— А их надо три или один? — озадачился я.

Тимка только плечами пожал:

— Кто его знает.

— Ну, если послано три письма, значит, по идее, каждый из нас должен по отдельному кресту оставить, — медленно произнес Клим.

— А откуда мы с вами знаем, что послано только три письма? — спросил Тимка. — Может, еще кому-нибудь из нашего класса отправили.

— Но тараканами-то только мы трое занимались, — уточнил Круглый.

— Винокуров частично тоже участвовал, — напомнил я.

— А давайте ему позвоним и осторожненько спросим, — продолжал Круглый.

Телефонной карточки ни у кого из нас не оказалось, поэтому к Сереге мы просто зашли. Тем более что сидели прямо в его дворе. По-моему, он так и не врубился, зачем нам понадобилось его навещать. Однако письма он точно не получал. Иначе бы не был таким веселым. Мы с ним для отвода глаз потрепались и ушли.

— Вообще-то остальных наших мужиков тоже обязательно следует проверить, — уже на улице сказал Клим. — Но это мы сделаем завтра.

А Тимур сказал:

— Интересно у этого Доброжелателя выходит. Значит, если мы все согласны, то должны оставить по меловому кресту на цветочном горшке. А если, например, ты, Круглый, согласен и ты, Будка, а я нет? Откуда он будет знать, что именно я крест не нарисовал?

Мы задумались. И впрямь проблема. Каким образом Доброжелатель выяснит, чьи кресты есть, а чьего нету? Я в это совершенно не врубился.

— А ему и не надо брать в голову, — первым нарушил уже затянувшееся молчание Круглый. — Если хоть один из нас не согласится, он всех сразу и заложит. Потому что по отдельности при всем желании он нас заложить не может.

— Ясное дело, не может, — подтвердил я. — Потому что, если про одного в школе выяснят, все остальное автоматически перестанет быть секретом.

— Неправильный какой-то шантаж, — проворчал Тимка. — По-моему, выгодней нас всех по отдельности запугивать. Чтобы другие даже не догадывались. Я бы на его месте именно так поступил.

— И каким же, интересно, образом? — поинтересовался Круглый. — Ведь мы наверняка не стали бы это скрывать друг от друга.

— А если бы в письме предупредили, что надо молчать? — спросил Тимур.

— И ты бы от меня скрыл? — возмутился я.

— Нет, — немного подумав, ответил Тимка.

— Вот именно, — продолжал я. — Мы бы все равно мигом поставили друг друга в известность.

И тут Клим сказал:

— Кажется, мне ясно. Доброжелатель именно к этому и стремился. Если Тимка прав и он намеревается потребовать у нас за молчание деньги, то ему нужны именно все трое. Потому что с троих получишь гораздо больше, чем с одного. Простая арифметика.

— Во, гад! — заскрежетал зубами Тимка. — Значит, он наверняка уверен, что никто из нас ни под каким видом друг друга не подставит.

— Именно, — подтвердил Круглый.

— Да за такое, — снова заклокотал и забурлил Сидор, — надо руки повыдергать, чтобы анонимки нечем было печатать.

— Ты ему руки выдернешь, — мрачно хохотнул Клим, — а он по телефону примется угрожать. Носом наши номера наберет, и порядок.

— И вообще, — начал я, — прежде чем руки вырывать, надо его еще найти.

— Кстати, если он так в нас уверен, — перебил меня Клим, — значит, хорошо нас знает. Достаточно хорошо, чтобы вычислить, как мы поступим.

— Говорю же, это Антип, скунс вонючий. — Лицо у Сидора снова стало свирепым.

Я невольно подумал, как часто наша жизнь зависит от случайностей. Вот, например, пройди сейчас Влад мимо, и превратился бы в отбивную. Мы с Круглым не удержали бы Сидора. Злобы в нем сейчас как в каком-нибудь Змее-Горыныче скопилось. А, между прочим, Антип, может, еще ни в чем и не виноват.

— Будка, чего уставился? — вернул меня к действительности Тимур.

— Да так... об одном тут подумал... неважно, — отмахнулся я.

— В общем, завтра мы попытаемся выяснить, Антип это или кто-нибудь другой, — сказал Клим.

— И как ты собираешься выяснять? — повернулся к нему Сидор.

