А потом она уже уходила на эти эксесайсы без всяких предлогов, сказала, что нашла отличное место для джогинга, весь Майами там бегает, — дорожка вокруг гольфового поля в Авентуре. Уходила в шортах, кроссовках и в маечке, иногда в короткой юбочке, и, что меня настораживало, — всегда перед выходом красилась. Но опять же, возражал я себе, — многие женщины не могут выйти из дома без макияжа. Это известно. Предложить ей совместно прогуливаться вокруг гольфового поля я не мог — она знала, что у меня артрит и я долго ходить не могу. Проследить за ней на автомашине — проехать вдоль дорожки вокруг гольфового поля, я мог, но не хотел. Что-то, кроме того, что это в общем-то гнусное занятие — следить за любимой женщиной, удерживало меня. Теперь-то я знаю, что: я боялся вдруг не обнаружить ее там. Ведь могло быть и так, говорил я себе, что она мне сказала неправду, ее там нет, я это узнаю, убежусь в этом. Ну и что? Дальше следовало выяснение отношений с возможным и явно неприятным для меня исходом — она уходит от меня. Этого я и представить себе не мог.

Если отвлечься от этих ее, в общем-то, недолгих отсутствий — два часа, плюс-минус, то все остальное у нас было без изменений. Она была нежна со мной в постели, мы днем разучивали новые песни, репетировали наш репертуар, частенько обедали где-нибудь вне дома, я старался каждый раз поразить ее чем-нибудь, какой-нибудь новой кухней — никарагуанской, например, или японской…

А однажды вдруг в перерыве нашего выступления меня позвал к себе хозяин ресторана, предложил вместе с Олей выступить на корпоративном пати, которое должно было состояться в нашем ресторане днем в воскресенье. Я дал согласие и после этого вернулся в зал. Оли в зале не было. Это меня удивило, так как она всегда с интересом относилась к моим разговорам с хозяином ресторана, ждала меня и тут же просила рассказать, о чем был наш разговор. А сейчас вдруг ее не было. «Может, в туалете? — подумал я и на всякий случай заглянул в холл, на кухню — ее там не было. Потом, когда стало ясно, что она не в туалете, я спросил у дормена, где Оля, и он сказал, что она минут 15 назад вышла на улицу.

На улице никого не было, накрапывал легкий дождь, на паркинге возле ресторана стояло несколько машин. Я, ничего не подозревая, пошел вдоль стены ресторана, намереваясь заглянуть за угол, как вдруг у одной из машин открылась дверь, оттуда вышла Оля и побежала ко мне.

— Ты куда пропала? — спросил я и почувствовал такую слабость в ногах, какая бывает у меня, когда я представляю, что падаю с высоты. Это у меня с детства — боязнь высоты. А такой эффект впервые.

— Ой, ты знаешь, пришел Диего, он, оказывается, уезжал к себе в Венесуэлу и попросил меня выйти с ним на минутку. Он мне подарил вот это колье, — показала она коробочку. — Не сердись, я не могла его обидеть. Ну, а из-за дождя мне пришлось сесть к нему в машину.

Машина в это время проехала мимо нас, и я узнал за рулем того самого испанца. Сейчас он помахал Оле рукой и она ему ответила — тоже помахала рукой.

— Я ему сказала, что ты — мой дядя, — сказала Оля.

— Почему? — у меня опять чуть не подкосились ноги.

— Ну, чтоб не задавал ненужные вопросы, — сказала Оля.

— Какие, например?

— Ну, связанные с возрастом. Все ведь думают, что ты мой отец.

— Еще что ты про меня сказала? — спросил я.

— Что ты у меня очень строгий, — рассмеялась Оля и прижалась ко мне. — Не сердись, я люблю только тебя.

Ну какие у меня могли быть после этого еще вопросы?

А дня через два этот Диего появился в ресторане, в перерыве что-то сказал Оле, и после этого Оля вдруг мне говорит:

— Сережа, ты не будешь возражать, если Диего сегодня отвезет меня домой?

— Почему ты не хочешь поехать со мной? — спросил я, понимая, что процесс идет по нарастающей и я не знаю, как его можно остановить. И что самое страшное, это не в моих силах.

— Понимаешь, Диего говорит, дядя ведь может разок разрешить приличному парню отвезти тебя домой. Что в этом плохого? У него, говорит, есть очень хороший подарок для меня. Мне так интересно, что это. Ты ведь знаешь меня — я ничего не позволю ему, можешь быть уверен. Дядя, ну разреши, — прижалась она ко мне.

