— Не убивайте мальчика, — сказал Мненон Кет. — Он принц. Ничего хорошего вам убийство не принесет. — Он знал, что умирает. Один из парней с огромной коричневой, заросший черными волосами, бородавкой на левой руке, шагнул вперед.

— Не убивайте мальчика, — Мненон Кет чувствовал, что на него опускается темнота, как будто из чернильницы разлились чернила. О, сколько он пережил, когда был мальчиком и учился тому, что должен знать жрец. Разбитые таблички, разлитые чернила, побои за недостаточное усердие. И он учился. Он работал. Он стал высшим жрецом Задана. — Я, Мненон Кет, я высший жрец Задана…

И его последними словами были:

— Я храню верность королю и моему господину Задану. — Бандиты смотрели на тело. Никто не коснулся серого меча Задана, хотя он был ценнее сотни бронзовых мечей. А в некоторых городах тысячи бронзовых мечей стоил бело-голубой меч Задана.

— Что будем делать? — спросил один из них, раненный в бою с охранниками в голову.

— Убить ублюдка! — сказал человек с бородавкой.

— Нет. Нам нужно осмотреть господина. Может, он жив.

— Схватить мальчишку! Заверните его в ковер и унесите отсюда. Только ради бога, идите спокойно.

Выйдя из спальни, все собрались вокруг Габаля. Он смотрел на них. Выражение его лица изменилась. Рот превратился в щелочку, глаза ввалились и в них горел лихорадочный огонь.

— Поднимите меня, псы, — сказал он. — Тащите меня в мои покои. У меня переломаны все кости.

Во дворе везде стоял шум. Все бегали туда-сюда, обеспокоенные недугом короля. Мерцали огни. Люди подняли Габаля, и тут он увидел завернутого в ковер мальчика.

— Мы думали… — начал человек с бородавкой.

— Я буду думать. Вы делайте, — говорить Габалю было трудно. Он застонал и еще сильнее сжал губы так, что они стали совсем голубыми. — Убейте его, и все кончено.

— Но…

Человек с раной на голове махнул четверым, держащим Габаля, увидев, что тот потерял сознание.

— Несите господина в его покои. Перевяжите его. Если он спросит, скажите, что мальчик мертв.

Человек с бородавкой кивнул.

— И за это мы получим золото.

Габаля понесли в покои. Он был в бреду и не понимал, где он, что с ним. Единственное, в чем он был уверен, — это в своем ранении. Это он понимал.

Одана, завернутого в ковер, вынесли на набережную реки.

Здесь люди быстро договорились с хозяином корабля, плывущего на север. Одана осмотрели. Он был еще жив.

— Ну что же, разумная сделка, — сказал работорговец. — Но если вы думаете, что он много стоит, то вы ошибаетесь.

Они долго торговались над телом Одана. Наконец он был продан за семьдесят серебряных монет. А ковер они продали за семьдесят пять монет. Задолго до наступления утра корабль отчалил от берегов Эреша и взял курс на север.

Вот так Одан-полубог вступил в свое наследство.

Одан корчился в своем укрытии из ивовых прутьев и чувствовал себя как никогда в жизни. В его голову даже закралась мысль — хорошо бы выдержать ритуальное испытание. Он должен высидеть здесь всю ночь, как приказано шаманами племени, а затем своим копьем с наконечником из кремня добыть пищу на день. Он должен убить кабана и только. Птицы, антилопы, горные козлы — все было запрещено ему. Ритуальное испытание требовало, чтобы он убил кабана.

Горы к югу поднимались уступом, пока не переходили в покрытые снегом пики, на которых появились блики восходящего солнца. Да, в холодном воздухе чувствовался приближающийся рассвет.

Одан поднялся легко и свободно, несмотря на всю ночь сидения в неудобной позе. Он считался самым большим среди мальчиков племени народа Хекеу уже девять зим. И уже достаточно вырос, чтобы выдержать испытание, которое чудесным образом превратит его из мальчика в воина.

