Я откровенно не понимал, о чём они говорили, но это было и неважно.

— Нужно срочно понять, как именно это заряжать, ясно? — поинтересовался я. — Если получится, это будет очень полезно для лагеря.

— Для лагеря, — странным голосом повторил Ледяной. — Это вообще огромный шаг для человечества, — но тут он спохватился. — Я обязательно найду способ его зарядить. Если, конечно, он мне поддастся.

— А что, может быть иначе? — приподняв бровь, спросил я.

И тут вспомнил, что у Горного не получилось скрепить булыжники в то время, когда у меня это получалось, походя.

— Если это то, что я думаю, — проговорил он, сверкая глазами, которыми пытался просверлить во мне дырку, — то далеко не каждый человек может пользоваться данной вещью.

Оставив артефакт скрепления на попечение Ледяного, что отозвалось у меня негативными чувствами, я пошёл к шатру боевых магов. На сегодня был назначен суд. Причём назначен он был на утро, но в связи с тем, что первую половину дня все спали после переноса камней, его перенесли на вторую.

Я долго думал, что мне делать, так как нападение на лорда-правителя — серьёзное нарушение. Но дело в том, что муж Алины был в тот день под воздействием алкоголя. Причём, из речей Горитрубова я понял, что самогон именно с данной версией жомалистового дерева он начал делать только-только, и Бугаев — такова была фамилия Степана, был первым, кто попробовал этого варева от души.

Нет, было бы под моим управлением сто тысяч человек или, скажем, миллион, возможно, пропажа одного ничего бы не решила. Но сейчас, когда у меня всего лишь триста девяносто человек… и всего девять девчонок беременны… Так что даже до четырёхсот добить удастся не слишком быстро…

Я вздохнул. Подобные размышления не приносили мне душевного спокойствия. Но я понимал, что все эти мысли не содержат в себе конструктивного зерна. Первое, что надо сделать, дать понять своим подданным, что их жизни ничего не угрожает. Дать уверенность в том, что завтра будет только лучше. И вот тогда моя община начнёт постепенно увеличиваться.

Но я всего лишь несколько дней тружусь лордом, так что наверняка найду выход из сложившейся ситуации.

Как ни странно, на суд пришла почти вся община. По крайней мере, было никак не меньше трёхсот человек. Возле шатра боевых магов поставили два помоста. Один — поменьше, для осуждённых, второй — побольше, для меня и Богатырёва, стоящего за моим правым плечом.

Я решил начать с самой простой задачи.

— Сквозняковский, — назвал я фамилию мага, и он тут же вытянулся в струнку.

Судя по всему, человек давным-давно протрезвел, и даже не понимал, за что его кинули в острог. Ко мне даже подходила какая-то девушка и просила за него. Даже пыталась намекать на неприличное, но я отмахнулся. И вот теперь этот худой до неприличия маг был ещё и бледен, словно сама смерть.

— Ты обвиняешься в саботаже жизненно необходимых работ, таких, как уход за растениями, составляющими часть продовольственной безопасности общины, — народ на площади сразу же ахнул, потому что обвинение не касалось алкоголя, я сразу же начал с последствий, и вот это людям было непривычно. — В дополнение к этому в связи с твоими действиями или бездействиями было уничтожено одно из столь важных растений. При этом едва не пострадала маг земли Кристина Романовна Гранитова. Причём ты даже не смог исправить сложившуюся ситуацию в связи с тем, что был крайне пьян. Что можешь сказать в своё оправдание?

— Дык… Я же… ну как… — Сквозняковский явно потерялся и не мог толком объяснить, что думает, но я стоял и ждал, мне было нужно, чтобы он выпил эту чашу до дна. — Мне просто принесли самогон на работу, как обычно. Я чуть-чуть выпил и отключился. Обычно могу работать, а тут почему-то нет. Я же не специально, правда. Я работал. И буду. Только не изгоняйте! Пожалуйста!

— Ещё и в сговоре, с группой лиц, — обречённо вздохнул я и покачал головой.

Вперёд вышла та самая девушка, которая пыталась у меня вымолить прощение Сквозняковского.

— Это я принесла, — проговорила она, гордо глядя мне в глаза. — Чтобы моему Толечке не было так одиноко и скучно.

