От этого «отпущу» потянуло замогильным холодом.

— Валера, что ты творишь? Ты нормальный вообще? — ее подхватили с двух сторон и вывели из палаты… В чем была, в одной ночной рубашке, даже тапки надеть не успела.

— Зося, ты пыталась подкупить медсестру и сбежать. Доверия тебе нет, дорогая… Теперь только так, — он шел следом, сделав морду лопатой и спокойно смотрел, как она извивалась, дергала руками, пытаясь по пути зацепиться хотя бы за косяк. Зое удалось на одном из поворотов схватить дверь, но ее тут же открепили в четыре руки.

— Смотри, что ты наделала, Зосенька. У тебя рана открылась, — муж покачал головой, словно она пакостливый ребенок.

За ними действительно тянулась дорожка из ярко-красных капель. Бинт намок, окрашиваясь в багровые тона.

— Вале-ра, — захлебываясь слезами, просила она. — Мне. Нужен врач. П-пожалуйста.

— Зоя Леонидовна, на этот случай у нас есть с собой, — ее плотно прижали к стене, чтобы не трепыхалась. В плечо ужалила игла.

Зосю трясло так, что ноги не держали.

— Ва-лер, ты не человек. Не-ненавижу! Ненавижу! — выкрикивала, слабея с каждым разом.

— Взаимно, любимая, — скривился в подобии ухмылки.

Кречет стоял, скрестив руки, наблюдал, как ее заталкивают в машину на заднее сидение. Хлопнула дверь, словно крышка гроба, отрезав ее от остального мира.

Зоя долго горько плакала, не стесняясь некрасиво открытого рта, размазывая слезы и сопли. Ее утирали платочком. Зося отмахивалась, кидалась в драку. Пробовала кусаться. Заскулила протяжно, когда поняла, что ничего не поможет. Это западня, из которой выбраться практически невозможно. Она зажата с двух сторон сильными мужиками. Третий крутит руль, посматривая на нее через внутреннее зеркало. Музыку врубил, гаденыш. Вивальди «Времена года».

Два молчаливых мордоворота, терпевшие всю дорогу ее выходки, отворачивались. Зоя описалась. Да, она обмочилась от страха, организм так среагировал на стресс. Потом начала мерзнуть и стучать зубами, ерзая попой по сырому. Один из ее тюремщиков снял пиджак и накинул на плечи. Второй, со свистом выпустив носом воздух, стянул с себя носки и поочередно, хватал за лодыжки, чтобы натянуть ей на грязные пятки.

— Вы все — соучастники преступления, — додумалась им сообщить, чтобы знали. — Это похищение, удержание человека насильно. — Угрозы сиплым голосом их не напугали.

— Куда меня везут. Вы хоть это можете сказать? — она уже отчаялась, что не может ничего из дундуков выбить.

— Зоя Леонидовна, не о чем беспокоится. Будет вам врач, природа с красивым видом, все удобства…

Угу, успокоили!

У нее в голове не укладывалось, как такое может быть… Валера, отправил ее в полную изоляцию, лишив всего: свободы, выбора, круга общения. Зоя даже дочери не может сообщить о своем положении, подруг позвать на помощь. Без сомнения, Кречет наплетет историю, что супругу отправил на курорт или что-то подобное. Но сколько он будет врать? Все восемь месяцев?

Зое было жалко себя. Жаль этого ребенка, который решил прийти так поздно, так не вовремя. Они обречены. Если будет выбор, то Валера с легкостью пустит ее в расход, лишь бы получить ребенка. А если это будет девочка, не сын? Станет ли муж так же давить? Возможно ли выторговать себе жизнь?

Господи, как сложно. Неимоверно тяжело. Выбор без выбора. Как же хочется жить! И при этом сохранить ни в чем неповинное дитя. Страшное слово «аборт» на языке не умещается. Столько попыток они сделали ранее с мужем и ничерта не выходило. Почему сейчас?

Между ними измена, ложь. У Валеры, в конце концов, любовница есть…

Кречет — чудовище. Права была Тоня, ох как права! Такой человек безжалостно будет добиваться своего, убивать контрольным в голову, идти по трупам.

Когда ее муж превратился в это жестокое существо? Или он снимал котенка с дерева, чтобы впечатлить студентку первокурсницу?

В затонированном джипе трясло совсем не по асфальту. Они будто по проселочной дороге выписывают зигзаги. Приплюснутая с двух сторон, она пошевелиться толком не может… Да, даже если смогла, куда с больной ногой от здоровых мужиков убежишь? Босиком. В одних носках.

