— Я там учился и, как видите, стал человеком.

Вот меня и отдали туда становиться человеком. К логопеду мы с бабушкой все же отправились, и уже неделю спустя я нормально произносила звук «р». Но, как говорила мама, «поезд с английской школой ушел».

Правда, если бы я поступала в родную Школу у Сретенских ворот сейчас, скорее всего меня бы не приняли. Я уже говорила: начиная с этого учебного года, к нам весь район стремится. Кстати, вместо прежней директрисы взяли нового директора. Завуч в старших классах — тоже новый. Английского стало гораздо больше. И поговаривают, что с будущего года в десятых-одиннадцатых классах введут второй иностранный язык. Словом, мы, ветераны школы, неожиданно для самих себя оказались в престижном учебном заведении. Конечно, не уверена, что мне это слишком нравится. По-моему, в старом школьном здании все было как-то проще и человечнее. Правда, сцена там в актовом зале не вращалась, но зато и Золушек не выбирали по блату. Хотя учиться в таком красивом и оборудованном здании, конечно, приятно.

На этом мысли мои стали путаться, и я наконец заснула. Утром меня разбудил папа.

— Вставай, а с Бесиком я сейчас сам пойду погуляю.

Вид у папы был очень жертвенный. Я поглядела на часы. Раз мне не надо выводить Бесика, можно спокойно поспать еще минут двадцать. Что я, отключив будильник, и сделала. Разбудил меня снова папа.

— Ты все лежишь?

— А вы чего гулять не идете? — откликнулась я.

— Мы не идем! — воскликнул папа. — Да мы уже целый час на улице провели.

Меня подбросило на кровати.

— Час? Да вы что, с ума сошли? Я ведь теперь опоздаю!

— Вот она, человеческая благодарность! — с негодованием воскликнул отец. — Я тебя разбудил! Сам с Бесиком погулял. И я же теперь еще виноват, что ты проспала и опаздываешь?

Тут в разговор вмешалась мама:

— Если вы не прекратите выяснять отношения, мы все сейчас опоздаем.

— И то верно, — согласился отец.

Они пошли завтракать, а я кинулась в ванную. Терпеть не могу собираться впопыхах, но сегодня ничего не поделаешь. Первый урок у нас физика. Ведет ее новый завуч Николай Иванович Камышин, по прозвищу Ника, а он нашу компанию невзлюбил с самого первого сентября и, по его собственным словам, «взял на заметку».

Как выяснилось на прошлом уроке, Ника про это не забыл.

Жертвой пал Тимур. Ника долго мучил его у доски. И наконец, скорбно покачав головой, изрек:

— Ты у меня, Сидоров, ни в какую оценку не вписываешься. Прямо не знаю, что с тобой делать. С самого первого сентября за тобой слежу. Результаты у тебя только отрицательные. Что с поведением, что с успеваемостью.

— Нормально у меня с успеваемостью, — начал качать права Тимка. — А по физике пока вообще ни одной оценки.

Это было совершеннейшей правдой. Ника его до сих нор ни разу не спрашивал.

— Ничего, Сидоров, сейчас у тебя оценка будет, — с каким-то садистским видом пообещал физик.

— Но вы ведь, Николай Иванович, только что сами сказали, что я ни в какую оценку не вписываюсь, — с надеждой напомнил Тимка.

— Имелась в виду положительная оценка, — глянул на него, как удав на кролика, Ника. — Единица.

— А может, я лучше в следующий раз подготовлюсь, и вы меня снова спросите? — вкрадчивым голосом предложил Тимур.

— Не сомневайся, — с холодной любезностью откликнулся физик. — Спрошу я тебя обязательно. Но сперва все-таки единичку поставим. Принеси мне, пожалуйста, твой дневничок.

Тимка у нас занимается в секции бокса. И вот, когда он услышал про дневничок, глаза у него сузились, а волосы на голове встали дыбом. По-моему, он с удовольствием в тот момент отправил бы нашего Нику в нокаут. Но, конечно же, он этого не сделал, а просто получил единицу. И еще одно предупреждение от Ники. Мол, если на следующем уроке опять плохо ответит, он снова его дневник украсит «достойной оценкой».

На перемене Тимка разбушевался. Бурно размахивая руками, он начал доказывать мне, Зойке, Климу и Будке:

— Помяните мое слово: на ближайших уроках Ника со всеми нами разделается.