— Ну, нарисуем мы крестики на цветочном горшке, после встанем неподалеку и посмотрим, кто этим горшком интересуется, — объяснил Круглый.

— А чего, нормальный план, — оживился Тимка. — Только тогда мы сперва за горшком последим, а кресты свои нарисуем в самом конце учебного дня. В письме ведь точного времени не обозначено, когда мы должны это сделать. Просто сказано: завтра.

— Логично, — одобрил Клим. — Тогда этому Доброжелателю придется все время шастать к горшку.

— Вот именно, — подхватил Тимур. — Приходит, а там ничего. Он снова припрется. Ему ведь интересно не заложить нас, а деньги. Но для получения денег сперва наше согласие нужно. Вот и пускай помучается.

— Пустячок, а приятно, — понравилось мне.

— А уж когда мы его вычислим, — с хищным видом изрек Тимка, — тут для него начнутся настоящие мучения.

— Погоди радоваться, — поспешил остудить, его Клим. — Сперва все-таки надо вычислить.

— Попадется как миленький, — не сомневался Сидор.

Мы еще немного побродили, пообсуждали и разошлись по домам, а в понедельник, первым делом отправились на желтую лестницу. Посмотрели на горшок. Там чего-то такое росло. С большими зелеными листьями. Словом, горшок как горшок. И цветок как цветок. Чем он так понравился Доброжелателю, не пойму. Клим с Тимкой тоже не понимали. В результате мы пришли к выводу, что он просто обозначил первое попавшееся место, которое ему пришло в голову.

Отойдя немного в сторону, мы до самого начала уроков понаблюдали. Сперва вообще никто не возник. А как народ потек в школу, выяснилось, что это странное растение по какой-то совершенно таинственной для меня причине пользуется большой популярностью. Мы всего-то и простояли минут десять, а возле горшка притормозило человек двадцать пять. Кое-кто из малышни. Потом у Винокура почему-то именно здесь развязался ботинок, и он, согнувшись пополам, начал его завязывать. Правда, Серегу мы сразу вычеркнули из подозреваемых. Во-первых, он мужик нормальный, а во-вторых, никогда бы до такого не дотумкался.

После Винокура один парень из одиннадцатого причалил.

Оторвал от цветка листок и начал его с таким видом жевать, точно два дня до этого ничего не ел. Тимка тут же его заподозрил и говорит:

— Он с Филиппом в одном классе учится. Вот небось вместе нас и решили раскрутить. А цветок он для отвода глаз жрет.

Клим, однако, засомневался:

— Какой дурак будет такую гадость жрать, даже для отвода глаз?

А у меня возникло другое возражение.

— Если они поставили его в известность, значит, делиться деньгами должны. А зачем им это надо?

Парень из одиннадцатого тем временем оторвал еще один листок и, тоже запихнув его в рот, с довольным видом отчалил. Не похоже, чтобы ему это жрать было противно. Круглый тоже заметил, что он ест цветок с удовольствием, и сказал:

— Ребята, наверное, он просто вегетарианец. И горшком с цветком заинтересовался только с этой точки зрения.

Не успел он это произнести, возле цветка устроились Танька Мити́чкина и Галька Попова. Галька достала тетрадь, а Танька принялась у нее что-то сдувать. Я на время даже о слежке забыл. Потому что Танька, по-моему, самая симпатичная наша девчонка. Только вот отношения у нас не очень. Сперва-то мы в младших классах даже за одной партой сидели. Но Адаскина мне все нарушила. Она начала Мити́чкину дразнить «Ми́тичкиной личной Танькой». Из-за того, что мы вместе сидели. Ну, и Таньку это достало. А главное, наша учительница, как нарочно, все время оговаривалась и вместо Мити́чкиной называла ее Ми́тичкина. Танька прямо до слез обижалась. И почему-то больше всего — на меня. В конце концов добилась, чтобы ее от меня отсадили. С тех пор уже столько лет прошло, а она до сих пор меня в упор не видит. И все из-за Зойки. Во вредина Адаскина. Просто вирус какой-то!

Я настолько на Таньку засмотрелся, что звонка на урок не услышал. Вернули меня к действительности Тимкин тычок и его же слова:

— Ты, конечно, если так хочется, оставайся, а мы пошли.