— Скучно? — я даже приподнял брови, глядя на девушку. — А, чтобы было нескучно, ты решила организовать похороны Кристины Романовны, я не пойму?

Девушка, кажется, поняла, что сказала, и поэтому упёрла взгляд в пол.

— В любом случае, если хотите наказать, наказывайте меня. Можете изгнать, или убить, а Толю не троньте!

— Самопожертвование, — произнёс я, глядя на неё. — Похвально! А Сквозняковский что скажет? Отправить вместо тебя в изгнание девушку? — мне вдруг захотелось действительно понять, нужен ли мне этот маг тут.

Маг воздуха поднял на меня расширенные от страха глаза.

— Разумеется, нет, — он замотал головой так, что я побоялся, как бы та не отвалилась. — Виновен я, и отвечать буду тоже я.

— Тоже похвально, — подытожил я, не чувствуя фальши ни от одного, ни от другого. — Что ж, в таком случае мой приговор… — я специально сделал паузу, чтобы все успели представить себе какой-нибудь приговор, а Богатырёв в этот момент коснулся моего плеча и едва заметно покачал головой, хотя я и не собирался жестить. — Сквозняковскому Анатолию Викторовичу запрещается пить, — и тут народ немного ахнул, поэтому я добавил. — При свете дня в течение года. Если нарушит приговор, то изгнание!

Все выдохнули разом. Только Сквозняковский и его девушка не могли поверить, что всё обошлось. Они поймали влюблённые взгляды друг друга.

— Я могу идти? — спросил маг воздуха, с опаской поглядывая в мою сторону.

— Свободен, — сказал я. — Но пеняй на себя, если что.

— Не-не-не, больше ни капли, — пообещал тот.

«Ну-ну, — подумал я, но вслух ничего говорить не стал, тем более, у меня был и ещё один. — А с тобой-то, что мне делать?»

— Приглашаю сюда, — я показал на место рядом с собой, — Алину Анатольевну Бугаеву, в девичестве Светлову.

Через минуту рядом со мной встала хрупкая и миниатюрная женщина, которая многое перенесла за последние несколько суток. Но, несмотря на это, держалась она прямо, выглядела прекрасно, а взгляд её горел праведным гневом.

— Тут у нас дело посерьёзнее, чем просто бытовой алкоголизм с последствиями, — проговорил я, глядя поверх собравшегося народа. — Степан Бугаев угрожал жизням своей жены и дочери, а также моей жизни. После этого он похитил жену и дочь и вывел их в лес, чем ещё раз подверг их жизнь опасности, — я перевёл дыхание и обвёл глазами собравшихся. — Уже это заслуживает смертной казни.

Народ зароптал, но несильно. Все понимали, что это очень серьёзные преступления. Собственно, странно, что Степан вообще ещё жив.

— Итак, — заявил я громко, насколько возможно, хотя мой голос опять доносили до каждого. — Своей волей и властью, данной мне над вами, я развожу Степана Бугаева и Алину, возвращая ей девичью фамилию — Светлова.

Раздались аплодисменты. За девушку все действительно были рады. Ну хоть это хорошо.

— Что же касается Степана… — тут я на самом деле замялся, подыскивая слова, впрочем, решение было у меня уже давно. — Одно смягчающее обстоятельство у него есть. Тот самогон, который вы все пили вчера, и вечер до этого, был сделан в нарушение оригинальной рецептуры. Это известно мне доподлинно. В связи с этим многие чувствовали себя не так, как обычно, а другие вели себя неподобающим образом. Также мне известно, что Бугаев один из первых попробовал негодный самогон, что привело к срыву.

Народ ждал, затаив дыхание. Дело в том, что один развод с Алиной уже грозил Бугаеву изгнанием или казнью. Ну кто будет следить за тем, чтобы он не подходил к бывшей семье? А там и обида, и прочие чувства.

Сам Степан стоял поникший, с опущенной головой и глазами, упёршимися в настил под ногами. Он был больше похож на манекен, на котором отрабатывают удары, а не на живого человека.

— Ты-то мне что скажешь, Степан Гаврилович? — спросил я, вдруг захотев увидеть чувства, которые играли в его глазах. — У тебя есть последнее слово.