Хекеу были широко известны среди жителей гор и долин дикостью и бесчеловечностью обрядов посвящения. Никто не мог припомнить года, когда все испытуемые выдерживали испытание. Суровость испытания оправдывалась тем, что каждый мальчик племени учится суровым ремеслам с того момента, как начинал ходить. Слабые не смогли бы выжить в диких горах и северных равнинах.

Охота часто бывала обильной, а еще чаще — нет. И в периоды голода могли выжить только лучшие, и они помогали выживать женщинам и детям, поддерживали существование племени Хекеу — тотем саблезубого льва гордого, независимого, свирепого горного племени.

И теперь Одан бесшумно пробирался вниз по склону, и ноздри его расширились, стараясь уловить запахи, приносимые легким ветерком. Все мальчики смеялись над его плохим чутьем. Они были ближе к природе, чем он. Так ему сказали. Тогда ему было, судя по его росту, шесть лет, хотя на самом деле ему было всего четыре года. После того как его купил работорговец, его передавали из рук в руки, пока он не очутился у желтоволосых варваров, обитающих на южных склонах гор. И затем Хекеу забрали его у варваров, которых презирали и считали собаками, живущими в деревянных конурах. Он был принят в племя, как дар, как взрослый мальчик, способный пополнить их ряды.

Полптицы было принесено в жертву Ке от имени саблезубого льва, чтобы отблагодарить божество.

Много унижений, страданий пришлось перенести Одану, прежде чем он превратился из избалованного принца в воина и охотника, воина, более быстрого, чем лев, более свирепого, чем крокодил, более хитрого и коварного, чем змея.

Одан выследил кабана и вонзил свое копье между его ребер, но мрачные мысли не оставляли его.

В четырнадцать лет он был очень большим, значительно превосходил в ловкости шестнадцати- и семнадцатилетних.

Юноши знали, как только они выдержат испытание и пройдут посвящение племени, они должны будут найти жену среди девушек племени. Каждый подыскал себе девушку и получил молчаливое согласие. Одан получил отказ. Отказ у Ишти. Ишти была быстрая как ртуть девушка, вечно насмехающаяся, дразнящая. Ишти была жизнь, смех, любовь. Она была дочерью вождя племени Хекеу и предназначалась Одану, который хоть и был принят в племя, но был чужим.

И та злость, с которой он вонзил копье в тело кабана, выдавала страсть и отчаяние.

И в это ранее холодное утро брызнула кровь, горячая, живая. Одан свалил кабана. Затем, опустившись возле него на колени, кремневым ножом перерезал ему горло.

Теперь у него было много пищи. Хекеу могли жить в таких условиях, жители городов не смогли бы прожить и дня.

Взвалив на плечи пищу, Одан направился дальше. Его тело бугрилось огромными мышцами, и это создавало впечатление чудовищной силы, которая позволяла ему нести свое тело милю за милей, выдерживать дни и ночи без сна и одним могучим ударом ломать шею зверю. Гордые дикие животные населяли эти горы, и примитивные люди гор Зумены не пытались приручить больших зверей. Зачем? Ведь тогда исчезнут таинство и радость охоты.

Вскоре Одан пришел на стоянку и бросил на землю тушу кабана. Шаманы смотрели на него горящими глазами из-под жутких масок. Они молчали. Они отдавали приказы движением жезлов. Этот язык был незаменим при скрытом выслеживании и внезапной атаке.

Зумены не жили в постоянных домах. Они передвигались с места на место в поисках хорошей охоты. Когда встречались два племени, они вступали в бой.

Посреди деревни были вкопаны четыре столба, к которым за руки и за ноги привязаны четыре юноши. Так они должны были висеть всю ночь, и в следующую ночь они должны были найти убежище на расстоянии двадцати миль отсюда, там они должны были просидеть всю ночь, а утром выйти на охоту и убить кабана и вернуться.

Одан уже прошел через это.

Следующие части посвящения были более трудными. Но только некоторые испытания не имели отношения к той жизни, которую вели эти дикие люди среди гор. Однако были и такие испытания, которые имели значение на заре человечества и теперь были только данью традициям. Ритуальная разрисовка тела, закалка кожи, придание копью магических сил. Все это было не нужно в жизни и этого требовали только традиции.