Люция умирала. Боль вгрызалась в неё стальными клыками, раздирала плоть, крутила кости.

Вся её жизнь — поток бесконечных тупых истязаний, но сегодняшние муки затмили все. Пытки в сельской темнице, тумаки крестьян, удары камней о тело, купание в ледяной реке, издевательства Далеона и шайки — ничто в сравнении с болью от трансформации в химеру.

Герцог не мог облегчить её страдания целительной магией. «Опасно вмешиваться в процесс адаптации» — сказал он.

Герцог уверил, что это пройдёт, нужно лишь терпение и время.

Герцог заставил её принести клятву, как только она очнулась, ещё там, на ледяном полу башни. Заставил, в полуобморочном состоянии, поклясться, что она не выдаст его тайны и будет преданно служить.

У него, видно, ни терпения, ни времени — нет.

Люция скатилась с постели и упала на плитку пола. Холод приятно обжег пылающую кожу. Но этого казалось невыносимо мало.

Что-то на периферии зрения тускло засияло голубовато-сиреневым светом. Люция нахмурилась и повернула голову.

Сияла её рука. Обе. Это кости и вены просвечивали через кожу, переливались двумя цветными реками, синими и фиолетовыми. И, как масло и вода, никак не могли смешаться.

Это и убивало Люцию.

Если две магии, её родная и сприггана, не сольются — она умрёт.

Девушка горько истерично рассмеялась. По щекам в рот покатились солёные слезы.

— Не могу больше…

Она столько пережила — и всё зря.

Хотелось сдаться и опустить руки. Закрыть глаза и уплыть в вечный сон.

Но даже об этом оставалось только мечтать: болело абсолютно всё. И самое паршивое — боль не накатывала волнами, не давала краткой передышки, ложной надежды, а грызла, грызла и грызла. Постоянно. Неустанно. Словно тварь, у которой никак не отсохнут челюсти.

Люция держалась изо всех сил.

Старалась убедить себя, что справится. Сможет.

Нужно только перетерпеть.

Затем замечала свои светящиеся руки и разные магические потоки, и отчаяние новой удушливой волной подкатывало к горлу.

Но вот… что-то изменилось.

На коже выступили синеватые чешуйки. Проклюнулись как бутончики, как крылья бабочки, встопорщились и распахнулись, вспарывая плоть, извергая лимфу.

Люция сдавленно завопила и прикусила кулак.

А что если это никуда не исчезнет? Что если она не погибнет, мутирует, полностью покроется чешуей, отрастить хвост и острые уши («О да, сбылась мечта идиотки!»). Как ей скрыть свой новый облик? Как не выдать содействие герцога и то, что она владеет магией?

Как накладывать иллюзию, ей никто не объяснял.

Ведь террины — не люди и химеры — тоже. Они все прячут уродства под мороком. Мало кто в замке, как Далеон, почти не отличается от смертного.

Что ей делать? Снова отрезать кончики ушей? Сдирать чешую наждачкой? Она выглядит такой тоненькой, нежной и чувствительной, что даже от мысли неосторожно коснуться её — нестерпимо больно.

— Боги, — дрожа, вымолвила Люция. — Когда же это кончится?

Когда она перестанет страдать?

В голову пришла неожиданная идея. Бредовая, но в её ситуации — лучше, чем ничего.

Со стоном она соскребла себя с пола, опираясь о пуховой матрас. Проморгалась, чтоб прояснить зрение — вышло плохо. Картинка то плыла, то становилась жутко чёткой и резала глаз.

На ощупь Люция нашла на стареньком кресле колючую шаль и накинула на плечи, скрывая сияние рук, лопаток шеи. Свет пошёл дальше. Ребра теперь тоже просвечивали через кожу, как и остальные части тела, будто она бумажный фонарик, внутри которого зажгли фитиль. Но их, благо, закрывала длинная ночная рубашка.

Смотреть на себя в зеркало Люц не стала. Хватит на ночь потрясений. Придерживаясь за стену, она направилась на выход.

Коридоры преодолевала в забытье. Одинаковые, они меняли друг друга со скоростью звука, а бесконечная боль вовсе притупляла восприятие.

Вроде бы, Люц никого не встретила. Вроде бы, замок впервые за долгое время мирно спал. А может, она просто не заметила.

