— Вот от кого я не стану слушать советы, так это от тебя! — взбеленилась хэлла, — Хочешь читать нотации? У тебя есть ученица, а меня оставь в покое!

Она развернулась и, гремя доспехами, покинул подвал.

Послышался тяжелый вздох.

— Я… пойду, пожалуй, — Авалона начала продвигаться вдоль стены аккуратными шажками.

— Стоять.

Хьенд Кадоган положил руку на ее наплечник, останавливая. Авалона досадливо поморщилась, прекращая отступление.

— И как давно ты подчиняешься приказам Аврелии? — его хмурое лицо напоминало предгрозовые тучи.

— Что? — недоуменно спросила всадница.

— Я спросил, почему ты подчиняешься приказам Аврелии, если девятый отряд всадников, твой отряд, входит в мою личную армию? — заботливо повторил он.

Авалона сжалась. Она впервые об этом слышала. Дьерды обязаны подчиняться хьендам. Но о том, что она должна исполнять исключительно приказы Хагалаза, хэлла слышала впервые. Все произошло слишком быстро. До посвящения она не успела толком узнать о деталях своего нового статуса, а после ее сразу вызвала к себе Аврелия.

— Когда ты была нужна мне, — он отпустил ее, и девушка пошатнулась, потеряв опору, — тебя во дворце не оказалось. Ни к каким северным границам я тебя не отправлял. И более того, там хватает всадников и без вас, — в его голосе звучало предательское разочарование. Авалона вскинула голову, отчего несколько бусин, вплетенных в ее косы, выпали и прокатились по влажным плитам пола. Мужчина не смотрел на нее, его взгляд был направлен вперед. Лицо, как и всегда равнодушное, казалось усталым. Под глазами залегли морщины, а на лбу образовалась складка.

Грудь сдавило от боли. Глаза жгло, словно в них насыпали перца. Почему он так поступает? Сначала подозревает ее во всех грехах, потом неожиданно хвалит, а теперь разочаровывается. И это разочарование задевает больше всего. Она так боялась его услышать, но не прошло и нескольких дней, как ее главные страхи сбылись.

Судорожно выдохнув, Авалона поджала губы с такой силой, что они стали мертвенно бледны. Она не будет оправдываться перед ним. И его мнение для нее совсем ничего не значит.

Не значит!

— Можете оставить благодарности при себе. Мы всего лишь поймали одного из самых опасных фейри в Ареморике, — ядовито усмехнулась она.

— Опасных? — Хагалаз рассмеялся. — Альв, которого вы “поймали” бескрылый. В нем нет ни грамма волшебства.

Глаза Авалоны широко распахнулись.

— Не знала? — понимающе усмехнулся Хагалаз, — Да, в Часовых Городках вас этому не учат. Чтобы не теряли бдительность. Когда ты уже научишься сначала думать, а потом уже делать? — покачал головой мужчина. — До казни альва, можете остаться в Коэтре, но после буду ждать тебя и твой отряд во внутреннем дворе дворца. У меня для вас персональное поручение.

Авалона склонила голову, чувствуя себя круглой дурой. Хагалаз безразлично махнул рукой, оставляя ее в темнице в одиночестве. Закованный в доспехи мужчина удалялся, и Авалона старалась запомнить его таким. Решительным хьендом, жестоким, но справедливым учителем и равнодушным человеком, которому не все равно.

Хагалаз состоял из противоречий и таким она хотела навсегда запомнить его.

Маленькую комнатушку заливали предрассветные лучи, отчего она казалась не такой крошечной. Фонари под потолком потухли, а от свечи, догоревшей на узком подоконнике, исходил черный дым. Авалона сидела на коленях перед сундуком с тяжелой металлической крышкой и аккуратно складывала в него доспехи.

Переодевшись в удобные обтягивающие штаны и свободную рубашку, она затянула ремешки на кожаном корсете и одела пару удобных сапожек. Закрепила на перевязи ножны, обитые кожей, и повязала темно-зеленый плащ, накинув на голову капюшон.

Последней вещью, которую она достала из сундука, оказался рисунок на пожелтевшем пергаментном листе. На рисунке в полный рост был изображен мужчина, его короткие волосы отливали благородной сединой, а глаза цвета болотной тины смеялись. Он обнимал женщину с болезненно-бледным лицом, темными волосами чуть выше плеч и самой доброй на свете улыбкой. Изображение на пергаменте бледнело с каждым мгновением. Знак того, что ей следует поторопиться. Девушка бережно свернула лист, убирая его в увесистую котомку.

