Поскольку Люция имела черты «дияволов» и дар предсказания, которым активно помогала ближним, девочку обвинили в колдовстве и окрестили ведьмой.
И гнали, гнали отовсюду.
На второй «стоянке» её приютила в избушке древняя старуха, что ещё ведала о старых порядках и реальном мире. Она-то объяснила, как нынче дела обстоят в Северных деревнях, И указала, как все узнают в Люц нелюдя.
Люцие пришлось сотворить с собой ужасное.
Она потеряла много крови, долго билась в лихорадке, плавилась в жаре и бреду, вновь и вновь страдала в мучительном кошмаре о Магнусе и маме, о выжженном лагере.
Молила о смерти и… выжила.
Снова.
Болезнь прошла, раны зажили, а Люц стало проще претворяться человеком. Уже никто не мог в её внешности уличить полукровку.
Но счастье не продлилось долго...
За старухой пришли местные «инквизиторы», обвинили в «ведьмовстве» и приговорили к сожжению. Люцию приписали следом, как ученицу ведьмы.
Это была первая попытка неприветливых северян убить её.
После — состоялось бесчисленное множество.
Но что-то всегда мешало людям довершить дело. То ливень начнётся и затушит костёр, то ураганный ветер подымится, то верёвка на виселице порвётся, то животные взбесятся и нападут на зрителей и конвоиров, то у палача остановиться сердце, то кто-то сбросит ей ключ от темницы в решётку окна…
И всякий раз Люция плохо помнила, как спасалась. Всё словно в тумане. Ярка оставалась лишь боль от раскалённой на груди клятвы.
Зимнее утопление в глубокой реке стало последним штрихом.
Опосля Люция очнулась на берегу рядом с лесом, на подтаявшем снегу, во влажном платье, возле потухшего костра и твёрдо решила следовать в столицу. Хватит с неё деревень.
Однако в Полярисе везение окончательно оставило её.
Столицу наводняли террины. Много терринов. В основном странствующие аристократы и приезжие из разных королевств купцы.
Торговля процветала. Денно и нощно шумели базары, кабаки и таверны. Не стихала музыка, пляски, гул голосов и задорные возгласы зазывал.
А цены… Цены на всё стояли дикие! Особенно для девочки-голодранки.
Мамино кольцо она скрепя сердце заложила ещё в ближайшем городе после «худо утопления», чтоб купить сапоги и тёплый плащ — зимой, увы, без них никуда. Остальные статэры ушли на еду и путь к столице.
В Полярис Люция вошла с парой грошей в кармане.
И они быстро улетели за пищу и питьё.
А ещё начал трещать по швам давний план, а точнее — его отсутствие…
Люция совершенно не представляла, как попасть в замок Ванитасов.
Он стоял на гигантской заповедной территории величиной, если не с город, то с село точно. Окружали её неприступные крепостные стены и караульные, из людей и терринов.
Мышь без пропуска не проскочит, не то, что безродная девчонка.
Проникнуть туда служанкой Люц и не мечтала. После двухмесячного путешествия без должного сна, одежды, ванны и ухода выглядела да и пахла она безобразно. Не брали даже подавальщицей в самый захудалый портовый кабак.
А вот в проститутки чуть не упекли.
Тырховы матросы, посетители кабака, смекнули, что Люц без роду и племени, совсем одна в городе и попыталась поймать и продать.
Благо за годы она научилась быстро бегать, а юркой и ловкой была от рождения. Да и противники оказались человеками.
Но навыки не помогли ей, когда кончились деньги.
Охотиться в городе не на кого — разве что на крыс — а с воровством не склеилось сразу. Все купцы, сплошь и рядом — террины и умеют чаровать. А если за прилавком вдруг оказывался смертный, то товар и лавка его были увешаны защитными артефактами, амулетами и чарами, как дворовая собака блохами. Вообще не подступиться!
У людей-покупателей красть нечего: жалкие крохи и за теми — пристальный надзор. Террины разгуливали по рынку вальяжно и за деньгами не следили, но где найдётся смельчак дурак, готовый рискнуть здоровьем ради их кровавого золота.
Все знали, что лэры периодически накладывают на свои кошельки пакостные чары, от которых у вора, в лучшем случае, откажут руки, в худшем — кожу разъест до кости. Или ещё какая гадость случиться — фантазия у «бессмертных» богатая.
