Что она делает…

Боги…

Нейл резко закрывает глаза, когда она приближается. Чувствует, как отгибается край одеяла, а затем матрас слегка проминается – Митчелл осторожно подбирается к Нейлу, ложиться рядом, прикасаясь губами к его плечу. Ее маленькая ладонь опускается на его грудь – кожа к коже. Скользит, лаская. Жадные касания. Тонкие пальцы дотрагиваются до подбородка, и Нейл слышит:

– Такой колючий… – чувствует ее печальную улыбку.

Неужели нужно было сдохнуть, чтобы ощутить себя нужным ей?

Нейл был готов притворятся вечно.

Митчелл приподнимается и долго смотрит на него, а затем медленно наклоняется. Ее дыхание опаляет его губы. Не целует, нет.

– Ты мне так нужен, – шепчет над ним. – Очнись, пожалуйста.

А потом она ложиться на его плечо, гладит по руке, очерчивает жгуты вен и костяшки пальцев. А спустя пару минут засыпает, словно ангелок, будто у него под боком было самое безопасное и уютное место.

Отлично, Митчелл.

Нейл повернул голову, разглядывая ее лицо.

Он просто свихнулся, раз любуется спящей в его постели женщиной. Что это? Чертова сентиментальность? Что с тобой, Нейл?

Он медленно поднялся, ощущая легкую слабость. Будить Митчелл не станет – она спит так сладко. И она такая бледная и хрупкая, что ему стыдно за себя. Какого черта он был так неосмотрителен? А Мэтт, какого хрена, он возился так долго прежде, чем выстрелить? И, вообще…

Нейл коснулся рукой подбородка. Судя по всему, прошло не больше недели. Он не сильно оброс.

Здорово же его порезали. Раны еще не зажили, но уже затянулись и не кровоточили. Нейл усмехнулся – о, он будет убивать Маккейна медленно. За все, а больше за то, что Митчелл плакала. За то, что не спала. За то, что делилась своей кровью с таким, как Нейл.

Олсен оделся и спустился в гостиную, где Мэтт с Торном и другими ребятами играли в карты. Потрясающе. Он там умирает, значит…

– Какого, мать вашу, хрена? – засунув руки в карманы, он подошел к столу под изумленные вздохи своих ребят. – Мэтти-дружочек, почему я, скажи-ка, почти истек кровью?

Несмотря на его тон, Мэтт улыбался. А затем улыбки возникли на лицах остальных ребят, и Нейл тоже рассмеялся. Боги, на этих придурков нельзя сердиться.

– Сколько времени я был без сознания? – спросил он, наконец.

– Три дня, босс.

– Есть хочу.

– Сейчас будет. Грейм! Куда подевался этот старик?

А потом Нейл, жадно поглощая еду, слушал о том, что произошло за эти три дня. Но ничего не волновало его так сильно, как маленькая женщина, лежащая в его постели. Она придумала изображать его самого, чтобы сбить Лесли с толку. Она отдала ему свою кровь, хотя это было запрещено законом Элхорна. Жрать людей, вообще, не приветствовалось. Митчелл, эта правильная эгоистка и святоша нарушала ради него один запрет за другим. Она рисковала жизнью.

Он ей обязан.

Да – отпустить обязан.

– Тень, – позвал он, прочертив руну призыва.

В комнате возник наемник.

– Рад, что ты в норме, Нейл, – сказал тот, едва появившись перед ним, и в его голосе почувствовалась улыбка.

– Ты выполнил мой приказ? – спросил Олсен.

Наемник извлек из кармана две запечатанные склянки с прозрачной жидкостью.

– Это было трудно, Нейл. Я провозился почти два дня. Знаешь, сколько это будет стоить?

– Рассчитаюсь, – Олсен протянул ладонь, и Тень, разумеется, положил в нее артефакты.

Он почувствовал, как они жгут ладонь. Поморщился – это, действительно, именно то, что нужно Митчелл?

Или…

«Ты мне так нужен! Очнись, пожалуйста…»

Вот и проверим.

***

Пошарив по простыне рукой, я резко дернулась и уселась в кровати, убирая от лица волосы. Рядом – никого. За окном уже смеркалось. Портьеры задернуты.

Уснула?

Так надолго?

Испуганно уставилась на измятую постель, и кровь похолодела в жилах – где Нейл? Вскочила впопыхах с тихим и придушенным: «Господи!» И тотчас сердце зашлось болью – умру без него! И нет больше ничего важного, только он.

