Только раньше на «прогулках» они никогда не пересекались. Вот так. Лицом к лицу.

Далеон заметил её.

Замедлился.

Замер в пяти шагах.

Вспышка молнии. Раскат, пробирающий до мурашек. И первые ледяные капли упали на макушку, забарабанили по листьям, траве, плечам.

Начался ливень.

А они просто молча стояли напротив друг друга и смотрели. Неподвижно. Безотрывно. Без тени улыбки.

Думали ли они об одном и том же? Вспоминал ли Далеон тот день, когда чуть не утопил её, как сейчас воспоминала Люция? Она не знала.

Но в обыкновенно хищном лице его девушке мерещилось сожаление, горечь, печаль. Словно он утомился враждовать с ней и… раскаялся?

«Ха-ха» — мысленно рассмеялась Люц, но губы её не дрогнули. На скулах заходили желваки.

Она ни за что не простит его. Даже если он встанет на колени и взмолится.

Да и бред это.

Раскаяние? П-фф! Оно не ведомо шестому. Как и любому Ванитасу.

Их с пелёнок учат: не сожалеть ни об одном своём поступке. Действовать, делать выводы, а если оплошал — не повторять ту же ошибку в будущем.

Но разве Далеон прекратил свои издевательства?

И кое-что ещё Люция теперь отчетливо улавливала в его взоре…

И какой бы дурой не претворялась, как бы не отмахивалась от якобы бредовых идей, догадывалась, почему зрачки деймонов сужаются в линии. Они не проходили этого на уроках анатомии, но сложить два и два — не сложно.

Вариантов немного: жажда крови и вожделение.

А сейчас принц явно не «крови» её жаждал. И легко представить, что видел под её промокшей ночной сорочкой.

Люции снова захотелось рассмеяться, злорадно и громко. Но она сдержалась, проглотила внезапную горечь на языке и даже прикрыться не попыталась.

Он хотел её.

Хотел и не мог получить.

И злился.

А она?..

Похоже, Далеон не увидел в её отрешённо-задумчивом лице желанного ответа. Впился когтями в ладони и направился дальше в лес, ни разу не обернувшись.

Ливень промочил его до нитки, но принцу было наплевать.

Люция глядела ему в след, пока крепкая спина в белой рубашке не скрылась в тумане за соснами, и только тогда направилась в замок. А по пути всё пыталась осознать весь ужас и иронию их странных отношений.

Дни пролетали незаметно.

Жизнь Люции вошла в привычную колею: утром — лекции и семинары, днём — отработка «танца», вечером — дополнительные тренировки. Между всеми делами — перерывы на покушать, и раз в неделю — званый ужин «Двора Мечей», на котором почётным гостем выступал то Кейран, то Рафаэль.

Последний, кстати, после «Осеннего бала» стал уделять Люции больше внимания. И каждый вечер они неизменно устраивали спарринги на Малом Полигоне. Вряд ли эти тренировки можно считать свиданиями, скорее — дружескими встречами по интересам.

Они не обсуждали ту ночь, поцелуй или её смелое заявление. Они вообще больше не целовались и за руки дольше положенного не держались. Между ними установилась дистанция. Дружеская.

И Люция не знала: радоваться ей или огорчаться. С одной стороны — Орфей, увидев их поцелуй у фонтана, отстал от неё, как она и хотела, и Раф ей больше не нужен. С другой — она вообще-то призналась ему в чувствах (пусть и фальшивых), и это вся его реакция?!

Отстраниться, поставить незримый барьер.

Но ведь он первый начал! Он флиртовал и делал всяческие намеки! Она просто ответила и…

Да что с ним не так?!

А ещё её мысли не покидал Далеон. Конечно, он всегда сидит в них свербящей занозой, но после того дождливого утра, крутился в голове постоянно.

Люц ловила его пристальные мрачные взгляды на лекциях, дневных тренировках, да даже чувствовала на затылке на вечерних спаррингах с четвёртым принцем, и, как не старалась, больше не видела в них чистой ненависти, злобы, зависти или презрения.

Принц не ненавидел её. Вернее, не только ненавидел.

В его пылких взорах таились и другие, глубокие и жаркие чувства, от которых у Люц мурашки бежали по спине, хотелось втянуть голову в плечи и отвести глаза.

