Веревочную лестницу мотал из стороны в сторону ветер, однако Артур упорно карабкался вверх. Вокруг меня словно стемнело. Алые паруса вмиг превратились в черные. А над ними зареял черный пиратский флаг с черепом и костями.

— Арту-ур! — в панике закричала я. — Осторожнее! Тут пираты!

Но он лишь улыбался и продолжал карабкаться вверх.

— Артур! Артур! — не оставляла я попыток предупредить его.

Он вновь поднял голову. От ужаса я едва не вывалилась из корзины. На лестнице был уже не Артур. Мне гнусно ухмылялась физиономия Сидорова, голова которого была повязана черной пиратской косынкой.

— Адаскина! Химию принесла? — оглушительно проорал он и пригрозил кривым пиратским ножом. — Смотри, если мне «пару» поставят!

— Фиг тебе химия! — крикнула я в ответ и, крепко зажмурив глаза, выпрыгнула из корзины в бушующий океан.

— Зойка! Зойка!

Не успев долететь до бушующей морской стихии, я открыла глаза. Меня изо всех сил трясла мать:

— Да проснись ты! Что с тобой случилось?

— Приснилось, — сонно пробормотала я.

Оглушительный рокот грома за окном заставил меня подпрыгнуть. Сверкнула молния, раздался новый удар. На улице бушевала первая весенняя гроза. В открытую форточку ворвался пахнущий прибитой пылью, дождем и молодой зеленью ветер и зашелестел страницами толстого цветного журнала, который мама оставила раскрытым на столе. Вот вам и бушующий океан.

— Зойка, что тебе снилось? — продолжала допытываться мать. — Ты меня разбудила своими криками. Все какого-то Артура звала.

Хорошо, что мама не зажгла свет. Щеки у меня запылали.

— Откуда я знаю, кого во сне звала, — нарочито сонным голосом пробормотала я и, спасаясь от дальнейших вопросов, повернулась на другой бок.

Утром, едва проснувшись, я понеслась на кухню и там, чтобы не разбудить маму, набрала номер Агаты. Трубку взял ее отец. Голос у него был сонный и очень недовольный.

— Гм-м, Агату? — пробубнил он. — А ты еще пораньше не могла позвонить?

— Мне по очень срочному делу, — выпалила я.

Агату позвали.

— Ну, он звонил тебе? — даже не поздоровавшись, спросила я.

— К счастью, нет, — отозвалась подруга. — А ты что-нибудь придумала?

— Тоже нет, — ответила я. — Может, уже и не надо?

— Как же не надо! — возмутилась Агата. — Думай, Зойка, думай.

И в трубке раздались частые гудки. Думать мне было особенно некогда. Я торопилась в школу. Если Сидоров не успеет передуть химию, он потом меня изведет.

Когда я подошла, Тимка уже нетерпеливо переминался у школьной двери.

— Идет, не торопится, — вместо приветствия проворчал он.

— Заткнись, иначе уйду обратно, — шикнула я.

— Да ладно тебе, — он даже улыбнулся. Видимо, химия ему была дороже собственной вредности.

Потом он устроился на подоконнике неподалеку от кабинета химии и, раскрыв мою и свою тетради, начал бурно переписывать домашку.

Вскоре к нам подошли Агата, Клим и Будка.

— Мешаете, — зашипел на них Тимка.

— Ты лучше списывай побыстрей, — отмахнулся Будка.

— Как умею, так и списываю, — не отрываясь от работы, ответил Сидоров.

Для Агаты я пока по-прежнему ничего не придумала. Поэтому для меня было очень удачно, что мы сейчас стояли тут всей компанией. Не станет же она говорить при Климе, что ей необходимо запудрить мозги новенькому.

Тут появился Артур. Он шел прямо к нам. Ноги у меня стали ватные, а Агата вдруг вся напряглась и сделала вид, будто что-то с большим интересом разглядывает в окне.

— Привет, — поздоровался Артур.

— Здравствуй, — враз севшим голосом проговорила я.

Однако он на меня даже не поглядел, а с ходу обратился к Агате:

— Слушай, ты извини. Я тебе вчера не смог перезвонить.

Подруга моя затравленно опустила глаза и промямлила:

— Да ничего страшного.

— Ну и отлично. Если что надо, звони. Буду рад.

