Он заторможено стёр каплю со скулы, но лишь размазал кровь сильнее. Облизнул пересохшие губы и ощутил мерзкий железный привкус. Такой же, как у его матери в последний её миг.

И вот он снова с ним. Этот омерзительный вкус. И «молочная» мать его мертва. Лежит рядом. Как тогда Кассандра.

Может, Далеон проклят?

Грудь сдавило в тисках.

Шестой затрясся в немых рыданиях и с новой силой прижался к Дарси. Разлепил дрогнувшие уста:

— Прости меня. Прости. Я не смог тебя защитить…

— Надеюсь, теперь ты усвоил урок? — ровно спросил Кейран, впрочем, ответа он не ждал. — Мне бы не хотелось ломать другие твои игрушки. Я люблю тебя, Далеон, и желаю, чтоб ты не делал глупостей. Слушайся меня, и проживёшь долго. Понял? — ноль реакции. — Встань и иди, умойся.

Далеон не шелохнулся. Пальцы вцепились в гриву лошади намертво.

— Встань! — жёстче повторил сводный брат.

Полное игнорирование.

— Далеон! — громогласный рык.

Он поднял глаза, и в них читалась лютая ненависть и жажда убийства.

— Я всё понял, Ваше Высочество.

— Ну и, зачем ты сбежал? — вырвал из тяжких дум голос, который он совершенно не ожидал здесь услышать.

— Хотел побыть один, — выдал юноша нехотя. — Подумать.

— Ты умеешь думать? — притворно изумилась Люция и едко ухмыльнулась.

Принц насупил брови и наградил её хмурым взглядом. Орфей глянул на девушку с укоризной.

— Лаааадно, — закатила глаза Люция и присела рядом с Далеоном. — Ты решил переварить горе в одиночку. Ясно. Но чего не утешился в объятьях Меридии? Как будто в первой!

— Люция! — одернул её химер.

— Иногда мне так и хочется тебя придушить! — доверительно сообщил ей Далеон.

Люц поиграла бровями.

— Только иногда?

— Ну, хватит! — встрял Орфей и сел по другую руку друга. Спросил его с жалостью: — Всё так плохо?

Принц помрачнел и отвернулся к городу. Повисло тягостное молчание, прерываемое лишь порывами ветра и далёкими раскатами подступающего грома.

— Тяжело жить в мире полном лжецов, когда ты один не можешь солгать.

— Ну, началось! — пробормотала Люция и попыталась слинять, но хвост Далеона скользнул под её длинную белую юбку и крепко обвил коленку, залез на часть бедра и дернул её обратно. Девушка ахнула и возмущенно запыхтела, затем напрочь забыла о побеге, увлекшись борьбой с сильной и наглой конечностью.

— Так к чему ты это? — вернулся к теме химер. Он с поразительным успехом игнорировал непотребство учинённое сюзереном.

— Всё, чему меня учили, — наглая ложь. Ты знал, что Ванитасов все ненавидят? И стоит мне шагнуть за ворота, любой дурак попытается убить меня или похитить?

Орфей виновато отвёл взор, шестой горько усмехнулся.

— Значит, знал, — заключил он. — И молчал. Да ещё и подыгрывал мне! А Сесиль и Меридия тоже в курсе? Один я идиот жил в иллюзиях?!

— Что иронично, ведь сам ты на себя накладывать иллюзии не можешь, — лениво хмыкнула девушка и отпустила хвост. Он тут же предупреждающе сдавил её ляжку, но Люц не вняла.

В ней кипела давняя, как мир, обида и бессильная злость, которые всколыхнулись в душе с новой силой и больше не могли вариться в собственном соку, желали наконец вылиться хоть на кого-то:

— Бедненький мальчик! — фарси всплеснула руками. — Все-то его ненавидят. Презирают. Проклинают род. А что он сделал, чтоб его любили? Что сделали Ванитасы, чтоб их любили?! Запугали?! Наубивали столько, что земля умылась кровью?! Сколько невинных племён погублено… Сколько потерянных жизней и сломанных судеб… Моя в том числе. Так скажи мне, за что вас любить? — Люция зло и пронзительно заглянула ему в глаза. — Ты вообще знаешь, что это такое? Ты в курсе, что любовь нельзя получить насилием, страхом и унижениями!

Она стиснула трясущиеся кулаки.

Острая боль пронзила грудь Далеона, такая, что дыхание спёрло. Он порывисто качнулся к Люции и хотел накрыть её кулак ладонью, но девчонка вскочила с места как ошпаренная и воззрилась на него, точно на безумца.

