— После того, как ты убьешь меня, ты имеешь в виду, — он улыбнулся, и я был потрясен, увидев ямочку на его правой щеке. Алессио не был похож на человека, у которого есть ямочки.
У Паоло были ямочки.
— Да, — прорычал я. — После того, как убью тебя.
— Тогда тебе лучше продолжать тренироваться, — он указал на две оставшиеся бутылки на пне.
— Дело в оружии, а не в моей меткости.
— И то, и другое. Ты не знаешь, как обращаться со старым оружием, особенно на таком ветру.
— А ты умеешь?
— Si, certo (Да, конечно).
Cazzata. (Бред.) Может, он и умел обращаться с дальнобойной винтовкой, но это были старые пистолеты. Кто знал, когда их в последний раз чистили и смазывали?
— Я поверю тебе на слово.
— Хочешь, я тебе покажу?
— И дать тебе оружие, чтобы ты в меня выстрелил? Ma sei pazzo? (Ты спятил?)
— Тогда, возможно, ради овец мы заключим временное перемирие.
Перемирие? Он серьезно?
— Какого черта я должен это делать?
— Тебе нужна моя помощь.
Невероятно. Я скривил губы в усмешке.
— Ты правда наемный убийца? Потому что ты только и делаешь, что болтаешь и следишь за мной…
Нож со свистом пронесся мимо меня. Лезвие вонзилось в землю в миллиметре от моего большого пальца. Я не видел, как он выпустил оружие из рук.
Вновь поднял на него глаза, но он спокойно наблюдал за мной, выражение его лица было нечитаемым.
Было ясно, что он мог убить меня, но не сделал этого. Это становилось темой наших отношений. У него было достаточно возможностей расправиться со мной не только здесь, но и в других местах.
Почему он играл со мной? Он что, получает удовольствие от власти?
К черту.
Я не был каким-то слабым, неопытным политиком. Или бредовым мировым лидером, окруженным подхалимами. Я был воспитан, чтобы убивать и причинять боль людям. Заставлять других подчиняться моей воле. Этот убийца не сделает из меня дурака.
Нагнувшись, я вынул нож из холодной земли.
Взяв его в ладонь, я сбалансировал его, изучая вес. Одним движением я направил нож в его сторону, но прицелился немного выше.
Прямо в его промежность.
Перед самым ударом он отклонился в сторону. С глухим стуком кончик ножа вонзился в деревянный загон для овец. Прямо там, где должен был быть его член.
— Будет жаль, если ты отрежешь его, прежде чем у тебя появится шанс увидеть его, — сказал он, плавно извлекая лезвие из дерева.
— Я не хочу иметь ничего общего с твоим членом, Алессио.
— Очень жаль. Это очень хороший член, — он оттолкнулся от дерева. Медленными, размеренными шагами он подошел ко мне.
Я встал в стойку, если он хотел драки, то я с радостью ее дам. В пистолете, который я держал в руке, оставалось еще два патрона. Я покрепче зажал его в ладони и взвел курок.
По мере того как он приближался, воздух становился все более разреженным. Я едва мог слышать овец за биением своего сердца. Он остановился на расстоянии вытянутой руки и указал подбородком на пистолет в моей ладони.
— Это револьвер двойного действия «Кольт Анаконда» 44-го калибра с восьмидюймовым стволом. Произведен в 1990 году в Америке в штате Коннектикут. Оригиналы теперь нелегко найти. Ружье для охотников, поэтому оно такое тяжелое.
Когда он сделал паузу, я спросил:
— Ты пытаешься произвести на меня впечатление?
— Нет, я пытаюсь объяснить, почему ты промахнулся. У ранних версий были проблемы с точностью, что может объяснить это. Кроме того, у тебя могут быть проблемы с двойным действием, пока ты не привыкнешь к нему, — он пожал плечами. — Или ты просто ужасный стрелок.
Testa di cazzo. (Говнюк.)
Подняв руку, я снова прицелился. Алессио сказал мне еще больше раздвинуть ноги, что я и сделал, и обеими руками держал пистолет. Пуля вылетела. И цель тоже. Затем я выровнялся и выстрелил снова. Бум. Вторая мишень исчезла.
Я ожидал, что он будет злорадствовать. Но когда оглянулся, то увидел на его лице странное выражение, напоминающее то, как он смотрел на меня в ту ночь в Малаге.