Из окон лился лунный свет. Такой яркий, что и спичек не надо, чтобы различить в голубоватом сиянии дорогу.

Люц периодически теряла сознание, но приходя в себя, понимала, что двигается в нужном направлении.

Когда очнулась в очередной раз — замок остался позади. А амфитеатр навис над головой. Тёмный, пугающий и прекрасный в свете ночи.

Тишина…

Кряхтя, Люция прошла в него известным путем. Но в арочном переходе на стенах горели факелы, и их яркость непривычно ударила по глазам. Люция зажмурилась, споткнулась о булыжники, шарахнулась в сторону и упала в нишу.

Вовремя.

Из-за поворота, звеня бронёй, вышли стражники. Двое. Подчинённые Кейрана.

— Наконец-то смена караула! — выдохнул один и потянулся.

— Этот узник совсем плох… — сказал второй, судя по голосу более молодой.

— Ещё бы, — фыркнул стражник и тряхнул светлой шевелюрой. Люц заметила у него острые уши. — Лишение магии — худшая из казней. Его смерть будет мучительной и долгой. Не хотел бы я быть на его месте. Никогда.

— Нельзя ли… Прикончить его?

— С дуба рухнул?! — шикнул террин, озвучив её мысли. — Хочешь башки лишиться? Узникам нельзя облегчать страдания. Это часть наказания.

— Мне… — поежился молодой человек. — Надоели его стоны. Жуткие. Аж кровь леденит и подремать невозможно.

— Сразу видно, что ты новенький, — осклабился сереневокожий. — «Старички» уже знают, что такие полутрупы долго не живут. Пару дней — и всё. Он помрёт сегодня до рассвета.

Люция похолодела. Для исполнения её сумасбродного плана нужен живой спригган. Иначе — всё напрасно.

И она точно умрет.

Сегодня.

С ним.

— Пойдём. Отоспишься в сторожке.

Дурнота подкатила внезапно. Девушка привалилась к стене и случайно шаркнула стопой по песку.

— Кто здесь? — тут же насторожится террин.

Люц вжалась спиной в нишу, часто и тяжело дыша. На висках выступили крупные капли пота в мозгу ни единой здравой мысли. Лишь молитва: «Ты ничего не слышал, ничего не слышал, ничего…».

Ну конечно она облажалась!

— Ты что-то заметил? — удивился товарищ.

— Осмотримся! — приказал старший, проигнорировав вопрос.

И они двинулись по проходу, заглядывая во все тёмные ниши.

Люцию колотило, то ли от страха, то ли от дурноты. Ей стало хуже. Под кожей зазудело, а сияние магии усилилось. Запульсировало. Рвалось наружу.

Она скоро вспыхнет звездой на всю округу и прощай конспирация!

Или сдохнет раньше.

Спазм в шее и щелчок позвонка.

Обжигающая энергия взметнулась по телу и с криком застряла в глотке.

Люция заткнула себе рот. Из глаз брызнули слезы.

Больно. Так невыносимо больно!.. Режет, корежит, сжигает. Но надо держаться.

Шаль упала под ноги.

Она справится.

В нишу заглянула вихрастая голова.

Она…

— Кто вы… лэра?

В его темных распахнутых глазах отражалось сине-фиолетовое сияние.

— Спи! — услышала она свой холодный и злой приказ. Сила сорвалась с кончиков пальцев и ударила ему в грудь.

Юноша рухнул, как подкошенный, и съехал в нишу. Доспехи глухо звякнули об пол.

— Твою ж!.. — тихо выругалась она и покосилась на свои пальцы. Кости светились через кожу то синим, то фиолетовым, то их заслоняли вены такие же светящиеся, то чешуя. И что реальность, а что вымысел она уже отличить не могла.

— Мелкий, что ты?.. — начал второй стражник, завернув в её укрытие.

— Спи! — выкрикнула Люция и террин, сонно моргнув, пошатнулся и упал.

Задыхаясь, она глотнула ртом воздух и вылезла из ниши. Схватила стражника за ремень на груди и, пыхтя, оттащила его к товарищу.

Это не укладывалось в голове…

Ни один террин не может использовать чары подчинения без особых заклинаний на древнем языке. Так повелевала ею Сесиль в ванне и саду. Так герцог снимал печать предков, зажигал факел и вживлял в неё кристалл.

Так творились любые чары.