— Я знаю, о чём ты думаешь, — в полголоса, доверительно поделился он и продолжил загадочно: – Скажу, по секрету, — зря переживаешь. Он может не признаваться в этом, но расклад давно изменился. Это же очевидно!

Люция мотнула головой, рассыпав чёрные локоны по плечам. Поджала губы.

— Не понимаю, о чём ты.

Орфей хитро сощурился.

— Скоро сама убедишься.

Он усадил её на плед, разложенный на травке недалеко от фонтана и… Далеона. Можно сказать – почти напротив него.

Мозолистая ладонь химера скользнула по скуле и заправила короткую прядку ей за ушко. Девушка перехватила его взгляд и снова покраснела, поежилась.

— Волнуешься? – он присел рядом и мягко поцеловал в лоб, веко, краешек рта. Девушка затрепетала в его лёгких объятьях. Его уста ощущались на коже, как порхание крыльев бабочки. Такие нежные…

— Ты такая сладкая, малышка, — сипло шепнул он ей в губы. Люция потупилась, не зная, куда деться от смущения. Никто прежде ей такого не говорил.

А от его вкрадчивого тона сердце ускоряло ритм.

— Мы не навредим тебе, — Сесиль присела за её спиной и бросила на брата предостерегающий взгляд. – Я же обещала.

Её тонкая рука легла на девичье плечо и скинула лямку белого платья. Ткань упала с полной груди.

Орфей шумно втянул носом воздух.

— Пусть я уже видел тебя обнажённой, такие неспешные прелюдии всегда будоражат. – Он глянул на сестру. — Всё же ты права, подарок с «обёрткой» интереснее, чем без.

Сесиль залилась звонким смехом.

Но резко смолкла, когда Орфей подался к Люции.

— Доверься нам, — сказали они хором.

И началось…

Горячие тела зажали её с двух сторон. Чьи-то жаркие ладони накрыли и страстно сжали чувствительные холмики грудей, срывая с губ Люции судорожный вздох. Другие юркие пальцы двинулись по талии, на копчик, жадно смяли попку через ткань, скользнули к коленям и задрали к поясу и без того откровенную юбку.

Руки легли на внутреннюю часть бёдер и развели их чуть в стороны. Орфей вклинился между, и девушка промежностью ощутила его твёрдое естество ещё прикрытое набедренной повязкой.

Сердце загрохотало в ушах.

— Нет, — невнятно вымолвила Люц и попыталась оттолкнуть его. Но слабые руки просто бессмысленно бились в скалу мускулов. Год-ши сильно ослабили её тело и волю, но картина с Далеоном и Меридией слегка отрезвила её.

— Что случилось? – Офрей сцапал её запястья и попытался поймать затуманенный взгляд. Люция тяжело дышала и смотрела на него одурело и с мольбой.

Пыталась собрать мысли в кучу и ответить, но слова рассыпались, забывались.

Она замычала в бессильной злости и заелозила под ним, не понимая что делает хуже.

Ей надо… надо сказать, что она девственница, что ещё ни с кем… и не хочет… Страшно.

Но язык едва ворочался.

— Я ещё… — промямлила она, крутя головой, и Орфей, на удивление, понял.

— Тише, тише, — зашептал он ей в висок и погладил по голове, как маленькую. – Мы не зайдём дальше, если не захочешь. Просто поиграем. Тут нечего бояться, тебе понравится. Расслабься.

И убаюканная его нежным голосом, она попыталась сделать как велено. А может, и он незаметно накинул какие-нибудь чары спокойствия.

Сам Орфей был крайне напряжён, взбудоражен. Светлые волосы растрёпаны, на скулах лихорадочный румянец, в глазах – голодная тьма похоти.

— Не смотри, — хрипнул он и осыпал её лицо жадными, жалящими поцелуями. Спустился на шею, оттуда – к груди, продолжая ласкать кожу языком и мять тяжёлые полушария с тёмными бусинами. Люция откинула голову на плечо Сесиль и та, лукаво улыбнувшись, тоже подарила ей долгий поцелуй, затем помогла лечь на её колени.

Орфей поймал губами сосок, и Люция выгнулась в спине толи в попытке сбежать, толи стать ещё ближе к придворному.

И заметила Далеона.

