Я обалдело уставился на конверт. Лично мне писем еще никто не писал. Конечно, всякие там родственники, вроде прабабушки, регулярно нам пишут. Но посылают письма родителям, а мне только приветы передают, типа «Митеньку поцелуйте».

Я в темпе разорвал конверт и извлек оттуда всего одну бумажку. Тоже, между прочим, напечатанную на машинке.

У меня внутри прямо все похолодело. Во влипли! Хотя почему же влипли? Это я влип. В единственном, так сказать, числе. Тут меня тюкнуло: а почему, собственно, я? Идея-то не моя. Тараканы не мои. И осуществление — тоже. Может, у этого Доброжелателя неверная информация? Или он чего-то недопонял? И вообще, интересно получается. Делали другие, а я теперь расплачивайся. Нет, чтобы Сидору написать. И какая все-таки дурацкая манера — эти анонимки! Ведь даже не свяжешься и ничего не объяснишь. Вот в данном случае ведь не по адресу же выступает. Я бы по собственной воле никогда с тараканами не связался.

Я еще несколько раз подряд перечитал текст письма. Все точно. Плату за молчание требуют с меня. И я стал соображать, кто это может быть. Ясно, что этот человек достаточно хорошо меня знает. Адрес мой у него тоже есть. А раз пронюхал про тараканов, выходит, этот тип — из нашей школы. Только вот кто? Народу-то у нас там... И меня многие знают не только в нашем классе. Адрес тоже выяснить достаточно просто.

«Та-ак, — продолжал мыслить я. — Начнем методом исключения. Кто не мог отправить это письмо? Тимка. Клим. Винокур. Если, конечно, они не решили приколоться. Но тогда это быстро выяснится. А вот если угроза в письме серьезная, то теоретически любой, кроме них, мог его послать. Все наши мужики про тараканов знали. Вдруг кто-нибудь решил на этом руки погреть? Кстати, и братья Антиповы запросто. Или кто-нибудь из наших мужиков все-таки кому-нибудь проболтался. Например, из другого класса. А тот уже решил извлечь выгоду. Но почему из меня?»

Хотя ведь, когда тараканов запускали, в кабинете географии нас было трое: я, Тимур и Клим. Доброжелатель-то мог не знать, что я всего-навсего на атасе стоял. Тогда он не из нашего класса. И информация до него дошла не из первых рук. Но мне теперь от этого не легче. Надо срочно звонить Сидору и Круглому.

Засунув в карман письмо, я возвратился домой.

— За смертью тебя посылать! — вылетел мне навстречу из кухни предок. — Принес?

Только тут я и вспомнил, зачем вообще выходил.

— Ой! Сейчас, па, сбегаю.

— Как это — сбегаю? — взревел предок. — А до этого тебя, идиота, где черти носили?

— Меня не носили, — вполне честно ответил я. — Просто стоял и думал.

— Поля! — призвал предок в свидетели мать. — Дмитрий у нас совсем рехнулся! Видите ли, стоял и думал! Думать он начал! Ну почему ты всегда думаешь, когда надо делать, и делаешь, когда надо сперва подумать? А ну, марш за хлебом! Я завтракать хочу. Хотя нет. Лучше сам схожу. Быстрее будет. И надежнее. Иначе еще где-нибудь задумаешься.

И отец пошел одеваться. Но мне было все равно. Подумаешь, хлеб, когда происходит такое. Посмотрел бы я на предков, если бы им анонимку прислали с угрозами. Небось вообще бы о завтраке позабыли. А заодно об обеде и ужине.

Предок попилил в булочную, а я сел звонить. У Круглого было занято. Тогда я набрал Тимку. Он отреагировал на меня как-то мрачно. Ну, я и выдал ему информацию. У него мигом повеселел голос.

— Чему ты радуешься? — изумился я.

— Да я не радуюсь, — объяснил Сидор. — Просто мне то же самое сегодня в ящик опустили. А теперь, оказывается, я не один.

— А чего у тебя потребовали? — поинтересовался я.

— Да ровно то же самое, что и у тебя, — откликнулся Тимка.

— И как дальше будем? — задал новый вопрос я.

— Обмозговать надо, — очень серьезно произнес Сидор. — Сейчас дозавтракаю, звякну Круглому, и оба приваливайте ко мне.

— А Круглый тоже получил? — осведомился я.

— Не знаю, — ответил Тимур. — Сейчас позвоню и выясню.