Но только мгновенную смерть они не даровали. О-о-оо, нет, это было бы слишком милосердно. Только мучения. Только боль.
В общем, в жизни Люции с приездом в столицу наступила чёрная полоса.
Уже почти две недели она ночевала на улице, в занюханном переулке, на картонке, завернувшись в дырявый плащ и нахохлившись. Перед ней стояла ржавая железная кружка. Мостовую сковывал иней, с неба сыпал колючий снег.
Сил совсем не осталось. Живот крутило от нестерпимого голода, голова кружилась, глаза слипались.
Люц умирала. Чувствовала, как по капле утекает в ледяную землю жизнь. Твердила себе: «Только не спи! Не спи!..» — но противиться тяжёлой дрёме, уж не было мочи.
Клятва снова припекала кожу, но как-то тускло, блекло, как едва тлеющий уголёк. Кажись, она тоже сдалась.
Магия угасала с жизнью.
Люция смирилась со смертью, и в этот момент, будто луч солнца вырвался из-за тучи — из-за угла появилась Изабель.
— Девочка, ты жива? С тобой всё в порядке?
Тёплая, нет, обжигающе горячая ладонь дотронулась до полуобнажённой тонкой шеи, и Люция распахнула глаза.
Сердце зашлось в испуге. Кровь взбурлила.
— Н-нет, — тихо, скрипя как старуха, вымолвила девочка пересохшими губами. — Плохо…
Морщинка пролегла меж светлых бровей.
— Давно здесь сидишь? — женщина оглянулась по сторонам, а Люц отметила, что одежда у неё простая, но опрятная и чистая. — Где твои родители?
— Нет, — мрачно ответила Люция. Она, на удивление, не опасалась эту незнакомую нессу. Та была человеком, с открытым лицом и живыми эмоциями и… ей хотелось доверять. Против воли. Она чем-то напоминала маму, хотя внешне — полная противоположность. — Ничего и никого у меня нет… Больше нет. Только я сама.
Кривая и горькая усмешка исказила заляпанное девичье лицо. Щекам стало жарко и мокро, и только когда сердобольная незнакомка начала промакивать под её глазами платком, Люц поняла, что плачет.
Впервые после похорон матери.
Несса громко шмыгнула носом, косынка съехала с её тонких светлых волос, пальцы подрагивали.
— А хочешь… — она замялась, будто набиралась храбрости. Сжала в кулаке платок. — Хочешь пойти со мной? У меня уже есть сын, но я всегда мечтала о дочке и… Ах! Точно! Прости, где мои манеры… — неловко улыбнулась и приосанилась. — Меня зовут Изабель Грейван. Я работаю няней в замке.
И протянула руку.
Из последних сил Люция схватила её сухую мозолистую ладонь и прошипела, сквозь вымученный оскал:
— Хочу, несса. Очень хочу. Спасибо вам. Я обязательно оплачу за доброту. Меня зовут Люция…
«Спасибо за возможность отомстить!».
* * *
«Отомщу, — дрожа от злобы, думала Люция, когда её рвало в ведро возле кровати. В очередной раз. — Только оклемаюсь и сразу отомщу!»
Эти мрази… террины из Двора Мечей поплатятся за её унижения!
Опоили своими мерзкими колдовскими винами, накормили дурман-ягодами и… всласть порезвились!
Стыдно вспоминать, что творилось на их «закрытой ассамблее» в кустах! Тьфу!
Сначала Сесиль и Орфей приволокли её к Далеону, заставили лобызать его руки, а после утащили на расстеленный на травке плед и принялись целовать во все места и трогать, целовать и трогать. И гладить…
Жаркое дыхание на шее, томный поцелуй на затылке. Пальцы сжимают груди и скользят ниже, забираясь под юбку. Поцелуи жалят позвонки и дорожкой спускаются к копчику. Крепкие ладони на бёдрах, тонкие пальцы внизу живот, через ткань…
Тело пылает, дыхание срывается.
Губы не могут сдержать порочный стон.
Далеон смотрит.
Смотрит своими гипнотическими змеиными глазами. Смотрит безотрывно, будто хочет сожрать.
Люция истерично рассмеялась и захныкала без слёз, закрывая лицо ладонями. Умылась прохладной водой и посмотрела в своё отражение в фигурном зеркальце над маленькой раковиной.
