Приближалось последнее, самое тайное откровение. Когда он вернется в лагерь, все его товарищи уже будут мужчинами. И он тоже будет мужчиной. Одан понятия не имел, каким будет последнее откровение. Человек в маске поднялся. Одан тоже встал. Он осмотрелся вокруг, все его чувства были напряжены. Это был инстинкт дикаря — все время находиться в постоянной готовности.

— Она покажет тебе… — начал человек в маске.

И потому что шаман сказал «она», Одан чуть не пропустил еле заметный звук из темноты ночи.

Но он был дикарь, человек чрезвычайно чувствительный к тем звукам, что раздаются вокруг него, и он услышал его и узнал его, понял, что он означает, и тут же бросился на землю.

Шаман уже состарился на службе племени.

Его слух притупился, реакция замедлилась за долгие годы, которые он прожил на этой земле. Одан перекатился в сторону и был удивлен, увидев, что шаман еще стоит и только сейчас начинает реагировать. Старик был очень медлителен.

И в грудь его с глухим звуком воткнулось копье.

Он пошатнулся, схватился руками за копье, снова пошатнулся и упал в звездном свете. Его огромная разрисованная маска из кожи, волос, костей и дерева упала. Одан с удивлением увидел, что этот внушающий ужас шаман, который хранил все тайны жизни и смерти, был старик племени, который частенько драл его за уши и ругал его за вечные шалости и проказы, которые не давали спокойно жить всему селению.

Все это Одан успел заметить, пока катился по земле в укрытие. Тут же он оказался в кустах, где и замер на мгновение, прислушиваясь.

На копье, чуть пониже наконечника, был привязан кусочек змеиной кожи. Значит, тотем Дракона. Самые ненавистные враги Хекеу. Люди тотема Дракона хвастались мощью динозавров и смеялись над длинными острыми зубами Хекеу.

Взглянув вверх, Одан увидел на фоне звездного неба чью-то фигуру. Он бросился вперед, схватил врага за ногу и дернул.

И прежде, чем Дракон смог ударить, руки Одана сомкнулись вокруг его горла, не давая возможности крикнуть. Враг был очень сильным — он не мог бы выжить в горах, если бы не был сильным — но нападение было неожиданным, и Одан воспользовался долями секунды, когда тот был в замешательстве и задушил его. Голова дракона безвольно упала.

Бесшумно двигаясь, Одан взял копье и нож этого человека. Затем он выскользнул из куста и змеиным движением скользнул в следующий.

Его руки коснулись чего-то влажного.

В тусклом свете звезд он увидел обнаженную девушку. Она лежала распростертая на земле с перерезанным горлом, и ее темные волосы раскинулись по ее телу и блестели в звездном свете.

— Она… — так сказал шаман.

Одан посмотрел на нее.

Это была не Ишти.

И тут страшная мысль ударила его.

Драконы напали на лагерь, когда там меньше всего были готовы к бою. И там была Ишти… и может, она погибла так же, как эта бедная девушка…

Он тщательно внюхался в воздух и почувствовал запах крови девушки, крови шамана и чужую кровь человека из племени Дракона. Ветер не принес ему никаких запахов, но он и не ожидал иного. Драконы пришли с подветренной стороны, как и должны были подойти настоящие охотники. Едва приподнимая тело над землей, Одан извиваясь заскользил к лагерю. Нож и копье не производили ни малейшего шума. Дикарь Одан вышел на тропу войны.

До лагеря оставалось всего шагов двести, когда там раздались крики и шум, так что укрываться и таиться больше не было смысла.

Одан в несколько секунд пролетел это расстояние и ворвался в битву, зарубив ножом одного дракона и проткнув копьем другого. Они видел в полутьме свирепую битву, которая разыгралась в лагере. Хекеу не были застигнуты врасплох, так как их дозорные успели заметить в последний момент приближение врага.

И теперь Одан, как привидение, восставшее из могилы, ворвался в лагерь, сея смерть.

Бой был для него интересным, так как он обнаружил, что может легко побеждать этих ублюдков Драконов с помощью уловок и обманных движений, которые он изобрел во время шутливых сражений со своими сверстниками — ребятами из племени. Когда бой кончился, Одан начал понимать, что девушек нигде в лагере не видно.