Тюремщики сказали, что обувь Зосе не положена. Мрак. Полнейший мрак происходит, будто в фильме с заведомо плохим концом.

— Приехали, Зоя Леонидовна, — улыбаясь от уха до уха, к ней повернулся водила. И подмигнул, скотина.

— Хреново выглядишь, Зая, — Валерий посмотрел на жену в халате, в кресле-качалке у камина. Даже камин здесь был ненастоящий, а электрический, имитируя огонь.

Всклокоченные волосы, заострившееся лицо с темными тенями под глазами. В его сторону она головы не повернула, продолжая качаться. Лишь костяшки рук побелели, сжимавшие края подлокотника.

— Зоя, ты страдалицу из себя не строй. У тебя комфортабельный номер. Доктор осматривает два раза в день. Питание… — посмотрел на столик с не тронутой едой и нахмурился.

Зося прикрыла глаза и постаралась отрешиться от всего, отрезать голос, некогда шептавший ей нежности в постели.

— Ты должна хорошо питаться, Зось. Моему сыну нужно развиваться. Я с кем говорю? — рыкнул, теряя терпение. — Хорошо, Зая… Но, ты сама виновата.

У нее сердце сжалось. Одинокая слеза поползла по бледной щеке. От топота шагов за дверью, внутри застыл ужас. Нервный тик на оба глаза не помешал увидеть, что задумал Кречет.

Один из охраны принес блендер и воронку.

Есть ли у подлости Валеры дно? Зося затруднялась ответить на этот вопрос. Человек, которого оказывается, она совсем не знала, кидал в кувшин прибора все подряд: филе индейки, помидоры, листья салата, банан… некогда любимые ею оливки. Сверху залил апельсиновым соком и нажал кнопку. Он не продукты болтал, он душу ее проворачивал с особой жестокостью.

Вылив, получившуюся бурду в высокий стакан, подошел к женщине, с одной стороны, его ручная шавка с другой, с воронкой в руке.

— Ну, Зосенька, сама или как? — спросил почти ласково, поглаживая плечо.

Там, где он дотронулся кожу жгло, словно каленым железом приложили.

— Сама, — она протянула трясущуюся руку к стакану.

Морщась, Валерий смотрел, как женщина давится, допивая все. До донышка. Она старалась не вдыхать запах, отключить сознание. «Господи, прими за лекарство!» — глотала смесь… Лишь бы не прикасались к ней, не трогали. Едва за садистами закрылась дверь, Зося, придерживая рот рукой помчалась в туалет. Ее вывернуло наизнанку до желчи, желудок чуть не выпал.

Опустив руки под струю воды, сгорбившись, она смотрела в зеркало на жалкое подобие себя, с затаенной болью в глазах.

— Зоя Леонидовна, гулять, дышать свежим воздухом, — один из сволочуг принес длинное кашемировое пальто и сапоги.

Верхнюю одежду выдавали только на получасовую прогулку. Затем, забирали обратно. Ни разу Зося не видела других заключенных данного «санатория». Если они и были, то по временным рамкам на улице не встречались.

Из-за деревьев сочился туман. Пока Зоя хромала тихонько по дорожке, шелестя опавшими листьями под ногами, пыльца мороси оседала на лице, руках, в паутине рыжих волос. Она дышала и не могла надышаться. Неделю здесь, будто десять лет отсидела. Постарела на все сто.

Зоя завидовала шустрым синицам, сбивающим капли влаги с ветвей. Вон, тому облаку на небе завидовала. Они свободны, могут лететь, куда захотят. А Зося — пленница мужа-самодура, который вбил в свою дурную башку, что хочет сына от нее. Любой ценой.

— Зоя Леонидовна, пойдемте домой, — она вздрогнула, почувствовав прикосновение к своей руке. Ладонь была настолько ледяная, словно женщина из снега лепила снежки. — Вы совсем замерзли.

— Еще три минуты, — ей показалось, что на нее кто-то смотрит. Прямой направленный взгляд со стороны. Зоя побоялась взглянуть в сторону леса. Охранник обязательно обернется тоже.

Вдруг, у нее возникла идея — спонтанная, несколько бредовая. Будто кто-то сейчас вложил эту мысль в голову. Вдруг, получится? В санатории обычный терапевт, гинеколога нет. Женского врача привозят в определенные дни.