— Авалона, убери меч, — угрожающе сказал Ланселот. Яблоко упало, прокатившись по полу. Всадница не отреагировала на грозный взгляд отца и клинок, защищающий Этери, не убрала.

В приемном зале повисла мрачная тишина. Разговоры смолкли, парнишка прервал доклад, а рыцари и альвы все до одного напряглись.

Артур опустил взгляд на стилет, наконечник которого царапал кожу.

— Как это понимать?

В небесно-голубых глазах короля вспыхнул гнев. Рука Этери дрогнула, но голос звучал ровно.

— Ты, — она наклонилась, касаясь грудью скрещенных мечей, — лгал мне.

— Пошли все вон.

Приказ короля был един для всех. Подданные не стали спорить и быстро покинули зал, ни разу не оглянувшись. Только сэр Ланселот, рыцарь с повязкой и Авалона остались стоять на месте.

— Я неясно выразился? — Артур осторожно повернул голову, смерив Ланселота ледяным взглядом.

— Ваше Величество, это неразумно, — сказал мужчина, не опуская клинок.

— Давайте я буду решать, какие поступки будут считаться разумными, а какие нет, — проникновенно сказал король.

В последний раз взглянув на Артура, рыцарь убрал меч в ножны.

— Авалона, иди, — с нажимом произнесла Этери. Всадница была не такой послушной, как ее отец. Пришлось повторить еще раз, прежде чем она согласилась оставить Этери наедине с королем. Развернувшись, отец и дочь вышли за двери.

— Пеллеас, — проронила король.

— Уйти, когда на моих глазах вершиться история? — усмехнулся мужчина, выходя из тени. — Ни за что.

— Закрой дверь, — вновь приказал Артур.

В замочной скважине послышался щелчок. Плечи Этери напряглись, и вся она, казалось, подобралась, словно собиралась совершить прыжок.

— Ты лгал мне, — повторила она.

— Да? — изобразил он притворное удивление. — И в чем же?

— Мама жива.

Сталь в ее голосе заставила Артура поверить ей на слово.

— И как ты об этом прознала, дочь?

— Я…

Этери закрыла рот, прежде чем успела сдать Калеба. Нет, мальчишку она выдать не может. Он ей еще пригодиться. А что до Елены…

— Вспомнила.

— Что ты сказала? — хрипло произнес Артур, а за спиной Этери раздался странный булькающий звук, похожий на смех.

— А ты думал, что сможешь скрывать от меня правду вечно?

Сэр Пеллеас приблизился к ним и с нескрываемым интересом взглянул в ее глаза. Он смотрел в радужку, которая бледнела все сильнее и сильнее. Вскоре голубизна исчезнет, оставляя только клубы мутного тумана. Этери снова перестанет напоминать обычного человека, а Артур поймет, что лжет здесь не только он.

— Она права, — даже если рыцарь что-то заподозрил, то решил этого не говорить.

— Что еще ты вспомнила? — спросил король, мрачнея с каждой секундной.

— То, как ты обошелся с ней, — наугад сказала Этери.

Ее слова стали катализатором. Одним движением Артур выбил стилет из ее руки, и тот отлетел на другой конец зала. Шаг, и он оказался рядом, склонившись над Этери. Еще вчера девушка бы сжалась в страхе, но не теперь. В голове вспыхнул образ Елены, униженной, со шрамами на руках, заточенной в тяжелые кандалы.

Этоонпричинил ей боль, украл дочь и нормальную жизнь.

Это из-занегоЛилит была вынуждена бежать.

Из-занегоЭтери сейчас находиться здесь!

Она выпрямилась, оскалившись, словно раненый, но продолжающий бороться за свою жизнь щенок.

— Твоя мать это заслужила, — сказал он, обжигая волной холода.

И сердце раскололось на куски. Если бы жар, вырвавшийся из ее горла, был огнем, замок сгорел бы в считанные минуты. Артур обратился в пепел, а приемный зал засверкал тысячами языками пламени. Но огонь, которого так боялся король, обрел форму в словах, сказанных с первобытной ненавистью.

— Она заслужила свободы от такого мерзкого человека, как вы, отец.

Этери ждала ответного удара. Пощечины или еще более болезненных слов. Она ждала от него эмоций, которые так ценила в людях.

Но он был королем. Артур Пендрагон не мог позволить себе сорваться. Он бросил взгляд поверх ее плеча, обращаясь к сэру Пеллеасу:

— В карцер ее.

