— Шучу, шучу, — скороговоркой заверила она. — Хотя, никогда не знаешь, чего этим взрослым взбредет в голову. Ну, даже не пятиклассника, а Костю Петриченко из седьмого «А» на роль Принца назначат. Он такой длинный, стройный.

Я в ужасе замахала руками. Дело в том, что Костя Петриченко после отборочного просмотра в студию, который, замечу, у нас проходил почти как прием в какое-нибудь театральное училище, на нервной почве стал заикаться. Правда, говорят, что это у него — временно. Вот я себе и представила, как он обращается ко мне на сцене: «К-красавица, к-как я д-долго т-тебя иска-ал!»

Мрак и ужас.

Мы с Зойкой переглянулись. Наверное, она представила себе то же самое, потому что мы, как по команде, от хохота повалились на диван.

— Нет, Зойка. Тогда я предпочитаю роль Мачехи, или Дочки мачехи, или даже Мыши.

— А если серьезно, — совсем другим тоном произнесла Зойка, — думаю, Принцем сделают нашего Клима. Он больше других подходит на эту роль.

— Или Будку, — подхватила я.

— Будку не сделают, — покачала головой Зойка. — У него внешность не романтическая. Скорее, ему дадут какую-нибудь характерную роль. Или Короля, или Лесничего.

— Лесничий — это не характерная роль, — тут же нашлись у меня контраргументы.

— Но и не романтическая, — сказала Зойка. — А больше ничего в этой сказке для Будки нет.

— Верно, — на сей раз согласилась я. — Но Изольда должна ему дать одну из главных ролей. Потому что он — самый лучший из нас.

— Это еще наукой не доказано, — к полной для меня неожиданности заявила Зойка. — Знаешь, Агата, раньше наш Митька Будченко никакими талантами не блистал. Поэтому не исключаю, что его выступление на просмотре — просто случайная удача.

Я спорить не стала. Наш Будченко многих тогда удивил. Выступление у него было действительно классным, а до этого прослушивания он и впрямь никакими особенными талантами не отличался. Кроме, пожалуй, одного. Будка постоянно попадал в совершенно дикие ситуации.

Началось это у него, можно сказать, почти с рождения. А вернее, месяц спустя, когда Митьку решили первый раз вывезти на улицу в коляске. На семейном совете, состоящем из мамы и папы, эта почетная миссия была возложена на Митькиного папу, так как мама и без того валилась с ног от усталости. Будка орал все ночи напролет, а отсыпался днем, когда мама стирала его пеленки, ибо памперсов в нашей стране тогда еще не было.

В общем, Будченко-старший вывез своего юного сына в огромной синей коляске. Сначала он просто возил Митьку туда-сюда по Сретенке. Потом ему стало скучно. К тому же он встретил своего старого друга, и тот уговорил его совместить приятное с полезным. Мол, мы пивка попьем, а сынок пока воздухом подышит.

Эту историю я подслушала еще в первом классе, когда наши мамы однажды вели нас из школы, и Будкина родительница рассказывала моей, как едва не лишилась своего дорогого сыночка. Сперва Будкин папа сомневался по поводу пива. Все-таки первый раз с сыном гуляет. Но приятель его уговорил.

Довезя Будку до открытого кафе, они устроили коляску в тенечке под деревом и встали в очередь. Вообще-то, по утверждению Будченко-старшего, народу стояло не очень много. Человека три-четыре. И с коляски отец просто глаз не спускал, отвлекся лишь на несколько секунд, чтобы расплатиться. А когда повернулся, то от ужаса выронил только что купленное пиво. Ни коляски, ни Будки под деревом не было. Их угнали.

Папа и его приятель принялись бурно опрашивать окружающих, но выяснилось, что никто из них ничего не видел. Потом один человек все-таки вспомнил, что вроде неподалеку цыгане крутились. Будкиного папу это известие не обрадовало, и они вместе с приятелем кинулись в милицию. Правда, до нее они не добежали. Потому что по дороге догнали стайку несущихся на всех парах цыганок с цыганятами. Самая толстая и самая грязная цыганка катила перед собой синюю коляску, которую Митькин папа моментально признал за свою. Поперек коляски лежал огромный кожаный чемодан.

— Вы же ребенка раздавите! — коршуном кинулся Будченко-старший на спасение сына.