— Семь лет ты издевался надо мной… Семь проклятых лет! И что теперь?

— Я сожалею, — выдавил Далеон, ссутулившись.

— Он сожалеет! — воскликнула она, глянув на огорошенного Орфея и обратно. — А нужно ли мне это? Сегодня сожалеешь, а завтра — нет.

— Ты хочешь извинений? — процедил шестой, сверкнув синими очами исподлобья.

— Засунь их, заешь куда!.. — топнула ногой Люция. — Что мне твои извинения? Это просто слова! А важны поступки. Наговорить можно, чего угодно, и только действия определяют наши истинные намерения. Если ты искренне раскаиваешься, то исправишься, изменишь всё, что в твоих силах, а не будешь сидеть и мотать сопли на кулак, как жалкий слабак. А пока, происходящее ты заслужил!

И она развернулась, взметнув подол сорочки и чёрные кудри, и направилась к лозе, приросшей к стене.

— Ты ничего обо мне не знаешь! — крикнул ей в спину Далеон и впился когтями в ладони.

Люц презрительно фыркнула и полезла вниз, цепляясь за короткие сучья, как за перекладины лестницы.

— Это опасно, Люция! — кинулся к краю стены Орфей, но фарси уже преодолела треть пути. И ей было глубоко наплевать на какие-то там риски, смертельную для человека высоту или ненадёжную опору под пальцами: злость вытравила страх.

Первые капли дождя упали на её макушку, когда она вскочила на лошадь. А на подходе к замку уже вовсю поливал ливень.

— Она ненавидит меня, — произнёс Далеон, смотря на удаляющуюся в лес всадницу. — Это полный провал.

Принц хотел помириться, а что в итоге? Лишь рассорился с Люцией окончательно. Но… наверное, им давно стоило поговорить на чистоту. Она в своей излюбленной манере вывалила на него помои правды, и лучше уж они, чем сахарная ложь.

— Ненависть гораздо лучше равнодушия, — Орфей накрыл ладонью плечо друга. — Она означает, что ты ей не безразличен. А с этим уже можно работать.

— Н-да, — поморщился Далеон. — Утешитель из тебя…

— Самый лучший! — лучезарно улыбнулся Орфей. — Всё в твоих руках, как она и сказала.

— И ты думаешь, у меня получится? — с сомнением покачал головой Далеон. — Я считал, она тебе нравится, и ты начнёшь уговаривать меня, смирится, отойти в сторонку и не отсвечивать. И так наворотил делов…

Химер загадочно улыбнулся и промолчал.

Над ними прогремел гром. Ветер усилился, завыл, как дикое лесное чудовище, и принялся рвать одежду и волосы. Дождь забарабанил по смотровой площадке, по плечам, по рыжей листве деревьев. Месяц скрылся за низкими тучами окончательно. Лес погрузился во мрак.

— Вернёмся домой? — спросил Орфей.

— Где он, мой дом? — с затаённой тоской спросил Далеон неизвестно кого, и друзья в молчании направились к замку.

До конюшни доскакали быстро, но оба промокли до нитки. Орфей отправился в денник распрягать лошадь, Далелон же остался снаружи под дождём.

Всё в постройке напоминало ему о Дарси, и отдавалось в сердце глухой болью. Перед взором вспыхивала леденящая картина её смерти и сменялась другой, не менее трагичной, где главной героиней выступала его мать. Кассандра Террамор. Он наконец-то вспомнил, что она шептала ему перед смертью…

«Увидимся в прошлом, мой мальчик».

Но что бы это значило? Могла ли Кассандра знать, что будет приходить к нему в кошмарах? Или в её словах кроется нечто большее?

— Далеон? — окликнул его Орфей, тревожная складочка залегла меж его тонких бровей. Сколько ж времени прошло, раз он успел вернуться? — Ливень идет во всю, хоть бы под козырёк встал.

— Мне всё равно не светит простуда, — криво усмехнулся принц углом рта. На него навалилась странная апатия и полное безразличие ко всему. Холодный дождь бьёт по макушке — плевать. Одежда неприятно облепила тело — туда же. Мурашки бегут по коже — всё равно.

Только в носу отчего-то щиплет, и в горле ком стоит.

О, как бы ему хотелось обратиться в камень, и больше ничего не чувствовать! Он слишком устал вспоминать, переживать, думать, обдумывать, передумывать. И опять, по кругу.