Он полулежал на своей плетёной кушетке, заваленной покрывалами и шёлковыми, цветными подушками. Меридия оседлала его бедра, приспустив верх хитона так, что вся её спина была обнажена, и медленно раскачивалась на нём вперёд-назад.

Амфибия прижималась ртом к его кадыку и, кажется, шептала что-то или тихо стонала, а принц…

Принц смотрел только на Люцию. Трогал взглядом припухшие от поцелуев губы, открытую шею, обнажённую грудь. Люц ощутила, что задыхается.

Синие очи Далеона полыхают – видно даже отсюда – и зрачок в них – тонкая нитка. И ничего человеческого в этом взгляде не осталось. Только звериное желание.

Голод.

Ненависть.

Он бы бросился к близнецам и разорвал ей горло, если б не Меридия.

Люция насуплено отвернулась. Пусть на свою «рыбёшку» так пялится!

— Не смотри на него, — сипло выдавил Орфей, наблюдая за ней из-под веера ресниц. Люция выгнула бровь не в силах даже рукой шевельнуть. Химер улыбнулся краешком рта. – Ты сейчас со мной. Я ревную.

Он поднял с бордового покрывала её чёрный локон и заворожённо выдохнул:

— Мягкие…

Ощущение чужого настойчивого взгляда на затылке усилилось, но Люц не обернулась. Орфей же просил. Ему неприятно. Он…

«Ревнует, ревнует, ревнует», — крутилось в голове, и глупая улыбка наползала на лицо. Её опять повело.

Внезапный голос Сесиль заставил вздрогнуть:

— И правда, — лэра задумчиво потрогала волосы. — А выглядят, как пружины…

Люция успела о ней позабыть. Слишком захватил её Орфей с его смелыми ласками и искренним восторгом. А так не делается. Сесиль ведь тоже здесь.

А ревнует ли он к сестре?

Вопрос задать не успела, наглая ладонь Орфея забралась под подол и накрыла, то, чего она сама лишний раз избегала касаться. Люция задохнулась.

— Продолжим? – плутовски сощурился химер и прильнул устами к её устам.

Люция стояла у кромки леса и глядела на знакомую заснеженную тропинку, ведущую прямиком к их временному палаточному городку, и счастье грело душу вместе с облегчением.

Она наконец-то выбралась из чащи!

Матушка отправила за хворостом, а Люция умудрилась заблудиться в двух соснах и пробродить в опасном бору несколько суток. С ночёвками! Под открытым небом!

Как выжила? Не ведает. Духи Прародителей её оберегали — не иначе. Была встреча с каким-то терринским хищником из «низших», — а такое, поверьте, не всякий опытный боец переживёт — были посиделки у костра, но, хоть убейте, с кем — Люц вспомнить не могла.

Видно, от нервов память совсем отшибло.

В животе поселилась приятное тепло и сытость, но, как завтракала, она опять же помнила смутно.

И — Люция тронула косу из тонких косичек, перевитых серебряной нитью, колечками и перьями, — кто её заплёл — тоже.

Девочка никогда не умела делать причёски. Все пряди в пальцах рассыпались или путались ужасно. А тут, такой шедевр! пусть и не привычный по местным меркам.

Решив со странностями разобраться позже, она поправила ремень сумы, перекинутой через плечо, отряхнула заячий тулупчик, перехватила удобнее вязанку хвороста и бодрой рысцой потрусила к лагерю. Пухлые губы её растягивала шальная улыбка.

Вот Матушка обрадуется! Наверняка, ужасно волновалась. Панику подняла, ночи не спала. Да Люц и сама перетрухнула не на шутку, когда поняла, что ушла далеко от лагеря и направление назад позабыла, а, пытаясь найти, заплутала ещё больше.

Теперь же худо позади. Всё позади…

Погодка выдалась чу́дная, солнечная, ни ветра, ни метели. Снег озорно блестел и хрустел под сапогами. На язык просилась победная песня, и Люц не стала себе отказывать: замурлыкала под нос знакомый с младенчества бойкий мотивчик.

Она и не заметила сразу, что привычная дорога сильно расширилась, и кроме колеи от саней по ней тянулась цепочка (да что цепочка — целый полк!) выбоин и рытвин от копыт и тяжёлых ботинок. Ведь всё это припорошил снег.

Единственная странность заставила насторожиться и поселила в душе тревогу — из лагеря не доносилась никаких звуков.