Убрал я пылесос, посмотрел на часы, а на них уже семь натикало. Предки с минуты на минуту вернутся. А может, уже вернулись. Я сломя голову побежал к себе. У меня же там антресоли остались наизнанку вывернуты. А матери, конечно, сразу на кухню понадобится. Как она туда пройдет?

Но когда я вошел в родную дверь, то сразу убедился: все уже пришли и прошли. Правда, остались мной очень недовольны.

— Дмитрий, что за дела? — строго уставился на меня предок.

А я стою с сачком в руках и глазами хлопаю.

— Что ты тут развел? — продолжал предок.

Я глянул, а кучи уже нету.

— Где же все? — спрашиваю.

— Убрали, естественно, — проворчал предок.

— Нам с отцом все-таки хочется знать, зачем ты к нашему приходу это сделал? — подхватила мама.

— Совсем не к вашему приходу, — объяснил я. — Просто мне надо было сачком попугаев поймать.

— Каких еще попугаев? — вытаращился на меня отец.

— Соседкиных, — ну ничего мои предки не запоминают.

— Ты их упустил? — всплеснула руками мать.

— Да говорю же, наоборот, поймал, — стал спешно им втолковывать я. А то еще решат, будто я не справляюсь. Поэтому я для усиления добавил: — Это как раз Софья Александровна случайно клетку забыла перед отъездом запереть, а я пришёл и тут же навел порядок.

Предкам на это возразить было нечего, но мать все равно распсиховалась. По ее мнению, мне не стоило за это браться, да еще за деньги. А отец свое гнет:

— Пусть Дмитрий привыкает к ответственности. Видишь, Поля, сегодня он самостоятельно справился с внештатной ситуацией.

Знал бы он, чего мне на самом деле стоила эта самая ситуация. Потом предки успокоились, а я поплелся из последних сил делать домашку.

Однако толком я ничего не успел. Потому что по телефону позвонила очень недовольная бабушка Кочетковых и стала моей матери выговаривать, почему она не воспитала во мне точности и обязательности. Мол, я обещал к ней прийти в девять вечера, но сейчас уже пять минут десятого, а меня все еще нет.

Пришлось гулять с Рэем. А у меня уже и так ноги отваливались. Счастье еще, что вторая прогулка была более спокойной. И бабка ничего больше покупать не просила. Но все равно на следующее утро матери пришлось стаскивать меня с постели за ноги. Я категорически не желал просыпаться и несколько врубился в действительность, только уже когда завтракал. Тяжелое это дело — зарабатывать деньги.

Только проходя мимо ящика, я вспомнил про вчерашнее. Со всеми этими животными я напрочь забыл про Доброжелателя и его угрозы. А ведь надо было хоть с ребятами созвониться. Может, у них появились какие-нибудь новости. Хотя, если бы появились, они наверняка бы дозвонились до меня. В общем-то, при подобном раскладе лучшая новость — это, как говорится, отсутствие новостей. Хотя в ящике что-то белело.

Я открыл его. Так и есть: конверт. Снова с адресом, напечатанным на машинке, и мне. А интересно, опустили сегодня или вчера? И почему я не заглянул в ящик, когда вечером с Рэем гулял? Видимо, мне вся эта флора с фауной на мозги надавила.

Я смотрел на конверт и боялся его открыть. То, что там нет для меня ничего приятного, было ясно, как дважды два. И даже ясней. Я где-то слышал, что в какой-то там особой математике дважды два может оказаться совсем не четыре. А в конверте, который я держу в руках, уж точно лежит подлянка.

Глубоко вздохнув, я вскрыл его и прочел:

Я полностью обалдел и ничего не понял. Во-первых, куда мог запропаститься этот чертов горшок? Мы его целых полдня вчера караулили. Он что, попугай? Улетел? Или мы не тот горшок пасли? Да нет. Точно. Самый крайний. Как было написано.

Это все Сидор виноват. Надо было сразу кресты поставить. Тогда сегодня бы кукарекать не пришлось. А теперь фигня-то какая. Главное, в столовой, у всех на виду. Как три полных идиота. Кстати, Климу-то с Тимкой то же самое Доброжелатель велел или что-нибудь другое?