И избегать его, да.

Она вспоминала все его колкие слова и поступки за эти семь лет и многое поняла…

Поняла, но не значит приняла! До принятия было ещё очень-очень далеко. Принятие приблизило бы прощение, а оно невозможно!

Этот гад слишком много наломал дров. Сколько раз он пытался её сломать? Унижал, насмехался, срывал гнев.

И, положа руку на сердце, Люция могла себе признаться, что его «удары» не прошли впустую.

Как там говорил герцог? Рана, нанесённая словом, никогда не заживет. Потому что по душе бьёт, душу калечит.

А душа у Люции и так надорвана и кровоточит.

Кстати о герцоге. У них прошло ещё несколько занятных уроков, и один из них, первый после бала, особо отложился в памяти…

— Ты поняла свою ошибку? — сухо с порога хижины спросил Рагнар.

— Я не уследила, когда на мою обувь накинули чары, — процедила она, презирая себя. — Я не смогла вспомнить обратное заклинание. Я превращаюсь в тряпку и идиотку под действием этих тырховых вин! — Люц в ярости ударила кулаком по столу и до боли прикусила костяшку пальца.

Да, она вела себя как несдержанная истеричка перед герцогом, прекрасно осознавала, что позорится, но не до стыда ей было. Ярость клокотала внутри, и баламутила «котенка» под ребрами, и силе нужен был выход, хоть такой, бессмысленный и бесполезный.

— Начнём с того, — мужчина закрыл дверь, прошел к круглому столику и сел напротив Люции. За мутным окном светила луна, в алхимической лаборатории мерцали свечи. — …что ты — неправильная химера. Трансформация прошла как-то странно. Физически ты почти не изменилась, простая сталь всё ещё ранит плоть. Да, регенерация стала быстрее, но не шибко. Чары слушаются тебя через раз, магия есть, но какая именно мы так и не выяснили. А спригган тот мёртв, и спросить нам некого. Во-вторых и последних, терринские вина на то и «террринские», что действуют даже на бессмертных. Иначе бы в них не было смысла. И почему, ты думаешь, племянник так устойчив к ним?

Люц выгнула бровь.

— Потому что много и постоянно пьёт?

— Именно, — важно кивнул лэр. — Терринские вина — как яд. Нет, точнее — они делаются из особых ядовитых ягод и растений. Ты наверняка слышала, что некоторые вина могут убить человека. Например, «Зелёная фея». Она делается из ягод год-ши, что растут на деревьях Годэ, у болот Шира, в землях дриад.

Цветы Годэ источают сладкий дурман, что привлекает слабовольных людей и животных, заводит их в топи и там губит. Их жизни питают магический лес, корни Годэ и соответственно — их плоды. Затем дриады собирают зелёные ягоды и делают из них «Фею».

Люц сбледнула и лизнула пересохшие губы.

— То есть… деревья едят людей, а год-ши — продукт их пищеварения. И зелёное вино частично состоит из человечины, и мы?..

Она заткнула ладонями рот и сглотнула кислую слюну. Вдруг вспомнилось, как однажды Далеон и компания дали ей хлебнуть «Феи», а не так давно Сесиль и ягодку ей подсунула.

«Духи милостивые!..» — ужас тошнотой подкатил к горлу, но Люц сдержалась.

— Не думай об этом, — криво усмехнулся Рангар. Но отрицать ничего не стал!

Голова от дурноты закружилась.

— Только не говорите, что Осеннее вино делается как-то так.

Он не сказал.

И Люция не знала, что хуже.

— К чему я это, — прокашлялся в кулак герцог. — К терринским винам, как к ядам, можно выработать иммунитет. Поэтому и Далеон столько пьёт и не напивается. Его берёт только львиная доля чего покрепче. Ты тоже можешь усилить свою стойкость. И я даже сделаю тебе подарок авансом. Только будь осторожна и принимай «яд» по чуть-чуть. Всё же ты не обычная химера.

«Бракованная» — вставила про себя Люц, глядя на накрытый багровой тряпицей ящик на своём столе. Его доставили шпионы герцога, пока она фехтовала с Рафаэлем.