– Привет, Митчелл.

Вспыхиваю от стыда, слыша этот сладкий, самодовольный и надменный голос.

А я всклокоченная и полураздетая, стою на коленях на кровати, а белокурые пряди волос закрывают обзор, и я рассеянно их сдуваю, задыхаясь от сиюминутных эмоций: радости и злости.

Нейл Олсен, красный дракон-полукровка, сидит в кресле, в своей неизменной вычурной одежде – модный камзол и шелковый шейный платок с аметистовой булавкой. Взгляд самоуверенный и хищный. На губах застыла его фирменная злодейская усмешка. Руки покоятся на подлокотниках, гибкие бледные пальцы неподвижны.

Побрился.

Почему это так бросается в глаза?

Эти губы… они вновь мягкие и порочно изогнутые.

Просто смотрю. И поверить не могу.

Будто не было этих ужасных дней, когда я не хотела выпускать его руку из ладоней, опасаясь, что потеряю его. Когда он стонал от боли, и когда его терзал чудовищный жар. Когда я плакала навзрыд, не желая даже на секунду его оставить.

– Ты проспала ужин, – Нейл кивает на прикроватную тумбу, на которой стоит поднос, накрытый крышкой.

Я с тихим стоном натягиваю на себя одеяло, заправляю за уши пряди волос.

– Как долго ты здесь сидишь… то есть… как ты себя чувствуешь? – в горле мгновенно пересыхает.

Не знаю даже, как объяснить ему то, что лежала в его постели. Что сама разделась и прижалась к нему?

Позор.

– Тебе идет, Митчелл, – на удивление, Олсен серьезен, и его алый взгляд очень суров.

– Идет? – сглатываю, не зная, как реагировать на этого нового Нейла.

– Быть настолько раздетой в моей постели.

В комнате лишь полумрак. Пылают свечи, а сквозь щель между портьерами едва пробивается дрожащий лунный свет. Метка приятно теплеет, а в животе разливается предвкушающее тянущее ощущение – потребность.

– Нейл, я…

И какая-то теплота проникает в самое сердце…

…глубоко, словно игла.

Знал бы ты, чертов Олсен, что я пережила, когда тебя принесли, истекающим кровью!

Знал бы, как я испугалась!

Больше никогда! Не делай так никогда, Нейл!

– …я хочу скрепить нашу истинность, – наконец, это звучит между нами.

Не так уверенно, как хотелось бы. Сипло, сдавленно, напугано – но я произношу это.

Олсен прикрывает веки, будто переваривая эту фразу, а затем снова смотрит на меня, и его радужки искрят золотом, а зрачок медленно вытягивается. Кадык дергается, а ноздри трепещут. Нейл закусывает губу, глядя на меня – плотоядно, словно зверь.

– Прости, Митчелл, я не могу… – говорит он, – и не буду…

– Что? – ощущаю, как лечу в пропасть.

– … сдерживаться.

– А?

– Я так хочу тебя, малышка, что потеряю голову. Проклятье… – тихо шипит, втягивая воздух: – Иди ко мне.

Пьянею от звука его голоса, от его слов.

Так соскучилась по нему. Смертельно.

Выбираюсь из кровати и иду к его креслу на носочках, словно заворожённая. Голодный взгляд Нейла скользит по моему телу, цепляясь за пояс, чулки и подвязки, за грудь, вздымающуюся из тугого бюстье.

Все эти три дня я так тосковала по этому мужчине. Забираюсь ему на колени и тянусь к его губам. Смотрю в его глаза и понимаю – больше нет прежней Эвелины Митчелл. Обхватываю ладонями его щеки, сажусь на него верхом, оседлав его бедра и медленно, тягуче целую.

– Нейл… – выдыхаю, ощущая, как сгораю от желания.

– Боги… – он прикасается к моему подбородку, отводит длинные пряди волос мне за плечо, – продолжай, Митчелл.

Ловлю его руку, ласкаю ладонь, туго перевязанную бинтами. Прикасаюсь к ней губами, желая залечить каждую его рану. И снова – к его губам, словно к живительному источнику. Каждый поцелуй, как искусство. В них с каждой секундой теряется медлительность и моя свобода – Нейл жаден, голоден и страстен, он забирает даже мою волю. Он из тех мужчин, которые находят в близости особое упоение. Ему нужно получить все. На полную катушку. И в какой-то момент он перехватывает инициативу – горячие ладони скользят по моей пояснице на ягодицы, неприлично сжимают.