И он отошел. Я поглядела на Клима. Он, широко раскрыв рот, взирал на Агату, а она упорно отводила от него взгляд. Я поняла: сейчас что-то будет. И, конечно же, влез Сидоров. Дернуло его именно в этот момент разделаться с химией.

— Ну, Агата, ты даешь. Вот это темпы! Гляжу, уже новенького закадрить успела. И телефончиками обменялись?

Из-за таких, как Сидоров, в мире, наверное, половина войн начинается. Потому что язык без костей, а башка не работает. Ну и Будка, естественно, рад стараться. Громко заржал и говорит:

— Чего ж ты, Агатка, растерялась? Могла бы спросить, почему он не перезвонил. Что у него случилось такое важное?

У Клима сделалось очень злое лицо, и он тихо сказал:

— Прекратите.

Агата крепко схватила меня за руку:

— Идем отсюда, Зойка.

Голос у нее дрогнул. Мы поспешили прочь от мальчишек, и, пока не скрылись за спасительной дверью туалета, я спиной ощущала их пристальные взгляды.

В туалете, к счастью, никого не было. Агата с укором посмотрела на меня. В ее огромных черных глазах стояли слезы.

— Я так и знала! — с трагическим видом начала она. — И зачем ты только заставила меня позвонить ему?

Мне, естественно, было ее очень жалко. Однако, по-моему, справедливость прежде всего. И я возмущенно произнесла:

— Это, между прочим, не я заставила, а ты сама предложила.

— Все равно, — сказала Агата. — Теперь из-за этого твоего Артура мы с Климом поссоримся. Он такого мне не простит. Ну как мне ему объяснить?

— Соври что-нибудь, — посоветовала я.

— Ему врать бесполезно! — воскликнула Агата. — Зойка, придется тебе объяснить, что я звонила Артуру по твоей просьбе.

— Только не это! — взвыла я. — А потом, я тебя не просила. Инициатива была твоя. Сама врать ему ничего не хочешь, а меня заставляешь.

Агата даже поперхнулась:

— Но я ведь действительно из-за тебя.

Я молчала. Вообще-то она была права. Не хотелось бы мне оказаться на ее месте. Но, с другой стороны, если я признаюсь во всем Климу, то сама же и пострадаю. Уж как-нибудь это до Тимки и Будки дойдет. И вообще, Клим от Агаты никуда не денется. Ну, позлится чуть-чуть, поревнует. И я сказала:

— Агата, твоему Климу даже полезно поревновать. Только его чувство к тебе укрепится.

Однако она наживку не проглотила.

— Ты, Зойка, совсем спятила? Не хочу я, чтобы он ревновал. Да еще к этому Артуру, который мне вообще до лампочки.

— Зато мне не до лампочки! — воскликнула я. — Представляешь, если твой Клим проболтается Сидорову. В меня весь класс тыкать пальцами будет. А особенно те, которые звонили и дышали. Ты бы на месте Артура после такого стала со мной дело иметь?

— Я вообще слышать больше про твоего Артура не хочу!

И, закрыв лицо руками, Агата горько разрыдалась. Делать было нечего. В некоторых случаях приходится жертвовать собой.

— Ну, хорошо, — вздохнула я. — Сейчас отзову твоего Клима в сторону и во всем признаюсь.

— Тогда давай скорее, пока урок не начался, — сквозь слезы проговорила Агата и пошла умываться.

Покинув убежище, я вернулась к мальчишкам. Сидоров что-то бурно внушал Будке. Тот с интересом слушал. Клим стоял рядом. Взгляд у него был отсутствующий, а лицо по-прежнему злое.

— Можно тебя на минутку? — спросила я.

Клим пожал плечами, однако послушно двинулся следом за мной. Остерегаясь лишних ушей, я довела его до самой лестничной площадки.

— Ну, слушаю, — сухо изрек он.

Путаясь в словах, я попыталась ему объяснить, что Агата звонила не для себя, а для меня. Клим молча смотрел мне прямо в глаза. Внезапно лицо его перекосила ярость, и он хрипло проговорил:

— Хватит вешать мне лапшу на уши. Конечно, я понимаю: она лучшая твоя подруга, и ты всегда готова ее прикрыть. Но не делай, пожалуйста, из меня дурака. Думаешь, я слепой? Ничего не вижу и не понимаю? Нет уж. Ученые мы!

И, резко отвернувшись, он зашагал прочь.

Я вернулась в туалет. Агата с нетерпением поджидала меня.

— Он не верит, — сообщила я.