Это пробудило что-то во мне, и я не мог не вспомнить Алессио на коленях, басы, грохочущие в моей груди, когда он вытаскивал мой член из джинсов. Его влажный, горячий рот. Взгляд, когда он глотал мою сперму. По мне прокатился жар, темная жажда получить все это еще раз.
За этим быстро последовало отвращение. Что, блядь, со мной не так?
— Ты хорошо выглядишь с пистолетом в руке, принц, — его голос был глубоким. Ласка, которую я чувствовал до самых пальцев ног.
Я отмахнулся от своих чувств. Если он не собирался меня убивать, то ему незачем быть здесь.
— Убирайся с моей территории, убийца.
Шрам на его щеке искривился, когда он нахмурился. Он открыл рот, чтобы заговорить, но потом закрыл его. Хорошо, потому что я не хотел слушать, что он скажет.
Молча он прошел мимо меня. Продолжил путь к фермерскому дому и тропинке, ведущей в город. Его движения были плавными и грациозными, но одновременно строгими. Военная подготовка была очевидна во всем, что он делал.
Я не сдвинулся с места. Вместо этого наблюдал, как его фигура уменьшается и уменьшается. Наконец он исчез на тропинке.
Тогда я подобрал оружие и вернулся в дом. Мне нужно было решить, что делать дальше.
Алессио
Я должен был знать, что он будет ждать.
Когда на следующее утро я отправился на пробежку по тропе, обнаружил Джулио прислонившимся к скале, сложив руки на груди. Я усмехнулся, но не остановился.
Его шаги стали совпадать с моими.
Я ничего не сказал, но побежал дальше, не желая потерять его на склоне.
У Саши было две работы. Одна - в Торонто на следующей неделе, другая - в Сан-Паулу через неделю. Это означало, что мне придется иметь дело с Джулио за два дня до парома. После его смерти мне придется лететь из Эдинбурга в Лондон и обратно в Канаду, меняя личность на каждом рейсе.
Мое пребывание в Каннах закончилось.
Наконец-то я мог вернуться к нормальной жизни, поэтому позволил себе хотеть и чувствовать, когда дело касалось этого человека. Он стал навязчивой идеей. Это нарушало все мои правила, но я не мог предотвратить это.
С тех пор как впервые увидел его на той улице Сидерно, улыбающегося отцу и мачехе, я не мог ясно мыслить. И за этим последовала ужасная удача.
— Плохое настроение сегодня, убийца?
Он был ближе, чем я ожидал. Как он поспевал? Я ничего не сказал, просто продолжал бежать.
— Я жду тебя уже тридцать минут, — продолжал он. — Уже начал думать, что ты проспал.
Mai dai. (Никогда.) Я никогда не спал дома, с тех пор как жил с моей нонной.
— Но, возможно, ты пытаешься избежать меня. Что затруднило бы мое убийство, не так ли? — он продолжал говорить.
Я стиснул зубы, пока боль в челюсти не заглушила разочарование. Всю свою жизнь я скрывала свои чувства и намерения. Этот человек видел меня насквозь и раздражал меня. И я, как дурак, ему позволял.
— Сегодня твой последний день на земле. Странно, что ты тратишь его на то, чтобы втянуть меня в спор, — я оглянулся через плечо.
— Ты хочешь знать, что я думаю?
Нет, совершенно не хотел.
Холод жалил легкие, пока я поднимался, ноги горели. Мне это было необходимо. Мне нужно было наказать свое тело, довести себя до изнеможения.
— Я думаю, ты не хочешь меня убивать. Думаю, ты...
В мгновение ока я крутанулся на месте, схватил его и ударил спиной о камень. Я обхватил его за горло и наклонился.
— Ты понятия не имеешь, чего я хочу.
— Разве?
На его лице не было ни капли страха, ублюдок. Он смотрел на меня с вызывающим блеском в глазах, его губы кривились в знающей ухмылке.
Я сильнее сдавил его горло.
— Почему я не должен тебя убивать? Просвети меня, принц.
— Тебе нравится наблюдать за мной, нравится думать о том, что мы сделали в Малаге.
Я судорожно вдохнул. Казалось, что воздуха не хватает, хотя мы находились на улице, где вокруг не было ничего, кроме травы, грязи и океанского бриза. В ушах слышалось биение сердца, кровь бурлила в венах.