“Это точно тюрьма?”.

Место, в котором оказался всадник, было похоже на светлую оранжерею или маленький садик с фруктовыми деревьями, цветочными круглыми клумбами и аккуратно подстриженными кустами в форме животных и птиц.

Первые несколько дней Иэн усиленно искал выход. Альвы заперли единственную дверь не только на ключ, но и задвинули тяжелый засов с той стороны. Пробиться наружу не представлялось возможным. Внутри помещения, куда бы он не пошел, везде натыкался на стены, увитые ядовитым плющом. После первой ошибки Иэн больше не касался этих растений. Он нашел сломанную ветвь и когда понял, что от прикосновения к ней на руке не образовываются волдыри, стал раздвигаться плющ только ею.

Поняв, что его окружают сплошные каменные стены, Иэн отбросил план с побегом. Даже до маленьких решетчатых окон ему не добраться. Они располагались так высоко, что даже залезь он на дерево, все равно не смог бы дотянуться.

— Сбежать не вышло, значит, придется выживать, — медленно сказал Иэн, ближайшему ягодному кусту.

Абсурд - пытаться выживать в месте, где растет такое огромное количество еды? Как оказалось, это не так просто.

Все фрукты, сорванные Иэном с дерева, были ничем иным, какфинэ.Плодами, выращенными фейри. В часовых городках они выучили наизусть их все. Иэн никогда бы не спуталфинэс реальным фруктом. Единожды вкусив запретный плод, прожить без него уже невозможно.

А вот ягоды и корнеплоды были настроены более агрессивно. Многие из них были ядовитыми, и если бы не стойкость к ядам, которую развивали у всех всадников без исключения, Иэн был бы мертв. Но редкие виды ягод все же были годными для употребления в пищу.

День сменялся ночью, а ночь днем. И так по кругу. Как только солнце заходило, а на небо выплывала холодная, величественная луна, Иэн садился на землю и, привалившись к толстому стволу дерева, считал звезды. Он смотрел на черное небо так, будто бы в жизни не видел ничего прекраснее. На самом деле звезды никогда не смогут сравниться с красотой той девушки, что под покровом ночи разорвала чары сирены, подарив ему поцелуй. Противоречивые чувства вновь терзали Иэна. При одной мысли о Чужестранке, ее робкой улыбке, сияющих глазах, голосе, сладком, словно полночь, на сердце становилось тепло.

А еще именно здесь, в тюрьме замка короля Примории, он вдруг понял, чем руководствовалась Авалона. Всадница исполняла долг, но чем дольше Иэн следовал за ней, тем больше растерянности и сомнений видел на ее лице. Авалона никогда не хотела оказаться в империи, что-то или кто-то побудил ее бросить все, чем она дорожит, и поставить на кон свою жизнь.

На плечах Иэна тоже лежит долг. Он неподъемным грузом тянет его вниз, на дно. Отец хотел вырасти не просто всадника, а того, кого впоследствии назовет достойным быть рекомендованным в хьенды. Хагалаз видел в нем лишь замену. Если бы Иэн остался в империи, то до конца своих дней продолжил бы гнить всадником, отбирая чужие жизни.

Он этого не хотел.

Чем дольше хэлл думал об этом, тем мрачнее становился. Предательство ли? Отказаться навсегда от прежней жизни и попытаться построить новую. Было бы все так просто. Пока империя и королевство не придут к согласию, его жизнь будет напоминать вечную войну.

Первые предрассветные лучи окрасили волосы всадника в алый. Проснувшись, Иэн понял, что дальше так продолжаться не может. Почему его не допрашивают? Не убивают? Король не приказал бы бросить его сюда, если бы не догадался о их лжи. Так почему же Артур медлит?

Лязг засова был слишком неожиданным звуком в тишине душной камеры. Иэн с интересом повернул голову в сторону двери и увиделее.

— Потом скажете “спасибо”, — послышался незнакомый мужской голос, и дверь захлопнулась вновь.

Она стояла посреди помещения, злая, как сотня ястребов. В ее глазах полыхал огонь, а щеки раскраснелись. Ее волосы были собраны в низкий хвост, светлое платье волочилось по земле. Выругавшись, внучка короля повернулась и заметила его, стоящего неподалеку. Она замерла как вкопанная и казалась, перестала дышать. Иэн разделял ее чувства. В его легких тоже не хватало воздуха.