Драконов было совсем немного, человек двадцать. Они хотели напасть врасплох на Хекеу, украсть женщин и оружие.

Однако нападение врасплох не получилось, и им пришлось встретиться лицом к лицу с врагами, готовыми к бою. И они дрались, не щадя сил, что было обычным делом для свирепых людей гор, пока их предводитель не приказал отступать. И они рассеялись во тьме, захватив в качестве трофея единственное старое копье. Шестеро из них погибли в бою, а трое захвачены в плен.

Теперь их ждала смерть на месте или же медленная смерть под пытками, если их нельзя будет обменять на пленников Хекеу. В трудной жизни в горах невозможно было содержать рабов, и у жителей гор рабства не существовало.

Когда порядок в лагере был восстановлен, вождь вызвал Одана.

Одан не боялся ни волков, ни саблезубых львов, ни других людей в горах, но к вождю Хекеу он испытывал глубочайшее почтение. Он ожидал — и имел на это право — похвалы за то, что так храбро вел себя в бою. Это было обычное дело для мужчины, но все-таки обстоятельства были чрезвычайные.

Вождь сидел на шкуре льва и держал в руках единственную золотую вещь, принадлежащую племени — чашу с изображенными на ней сценами из жизни фавнов и сатиров. Из-за плеч у него виднелся символ Хекеу — два огромных клыка льва, похожие на два рога. Но ни один Зумен не спутал бы эти страшные клыки с рогами, так как каждый хорошо знал их.

По этой золотой чаше и клыкам Одан понял, что великий момент приближается.

По сторонам сидели старейшины племени, остальные столпились сзади. Так что Одан стоял в центре площадки, ограниченной с трех сторон. Одан постарался выпрямить спину, но постоянная привычка ходить пригнувшись помешала ему. Он смог только поднять голову, как черепаха. А могучее его тело с мощными руками осталось согнутым.

— Одан Чужак! Мы совещались и увидели, что мы ошибались. Ты убил Хекеу, и мы признали, что ты поступил правильно. Но теперь Хекеу послал нам возмездие. Четыре наших воина убиты и еще двое лежат мертвые в дебрях.

Одан ощутил, что все его радужное настроение улетучилось. Он стиснул рукой копье Дракона, стараясь не коснуться рукой змеиной кожи, и с замиранием сердца ждал, какой приговор будет вынесен.

— Но, Одан, я никогда не смогла бы стать твоей женой, даже если бы любила тебя.

Смысл слова «любовь» остался непонятным для Одана.

Но остальное…

— Почему нет, Ишти?

Они стояли на берегу ручья, который весело бежал меж камней и затем обрушивался водопадом в озеро, где жили нимфы. Племя Хекеу уходило на другое место. Воины с оружием шли впереди, сзади, охраняли фланги. Женщины и дети шли в центре, неся общественное имущество. Дикие, разрисованные первобытные существа. Они искали новое место, где могли бы провести осень и набить свои мешки припасами на зиму.

— Ты не мужчина, Одан. Твоя ошибка в том, что ты убил Хекеу. Но… — она возвысила голос, чтобы не дать Одану прервать себя. — Ты чужак, Одан. Ты один из нас, да, но твой ритуал посвящения прерван и никогда не будет доведен до конца. Я женщина и не должна говорить об этом. Но я многое знаю. Разве я не дочь вождя?

— Тогда мне нужно уходить из племени.

— Только если ты сам захочешь. Ты можешь оставаться среди нас, так сказал мой отец. Ты можешь не считать себя воином, и ты никогда не будешь иметь женщнны. Даже если бы ты мог… — и затем Ишти взглянула взглядом, который выражал совсем не то, что выражали ее слова. — О, Одан! — простонала она, наклоняясь вперед. — Зачем ты убил Хекеу.

Он хотел коснуться ее, удержать, почувствовать тепло ее тела. Но он сдержал себя. Мысль о том, что тело ее прильнет к нему, наполнило его каким-то странным чувством, дрожью, которую он не мог сдержать. Он не сказал ничего.

— Любовь, — сказал он. — Разве любовь так важна?