Зал просто рыдает. Передняя часть, то есть Костя, начинает оглядываться. Видя, что ситуация сложилась нестандартная, Петриченко вдруг на весь зал орет:
— Иго-го-го-го! 3-заклятие, в-видно, н-не свежее. Н-ни-чего, 3-золушка. С-сейчас п-поедем. А т-ты, Ф-филев, д-да-вай скорей!
Фея, выйдя из ступора, крикнула:
— Не получилось. Бывает. Повторим.
Мы с ней вновь подняли полотнище. Зал сопровождал наши действия бурными аплодисментами и криками:
— Лошадка! Лошадка!
Когда полотнище опустилось вновь, все уже было в порядке. Части Лошади срослись и пристегнулись кнопочками. К счастью, Тимка успел все это увековечить, и потом вышли отличные снимки. А несколько родителей засняли весь спектакль на видеокамеры. И импровизация Кости Петриченко будет жить теперь многие годы.
После представления нам устроили грандиозное чаепитие. На нем были все, кто принимал хоть малейшее участие в постановке. Отсутствовала одна Ирка Сайко. Теперь, когда все страсти и недомолвки остались позади, а со мной рядом за столом сидел Клим, мне стало искренне жаль ее. И тогда я предложила:
— Ребята, а может, съездим к Ирке в больницу? Так ведь не повезло человеку.
— Ой, хорошо бы! — поддержала Изольда. — Конечно, в палату вас не пустят. Но я поднимусь и подведу Иру к окну. Она уже потихоньку ходит. И, конечно, будет так рада!
— И цветы ей передайте! И кусок торта! — наперебой начали предлагать ребята.
— Цветы, да, — кивнула Изольда. — А всего остального ей пока нельзя.
И мы поехали. Все, до последнего Мышонка. И даже Зойка.
Мы стояли под окном. А Ирка махала нам, посылала воздушные поцелуи и подавала еще какие-то знаки. А потом Будка, выйдя вперед и встав в картинную позу, дурным голосом запел романс Чайковского:
А-а, под окошком твоим
Я тебе пропою серена-аду!
Это было очень громко. Ирка явно услышала даже сквозь плотно закрытое окно. И начала так смеяться, что, видимо, у нее заболел шов. Во всяком случае лицо ее скривилось от боли. На прощание она вновь махнула нам рукой, и Изольда увела ее.
Домой мы возвращались вчетвером: я, Клим, Будка и Зойка.
— Жалко, — с грустью произнесла вдруг Зойка.
— Чего тебе, интересно, жалко? — разинул рот Будка.
— Что все кончилось, — вздохнула моя подруга.
— Что все? — по-прежнему не понимал Будка.
— И этот год, и спектакль, — меланхолично изрекла Зойка.
— Ничего подобного, — отмахнулся Будка. — Я каждый год отсчитываю с первого сентября. Поэтому у нас от этого года впереди еще больше половины. А спектакль... Да мы кучу новых поставим. И даже лучше.