И еще: чем больше я думал о рудиментах крепостничества, проявлявшихся в ней во время секса со мной, тем больше убеждался, что и во мне проявляются эти самые рудименты, только противоположного свойства — я ощущал себя барином, владельцем крепостных крестьян, с которыми имею право делать все, что хочу. Представляете! И в этом качестве эксплуататора-помещика я получал еще какой-то дополнительный, очень тонкого свойства и, возможно, по сути немного порочный кайф от наших взаимоотношений с Зинаидой Николаевной. Вот такой букет чувств.

Особенно тяжело мне теперь давались дни, когда я должен был находиться вне издательства, например, короткие командировки в Петербург, где находился наш филиал, или даже работа на киностудии, где снимался сериал, в котором я принимал участие в качестве композитора. В такие дни я минимум два раза в день звонил в издательство под предлогом узнать, как там дела, но на самом деле услышать ее голос. Разговор был сугубо деловым. Я не отваживался сказать ей какие-нибудь ласковые слова — отношения у нас установились все же не любовников, а скорее деловых партнеров, и потому такие нежности нам были вроде ни к чему.

Зато на следующий день после разлуки, попав в свой кабинет, я не мог ни о чем другом думать, кроме как о сексе с Зинаидой Николаевной. Все мои посетители с их кантатами, фольклором, симфониями, песнями проходили мимо моего сознания — я был в прямом смысле слова профнепригоден в этом состоянии, пока не улучал момент, когда можно было овладеть Зинаидой Николаевной и успокоиться на ближайшие 10–15 часов, не более.

Я не расспрашивал ее о ее семье, но знал, что она замужем и у нее есть 14-летний сын. Какие у нее отношения с мужем — этим я не интересовался, да и вообще у нас не было повода говорить на такие темы. Но однажды, когда я ее зазвал к себе в кабинет, закрыл дверь и попытался ее обнять, она мне сказала:

— У меня сегодня цикл.

— Нет таких преград, которые бы не брал комсомол! — сказал я игриво, привлекая ее к себе.

— Я вас не понимаю, — она сделала легкую попытку высвободиться.

— Зинаида Николаевна, вы ведь взрослая женщина! — широко улыбнулся я. — Неужели вы не знаете, как в таком случае можно снять напряжение у мужчины? Президент Клинтон и Моника Левински давно дали знать об этом всему населению Земного шара.

— Да, я знаю, — сказала Зинаида Николаевна, и я понял, что с этим вопросом у нее не все в порядке.

— Вы с мужем занимаетесь оральным сексом? — в лоб спросил я.

— Нет, — сказала Зинаида Николаевна.

— Почему?

— Мы не ищем в этом деле изысков, — ответила мне Зинаида Николаевна довольно спокойно. — Обходимся необходимым минимумом.

— То есть вы применяете только стандартную позицию? — опять попытался уточнить до конца я. — То, что в народе называется бутерброд?

— Да, — сказала Зинаида Николаевна.

— Значит, то, чем мы с вами занимаемся у меня в кабинете для вас необычно?

— Да, — четко отвечала Зинаида Николаевна как на допросе.

Я хотел спросить ее, нравится ли ей эти новые способы, привычные для меня — стоя, на столе, в кресле, на клавиатуре рояля, но решил, что перейду в этом случае какую-то демаркационную линию в наших отношениях. Я ведь не задавал никогда ей вопросов, нравится ли ей секс со мной, что она думает о наших отношениях и так далее.

— Очень хорошо, значит, сейчас мы освоим с вами еще одно новшество, — сказал я и, увидев легкий испуг в ее глазах, добавил: — Не беспокойтесь, Зинаида Николаевна, от этого еще никому не становилось плохо. Поверьте, все женщины делают это!

В общем, она справилась, я удовлетворенно расслабился в кресле и даже напоследок сделал ей комплимент:

— Зинаида Николаевна, вы сейчас доказали, что талантливый человек — талантлив во всем!

Она, мне кажется, не успела дослушать, потому что у нее возник рвотный позыв и она стремглав бросилась в туалет.

Должен сказать, что после того как мы с ней прошли этот, еще один виток по сексуальной лестнице, она стала мне еще ближе и желанней.