— Убивают! — неожиданно тоненьким голоском закричала цыганка и точным ударом чумазого кулака отправила Митькиного отца в нокдаун.

Тут на помощь поспешил приятель. Вся цыганская стая встала на защиту чемодана, коляски и Митьки. Многочисленные цыганята, облепив приятеля, повалили его на Будкиного отца. Наверное, Митька так и остался бы в таборе, не проезжай в это время мимо патрульная машина. Заметив драку, милиционеры остановились и забрали всю компанию, включая цыганок, цыганят, коляску, чемодан, Митьку, его отца и приятеля, в отделение.

Обстоятельства выясняли долго, потому что цыганки орали, цыганята орали, Митька орал и папа с приятелем — тоже. Молчали только коляска и чемодан. Впрочем, последний, можно сказать, тоже дал показания. Когда его вскрыли, немедленно выяснилось, что он принадлежит отнюдь не цыганкам. А коляску с Митькой они как раз сперли, чтобы довезти тяжелый чемодан до табора. Правда, мать Будки не исключала, что на ее сына у них тоже имелись какие-то виды. Во всяком случае, толстая цыганка, тыча давно не мытым пальцем то в Митьку, то в собственный паспорт, где было записано тринадцать детей, уверяла, что это «ее младшенький». И даже, к ужасу Митькиного отца, демонстративно пыталась покормить Будку грудью. Но маленький Будка выразил бурный протест. Тогда милиционеры вызвали для опознания Митьки, коляски, отца и приятеля маму Будки. Та пришла, быстренько опознала и всех своих, включая приятеля, забрала домой. Что стало с цыганками, история умалчивает, а Будкиному отцу, подозреваю, влетело. Впрочем, он и без этого крупно пострадал от цыганки.

Однако для Митьки эта история стала только началом. С тех пор с ним все время что-нибудь происходит. Но, как понимаете, к театру все это не имело отношения. Поэтому, когда он во время просмотра великолепно сыграл собаку, все мы были порядком удивлены. Кажется, у Будки прорезался настоящий талант.

С Климом Кругловым мы тоже вместе проучились уже семь с лишним лет. Но Клим — это вам не Будка. Совершенно другой тип человека. Такой спокойный. В общем, из тех, на кого всегда можно положиться, и я с ним давно дружу. А вот Зойку наши с Климом отношения раздражают. Конечно, она прикидывается, будто ей все равно. Но, по-моему, ей хочется, чтобы я только с ней общалась. Поэтому, когда Клим приглашает куда-нибудь сходить, Зойка почти всегда отказывается. А потом долго на меня дуется.

— Эх, скорее бы роли распределили, — сказала я. — По крайней мере все станет ясно.

— Наверное, — вяло откликнулась Зойка.

Я подумала, что, в отличие от меня, распределение ролей ее мало волнует, однако ошиблась. Мгновение спустя выяснилось, что это совсем не так.

— А интересно, какую роль дадут нашей дорогой Мити́чкиной? — спросила моя подруга.

Я вздохнула. Зойка терпеть не может Мити́чкину. Танька тоже учится в нашем классе. И имела несчастье пройти отбор в актеры театральной студии. Зойка сочла это, по меньшей мере, несправедливым.

— Далась тебе Танька, — попыталась успокоить подругу я.

— Она мне не нравится, — нагнетала атмосферу Зойка. — Вот захапает роль Золушки, тогда посмотрю, что ты про нее скажешь.

— Захапает так захапает, — спокойно откликнулась я.

Конечно, мне очень хотелось получить роль Золушки, но не настолько, чтобы убиваться, если Изольда даст ее кому-нибудь другому.

— Знаешь, Зойка, я пошла в эту студию, чтобы получать удовольствие. Но театр для меня — не смысл жизни. И уж тем более не роль Золушки. Даже если ее дадут Мити́чкиной, топиться в пруду не пойду.

— Ну, никакого у тебя честолюбия, — с осуждением посмотрела на меня Зойка.

— Может быть, — спокойно сказала я.

— Не может, а точно, — не отставала Зойка. — Я бы, на твоем месте, не простила Мити́чкиной, если бы она у меня роль отняла.

— Слушай, Зойка, прекрати, — усмехнулась я. — У меня пока никто ничего не отнимал.

— Когда отнимет, будет поздно, — многозначительно изрекла она. — Я к чему тебя призываю: нужно упредить удар.