Хэлла покидала это место навсегда, но не чувствовала тоски. Ее Авалона ощутила сполна, когда ей пришлось распустить свои косы, выудив из прически алую ленту. Шелк приятно холодил загрубевшие пальцы. Она должна была оставить ленту в комнате на заправленной шкурой кровати, но не смогла. Подвязала ею высокий хвост.

Кинув быстрый взгляд на письменный стол, Авалона поняла, что не сможет уйти так просто. Пускай она была дьердом совсем недолго и уже успела наворотить дел, но она все равно дорожила своими всадниками. Каждого из них она знала с детства, видела, как светятся их полные счастья глаза или как они же наполняются слезами. Она чувствовала, когда они хотели сдаться, но все равно продолжали раз за разом доказывать, что достойны жить, как всадники культа Морриган.

Какой бы Авалона не казалась черствой и бессердечной снаружи, в этот миг внутри нее что-то оборвалось. Канат, что ей приходилось тянуть долгие годы, порвался, и теперь она держала в руках две его части, не зная, что делать. На ее лице отражалась почти детская растерянность и колющая боль. Когда она выйдет из этого дома, то потеряет их навсегда. А если им и суждено встретиться в следующий раз, то только во время инквизиции, где она будет выступать в роли преступницы, предавшей свою родину.

Авалона выровняла дыхание, успокаиваясь. Накануне она написала письмо. Небольшое, всего в несколько строк. В письме она не просила простить ее и не просила понять, хэлла написала то, что мог написать только дьерд. Она положила письмо на подушку, последним взглядом окидывая комнату, и распахнула дверь, чтобы тут же с размаху впечататься в чью-то грудь. Сильные руки аккуратно легли на ее плечи, удерживая от падения.

— Я собирался постучать, — голос Фонзи прозвучал очень близко. В нем не было привычных издевательских ноток, он не насмехался, а казался…смущенным?

Его нелепые кудряшки были растрепаны и торчали во все стороны. Авалона издала смешок. Иногда Фонзи мог быть милым. Правда, происходило это очень редко.

Хэлл был одет в шелковую рубашку и темно-коричневые широкие штаны. В силу своей военной службы всадники обязаны носить доспехи, почти никогда не снимая их. Поэтому Авалона так редко видела всадников в обычной одежде, да и сама уже запамятовала, как она выглядит без железной защиты.

Фонзи поспешно убрал руки и слабо улыбнулся. Что-то было не так. Авалона кинула взгляд в сторону окна. Только-только поднимался из-за горизонта рассвет, окрашивая Коэтру яркими красками. Обычно в это время парень сладко дремал в объятиях очередной женщины. Так почему сейчас он здесь, на пороге ее дома?

— Все в порядке, — ответила Авалона, стараясь скрыть свое недоумение. — Ты по делу?

Улыбка Фонзи померкла.

— Я хотел извиниться.

— О-о, — в замешательстве протянула Авалона.

— Вот только не надо удивляться, — раздраженно сказал он, взъерошив кудри, — я умею просить прощение.

— Я верю, — Авалона вскинула ладони вверх. В ее голове возникла вчерашняя картина разъяренного лица Аврелии. Хагалазу пришлось ее силой оттаскивать от Короля Падших. У Авалоны промелькнул лишь один вопрос. Извинилась ли Аврелия перед Хагалазом? Наверное, все же нет. Их статусы равны, и она не обязана просить у него прощения за свой поступок. Но и Фонзи не должен. И все же он здесь. — Если ты волнуешься за отстранение, то можешь не переживать. Я никому ничего не скажу.

Фонзи резко выдохнул и пробормотал ругательство.

— Думаешь, я здесь из-за звания?

— Я… — начала хэлла, но он прервал ее.

— Авалона, я знаю, что не подарок. Но у меня есть то, чем я дорожу. И поверь, это не звание. Да, я пришел к тебе, чтобы извиниться, и нет, это не за тот случай с Чужестранкой. Я прошу прощение… — он нервно сглотнул, отводя взгляд в сторону, — за то, что пытался шантажировать тебя.