Потом был съезд Союза композиторов, и я, как один из секретарей Союза, с утра до вечера находился на съезде. Там шли бурные битвы за пост первого секретаря правления, и я был одним из главных действующих лиц нашей группировки. у которой был свой кандидат. Первый день без Зинаиды Николаевны я выдержал, второй мне дался уже с трудом, и я, улучив момент, позвонил ей и справился, как идут без меня дела. А на третий день я покинул поле битвы, сославшись на жуткую зубную боль, мол, надо к врачу, чтоб дал болеутоляющее; примчался в издательство и тут же затащил Зинаиду Николаевну в свой кабинет.

— Вы не представляете, что там творится! — объяснял я ей, задирая ее юбку. — Такой накал страстей — только вы можете привести меня в норму!

И странно, когда я вернулся на съезд, мои друзья по группировке сразу отметили изменение моего состояния:

— Сразу видно, что тебе полегчало. Совсем другой вид.

Вот так на меня действовала Зинаида Николаевна.

И еще я заметил один момент. У нас в поликлинике все проходили диспансеризацию, и у меня взяли анализ крови. Результат оказался не совсем нормальным — пониженный гемоглобин, много лейкоцитов, чуть повышен сахар, высокое РОЭ и т. д. Состояние у меня тогда, я помню, было не совсем нормальное, так как три дня Зинаиды Николаевны на работе не было — она уезжала на похороны тетки в Рязань, и я весь извелся тогда. А после того как она приехала, через несколько дней я решил повторить анализ — вдруг в лаборатории что-то напутали. И что вы скажете — анализ был как у космонавта! Потом я еще пару раз проверял кровь и установил точную зависимость — близость с Зинаидой Николаевной каким-то образом влияла на биохимию моего организма. Уверен, мне никто не поверит, но это так!

Потом наш Союз проводил фестиваль «Московская осень» в концертном зале Чайковского, там исполняли и мой квартет для двух скрипок, виолончели и гобоя. Зинаида Николаевна знала, что будет исполняться мое произведение, но билета у меня не попросила, а я навязываться не стал. В самом деле, зачем ей это? Тем более, придет ведь не одна, а с мужем, что наиболее вероятно. Но в душе мне очень хотелось, чтобы она услышала мое сочинение, увидела, как я выйду потом на сцену под аплодисменты. Что поделаешь, все мы люди, все мы человеки. И вот в концертном зале Чайковского я вдруг обнаружил киоск в котором продавали ювелирные украшения. Обычно я никогда не обращаю внимания на такого рода киоски, а тут вдруг подошел, и мне сразу бросилось в глаза платиновое колечко с бриллиантиком. Скромное, но красивое. Я его тут же купил и на следующий день преподнес коробочку Зинаиде Николаевне со словами:

— Это вам по случаю премьерного исполнения моего произведения!

— Спасибо, очень красивое колечко, но я не смогу его взять.

— Почему? Ведь недавно мы все получили хорошую премию по итогам последнего квартала?

— Да, но премия моя ушла на путевки в Египет — поедем всей семьей.

— Вы можете сказать, что кольцо это продала вам коллега по работе в рассрочку на год. Ведь может такое быть?

— Может. Но я к этому как-то не готова. Спасибо вам большое.

— Ладно, Зинаида Николаевна, — сказал я. — Ваши духи лежат в моем сейфе, теперь там рядом будет и ваше кольцо. Это ваши вещи. Помните и постарайтесь придумать версию, чтобы как-нибудь их забрать. Идет?

— Постараюсь, — сказала Зинаида Николаевна.

Я тогда как-то пропустил мимо ушей разговор про Египет, а ведь время настало, и Зинаида Николаевна уехала на отдых в Хургаду. Оказалось, что это для меня полная катастрофа. Без нее нормально жить, не превращаясь в неврастеника, я мог максимум три дня. И все! А тут две недели! И что интересно — секс с женой не снимал с меня этого напряжения. Я решил, что надо попробовать еще с кем-то, все же жена есть жена, и семейный секс воспринимается мной, возможно, как утренняя зарядка или чистка зубов. И поэтому я позвонил и пригласил к себе в издательство одну поэтессу-песенника, которая мечтала издать сборник своих песен и была готова отдаться мне по первому требованию. За дверью кабинета тогда сидела Зинаида Николаевна, и я без особого сожаления проигнорировал настойчивые намеки поэтессы. А вот теперь, решил я, настало время.