— У них занято, — сообщил я.

— Ничего, дозвонюсь, — пообещал Тимка. — Если, конечно, Олька или Женька телефон навечно не оккупировали. Тогда я тебе снова звякну. Забежишь за ним по дороге. Все, пошел завтракать.

— Я тоже.

К завершению нашего с Тимкой разговора предок как раз вернулся. И уже кричал с порога матери:

— Поля, мы сегодня когда-нибудь сядем за стол или нет?

Все время, пока мы завтракали, я продолжал думать о письме. А лопал при этом совершенно автоматически. Мать даже испугалась. Положила мне руку на лоб и спрашивает:

— Митя, ты случайно не заболел?

— Нет, — возразил я. — Наоборот, совершенно здоров!

— А ешь, как будто болен, — продолжала мать.

— Я просто думаю, — поспешил ее успокоить.

— Не к добру это, — вмешался отец, — когда наш Дмитрий слишком много думает. Ох, не к добру.

— Митенька, — посмотрела мне в глаза мать. — Скажи честно, у тебя ничего не случилось? Мы с папой не будем тебя ругать.

Как же, «не будем ругать». С детства плавали и знаем. Всегда, между прочим, ругают.

— Ничего у меня не случилось! — громко и четко проговорил я. — Наоборот, все просто отлично. И солнце, смотрите, какое светит.

Мне даже удалось выдавить из себя улыбку. Чего не сделаешь ради спокойствия предков.

— Дмитрий, — нахмурился отец. — У тебя зубы болят?

Это я, видно, так красиво улыбнулся.

— Да они у меня уже давно не болят! — скороговоркой выпалил я. — С тех самых пор, как поменялись.

— Ой, давно я тебя, между прочим, к зубному врачу не водила, — охнула мама. — На следующей неделе обязательно сходим.

Час от часу не легче! Вот уж не везет так не везет. Эти зубные врачи, стоит к ним появиться даже с совершенно здоровыми зубами, обязательно что-нибудь найдут и запустят в тебя свою бормашину. Удовольствие, сами понимаете, маленькое. И я постарался как можно жалобнее проныть:

— Ма, погоди еще немного. Вот учебный год кончится, тогда уж...

— Верно, — неожиданно выступил в мою поддержку отец. — Пусть спокойно доучится.

— Ладно уж, — махнула рукой мать.

Это было обнадеживающее решение. До конца года оставалась еще целая неделя. А там, глядишь, мать замотается и забудет. Сама ведь постоянно нам с отцом твердит, что у нее от проблем в последнее время просто голова пухнет.

А пока суть да дело, я принялся быстренько собираться к Тимке. Во-первых, чтобы предки, посмотрев на меня, еще какую-нибудь каверзу не придумали, а во-вторых, мне хотелось срочно разобраться в этой истории с анонимками.

Перед выходом я на всякий пожарный звякнул Сидоровым.

— Не дозвонился я Круглому, — едва услыхав мой голос, сообщил Тимур. — Придется тебе, Будка, к нему по дороге забежать.

Вообще, это не совсем по дороге. Потому что мы с Тимуром живем в разных переулках Сретенки. А Клим — на Рождественском бульваре. Так что мне придется сперва к нему бежать, а потом нам вместе — обратно. Зато я даже раньше Сидора смогу у Круглого выяснить, получил ли он тоже анонимное письмо.

— Предки, я гулять!

Крикнув это, я спешно вылетел из квартиры. Иначе они начали бы спрашивать, куда конкретно гулять, с кем и когда вернусь. Я лишних вопросов не люблю. Тем более не на все из них можно ответить. Например, кто его знает, на сколько я сегодня ухожу?

Возле подъезда Кругловых мое внимание привлекла интересная «Скорая помощь». Обычно ведь как: белый микроавтобус с красными надписями. А у этой вся крыша и бока в ярких разноцветных пятнах. «Ну, — думаю, — «Скорая помощь» тоже стала на рекламе подрабатывать, как троллейбусы и автобусы. Интересно, что в данном случае рекламируется?» Я обошел вокруг машины. Никаких надписей, кроме тех, которые обычно бывают на этих машинах. Наверное, это такой специальный рекламный ход. Чтобы люди смотрели и строили догадки. А какое-то время спустя делают надпись. И она привлекает гораздо больше внимания, чем если бы была сразу. Каждому ведь хочется поскорей узнать, правильно он догадался или нет. В общем, реклама — двигатель торговли.