— Поезжай, если так хочется, — сказал я, чуть не выдавив через силу эти слова.

— Мне совсем этого не хочется, Сереженька, — зашептала она мне на ухо. — Ты ведь знаешь, что я люблю только тебя.

Я поехал домой один и места там себе не мог найти, считал минуты, а когда прошло полчаса, не выдержал, вышел на улицу.

Оля приехала через полтора часа. Машина остановилась метрах в пятидесяти от меня, она вышла, побежала ко мне, а Диего развернулся и уехал.

— Сереженька, прости, он предложил поехать в клуб, там сегодня пела Глория Фернандес, мне было интересно. Прости.

— Позвонила бы хоть, предупредила, — сказал я.

— Я не хотела просить у него телефон. А у меня ведь своего нет.

— Купим тебе телефон, — сказал я. — А где его подарок?

— Ты знаешь, он подарил мне деньги, — Оля достала из сумочки несколько смятых стодолларовых бумажек. — Сказал, чтобы я сама себе купила, что понравится…

После этого он еще несколько раз увозил ее после ресторана и привозил домой через полтора-два часа. А потом стал заезжать за Олей даже днем, увозил, как она говорила, прогуляться на яхте.

Я оставался дома один, и, скажу вам, мне было очень хреново. «Так тебе и надо, старый дурак! — говорил я себе. — Связался с ребенком и хочешь чувствовать себя с ней на равных? Так что терпи, сколько сможешь, и будь, что будет».

А однажды днем я приехал из универсама, Оля встретила меня на пороге и сказала:

— У нас в гостях Диего. Мы сейчас едем покататься на яхте.

Я ничего не сказал, прошел на кухню, положил продукты в холодильник, а когда вышел из кухни, увидел через щелку двери такую картину: задранная вверх кофточку Оли, сверху джинсы испанца и его рука, гладящая Олин живот.

Это было слишком. Я подошел к двери и ударом ноги открыл ее. Они тут же вскочили с кровати. Диего что-то заговорил, вроде: «Пожалуйста, простите, у нас это произошло случайно».

— Убирайся! — сказал я ему по-английски. — Быстро!

Он опять извинился. Взял Ольгу за руку и сказал:

— Пошли.

— Куда?! — я схватил его за шкирку и швырнул головой в дверь. — Это моя женщина!

Он вылетел в холл и сказал:

— Оля, что он говорит?

— То, что слышал!

Я был в бешенстве; оно вдруг переполнило меня до краев, и мне показалось, что я могу его убить. Я опять набросился на Диего и с силой толкнул к выходу: «Убирайся, я тебе сказал!».

Он остановился у двери и снова обратился к Оле:

— Он не твой дядя?

Я не видел в этот момент Оли, но слышал ее всхлипывания. Я открыл входную дверь и еще раз сказал ему:

— Это моя женщина! Убирайся!

Диего стоял и смотрел на Олю.

— Кто он тебе?

— Какое твое дело! — Я схватил Диего в охапку и потащил к двери. — Чтоб больше я тебя не видел!

Я вытащил его из квартиры и собирался эффектным пинком под зад спустить с нашей лестницы — она у нас всего полмарша, вреда особого ему не было бы. Но в этот момент Оля что-то крикнула ему, вроде: «Прости меня, я сказала неправду» — и зарыдала в голос. Диего вдруг стал изворачиваться, впервые стал оказывать мне сопротивление, и оказалось, что парень он достаточно крепкий, накачанный, да еще моложе меня лет на 25. Но, поскольку инициатива была у меня, я успел крепко обхватить его за шею и стал прижимать к перилам. У него было неудобное положение — ноги его оставались на площадке, а я, стоя уже на ступеньках лестницы, уверенно гнул его вниз, за перила. В принципе, я в любой момент мог его, подтолкнув, отпустить, и он бы полетел вниз, за перила. Высота хоть и не больше двух метров, но достаточная, чтобы хорошенько покалечиться. Но, странное дело, чем больше я его гнул за перила, тем явственнее ощущал, что не сброшу его вниз. А тут еще в меня вдруг вцепилась Оля.

— Отпусти его! Он же убьется, если упадет! Пусти, слышишь! Или я вызову полицию! — кричала она.