Засунув проклятое письмо в карман, я дунул к школе. Обязательно надо с Круглым и Сидором перед уроками поговорить. Однако во дворе мне обнаружить их не удалось. В школе около класса тоже. Ну просто нигде их не было. Я уж даже подумал: «Может, это меня одного так осчастливили? Или Доброжелатель им запузырил такое задание, что они вообще решили в школе не показываться? Хотя это вряд ли. Так и эдак пропадать».

Наконец смотрю: бегут. Я им навстречу:

— Получили?

— Все в лучшем виде, — буркнул Тимур. — Просто я свое письмо сразу вытащил, а Круглый, лопух, в ящик утром заглянуть не догадался. Вот мы и понеслись, пока эта штука не оказалась в руках его отца или бабушки.

— Это совсем было бы никуда, — мрачно изрек Круглый.

До звонка еще оставалось минуты три, и мы побежали на желтую лестницу проверить, что стряслось с горшком. Чудеса в решете: горшка на подоконнике не было. Другие — пожалуйста, а этот исчез.

— Куда его унесло? — спросил Тимка.

— Наверное, тот парень из одиннадцатого упер, — откликнулся Клим. — Ну, который вегетарианец. Упер и полностью сожрал.

— Вместе с горшком? — на полном серьезе спросил Сидор.

— История умалчивает, — покачал головой Круглый.

— А интересно, когда же Доброжелатель наши кресты проверял? — задумчиво произнес Тимур.

— Видимо, поздно после уроков, — сообразил я.

— То есть после наших уроков, — уточнил Сидор. — Потому что у одиннадцатиклассников их вчера по расписанию было целых восемь.

— Откуда ты знаешь? — посмотрели на него мы с Климом.

— Знаю, — угрюмо произнес он. — Так что рука Филиппа Антипова четко прослеживается.

— Думаешь? — засомневался Клим.

— Практически уверен, — продолжал Тимка. — Только горшок до конца восьмого урока не достоял. И еще. — Сидор поднял вверх указательный палец. — Я вчера вечером обзвон всех наших мужиков устроил. И аккуратненько так попытался выяснить, не приходило ли им подобных сюрпризов? Так никто из них даже не врубился, на что я намекаю. Сечете? Шантаж идет грамотно. Остальным анонимки слать опасно. Они не организаторы. Впадут в панику и разболтают. А мы трое уж точно будем молчать.

Звонок вынудил нас отступить в класс, до самой перемены я мучился. Ведь мне так и не удалось спросить у ребят, что от них требует Доброжелатель? Я даже отправил им записку. А они ответили: «На перемене расскажем». Видно, боялись, как бы записка не попала в чужие руки.

На перемене наконец выяснилось, что они ровно так же, как я, должны кукарекать. И вообще, сравнив три письма, мы обнаружили, что это, собственно, одно письмо, напечатанное под копирку в трех экземплярах.

— Значит, нам троим вместе кукарекать? — просто кипел Тимур. — Ну, прямо издевается кто-то над нами.

— Интересно ты мыслишь, — невесело усмехнулся Клим. — По-твоему, если бы нам не вместе пришлось кукарекать — это не издевательство?

— Да я не о том, что всем троим, — отмахнулся Сидор. — Просто кукарекать по чьему-то приказу мне лично унизительно. Одно дело, если бы я сам захотел народ потешить. Но ведь меня заставляют, и вас тоже.

— Зато после этого Доброжелателю станет ясно, что мы согласились сотрудничать, — пытался найти хоть какую-то положительную сторону в сложившейся ситуации Клим. — Мы все-таки не горшки, нас не унесешь, — с вымученным смешком добавил он, однако нам сейчас было не до шуток.

— Как же, станет ему ясно, — сердито глядел на нас исподлобья Тимур. — Мы, как дураки, перед всей школой опозоримся, а он завтра новое письмо нам пришлет. Мол, кукарекали слишком тихо, поэтому завтра в знак согласия должны, например, на второй большой перемене компот на голову буфетчице вылить.