Я возразила:

— Но мне-то он в прошлый раз поставил четверку.

— А мне пятерку, — напомнил Клим.

— Это не считается, — стоял на своем Тимур. — Ты, Климентий, всегда по физике сек.

— А по моему поводу что скажешь? — снова вмешалась я.

— А ты девчонка, — ничуть не смутился Тимур.

Я только плечами пожала. А еще говорят про какую-то женскую логику. Кажется, у нашего дорогого Тимура тоже с логикой не очень.

— Все равно мы попухли, — продолжал Тимка. — Если, конечно, срочно не начнем бороться с Никой.

— Вот и борись, — сказала Зойка. — Учи как следует физику. Тогда ему будет не к чему придраться.

— Ну что за люди! — с негодованием воскликнул Тим. — Им говоришь, а они не слушают. Учтите: потом спохватитесь, но будет поздно.

По-моему, Тимка сильно преувеличивал. Однако опаздывать на Никины уроки все же не стоило. Поэтому, быстренько приведя себя в порядок, я на всех парах помчалась в школу.

К счастью, я успела. Мне даже удалось влететь в класс за две минуты до звонка. В дверях я столкнулась с Тимом, Климом и Будкой. Загородив проход, они о чем-то вполголоса беседовали. Как раз, когда я подошла, Тимка осведомился у Будки:

— Кстати, ты принес?

— Ну, — с важностью кивнул Будка и похлопал по рюкзачку.

— Тогда порядок, — сказал Тимка.

А я спросила:

— Ну как, Тимурчик, готов к очередной дуэли с Никой?

— Ты разве во мне сомневалась? — гордо поднял голову Тимка. Послушать его, так он всегда ко всему готов.

— Да нет. Просто спросила, — откликнулась я.

Тут раздался крик Зойки:

— Агата! Агата! Иди сюда!

И я направилась за свою парту. Почти сразу же раздался звонок, вместе с которым в кабинет физики важно вошел невысокий, толстенький Ника. Усевшись за стол, он раскрыл журнал и первым делом устроил перекличку. Кажется, результаты ее обрадовали Нику. Он даже сказал:

— Неплохая у вас посещаемость. Вот только с оценками пока неважно, — добавил ложку дегтя в бочку меда Ника. — А до конца четверти всего месяц остался. Придется форсировать.

Все в классе тут же сосредоточенно уставились в парты. Видимо, кроме самого физика, форсировать этот процесс никому не хотелось.

— Что ж, — будто не замечая настроения класса, продолжал Николай Иванович. — Начнем, пожалуй, с нашего главного должника. Сидоров, ты, надеюсь, сегодня готов рассказать нам про энергию топлива?

— Да, — мрачно и отрывисто бросил Тимур.

— Тогда прошу пожаловать к доске, — с любезностью хищника произнес Николай Иванович.

Тимка, резко поднявшись с места, быстро пошел по проходу. Однако возле парты, за которой сидел Будка, внезапно споткнулся и чуть не упал. Мало того, стремясь удержать равновесие, он смел на пол учебник, тетрадь и ручку с парты, за которой сидела Галька Попова.

Сердито буркнув что-то себе под нос, он нагнулся, чтобы поднять упавшие предметы. На Тимкину беду, Галка нагнулась одновременно с ним, и они сильно стукнулись лбами.

В классе заржали. Галка, злобно прошипев: «Дурак ты, Сидоров!» — хлопнула его только что поднятым учебником физики по башке.

Видимо, нервы у Тимки были на пределе. Галке-то он ничего не сказал. Зато все свои чувства выместил на Будкином рюкзаке, изо всех сил пнув его ногой. Рюкзак, словно футбольный мяч, пролетел по проходу.

Будка взвыл. Внутри рюкзака что-то взорвалось. Потом зашипело, и из него повалил густой оранжевый дым. Прямо возле стола Николая Ивановича. Завуч немедленно скрылся в густых оранжевых клубах.

Класс в ужасе взирал на происходящее. Затем тишину пронзил истошный визг Таньки Мити́чкиной:

— Горим! Отравили!

Столбняк, в котором до сей поры пребывали все мы, сменила паника. Повскакав с мест, класс дружно бросился к двери. Выйти хотели, конечно, все одновременно. Однако дверь для всего класса оказалась слишком узка, и там образовалась плотная пробка.