руку, наблюдая за тем, как угасает самый близкий и родной человек.
Мать, которая учила меня нежности и милосердию, в то время как отец оставлял в пустыне и заставлял выживать…
Две противоположности, разные взгляды на жизнь, разные понятия, они схлестнулись, и я понимаю, я знаю, что отец был безутешен, когда потерял свое сердце свою Къальби… мою мать…
Я был резок, был слишком непримирим, я винил всех в ее кончине, винил отца, потому что он привел в дом… другую… женщину, которую назвал женой, которая заняла место моей матери и родила отцу других детей…
Я не могу сказать, что Мозина была плохой мачехой, скорее я был для нее невозможным пасынком.
Враге не пожелаешь схлестнуться с таким, как я и в тот период я был слишком непоколебим и резок в своих решениях.
Мама ушла, вместо нее пришла новая женщина… другая… и я возненавидел ее. Просто, потому что заняла место мамы…
Хотя отец так и не дал имя Мозине, а маму он нарек свои сердцем – Къальби, так и называл в то время, как маму звали совсем не так, у нее было другое имя совсем не похожее ни на одно к которым мы привыкли…
У нее было другое имя. Нежное. Которое подходило к ее белоснежной коже и светлым глазам, к волосам в которых казалось, что затерялось солнце…
