Несколько раз, когда я была уверена, что он спит, я позволяла себе небольшую вольность: задумчиво игралась с его тёмными шёлковыми прядями, что спадали на лоб, каждый раз испытывая трепет быть застигнутой врасплох.

Мы никогда особо-то и не прятались от чужих глаз. Через сквер за мороженым частенько ходили ученики нашей школы и прекрасно видели неизменно прекрасную композицию на лавочке под деревом, но почему-то шепотки и усилительный писк пошли, лишь когда все узнали о том, что мы с Сашей якобы парочка.

Ну и пусть. Так даже было лучше: бесплатная реклама на сарафанном радио, без каких-либо усилий с нашей стороны.

Как сейчас помню, что в один день вся школа буквально взорвалась от новой «подробности» наших с Сашей отношений.

Это было в начале десятого класса, в первые дни октября. Тёплая, практически августовская погода отличалась от конца лета лишь яркими золотисто-огненными красками на деревьях, чьи кроны сияли, пропуская через себя солнечные лучи и клочки ярко-голубого неба.

Пусть всё вокруг ещё кричало, что время осенней хандры и холодов ещё не пришло, мне удалось каким-то немыслимым образом простудиться. Но так как была пора первых промежуточных контрольных, я собрала остатки сил в кулак, им же вытерла свисающие с носа сопли и, наглотавшись таблеток, отправилась в школу.

Саше я ничего не сказала, так как прекрасно знала, что он начнёт свою извечную песню на тему, что никуда от тебя учёба не денется, а вот здоровье – на раз-два. Слушать эту занудотерапию, когда голова и так трещит по швам, я была просто не в состоянии. К тому же я понимала, что не смогу ему даже слова поперёк сказать из-за дичайшей боли в горле.

Я мужественно высидела все уроки и даже кое-как накорябала работу, поэтому домой ковыляла с чувством глубокого удовлетворения от того, что никто даже не догадался, что я еле живая.

Но из-за того, что моя раскалённая, как сковорода, голова плохо соображала, я не сразу поняла, что Саша сегодня молчаливее обычного. Он-то всегда был немногословен, и обычно все разговоры заводила я, но сегодня это особо остро ощущалось.

Я уже было собиралась попробовать выдавить из себя что-то похожее на человеческую речь, чтобы спросить, в чём дело, но меня опередили.

- Давай-ка присядем, - Саша направил меня в сторону нашей привычной скамейки.

Полностью погруженная в размышления о том, как бы дойти до дома и не рухнуть, я даже не заметила, что мы сегодня пошли через сквер.

Я как послушная марионетка позволила себя усадить, возводя молитвы ко всем за то, что я хотя бы позорно не грохнусь на тротуар, ибо перед глазами всё плыло.

Внезапно что-то холодное легло мне на лоб, заставив вздрогнуть и сфокусировать взгляд перед собой.

- Тц… Так и знал, - недовольно цыкнул в сторону Саша, убирая ладонь с моего оба и садясь рядом, - ты вся горишь, на тебе хоть яичницу жарить можно! Какого черта ты пошла в школу? Тебе же с самого утра плохо.

- Ты заметил? – прохрипела я и тут же зашлась в кашле, который так упорно сдерживала всё это время.

- Я не слепой.

- Тогда почему не развернул меня утром, пока мы шли в школу?

- А ты бы разве меня послушалась? Ты же упрямая как осёл в этом плане, - устало выдохнул парень, с какой-то затаённой печалью глядя на меня. – Тебе предлагаешь как лучше, а ты всё в штыки воспринимаешь. Вот я и не стал затевать бессмысленный спор, тебе и без того сегодня плохо.

Со скрипом, но я переварила полученную информацию и запоздало поняла ещё одну вещь: Саша сегодня не только молчал, но и на перерывах водил меня в места, где было тихо: тупик школьного крыла, где расположен актовый зал, лавки на первом этаже около кладовых – там практически не появлялись ни ученики, ни школьный персонал.

Признательность перехватила горло, ну, либо это был собирающийся начаться очередной приступ кашля, но я с благодарностью посмотрела на друга. Понимая, как мне плохо из-за температуры, он специально отводил меня туда, где не было привычного школьного гула, позволяя тем самым немного ослабить тиски, что сковывали голову.

Пока я думала как бы лучше выразить свою благодарность, мир перед глазами внезапно перевернулся.

- Эй! Ты чего творишь? – возмущённо-удивлённо пискнула я, оказавшись уложенной на его колени.

- Просто помолчи, - недовольно буркнул Саша, даже не глядя на меня. – Полежи немного. Как станет чуть легче, пойдём дальше домой.

Я хотела уже было возразить, заверив, что я как огурчик и мне не нужен отдых, но я тут же вновь закашлялась, и из-за этого мне с новой силой заболел лоб, словно я врезалась им о фонарный столб.

Поняв, что пара минут отдыха точно не станут лишними, я прикрыла глаза, блаженно выдохнув: мир перестал кружиться передо мной.

Остаток того дня я помню как в тумане. Я точно задремала прямо у Саши на коленях, но могу поклясться, что чувствовала, будто кто-то гладит меня по голове. Спустя какое-то время Саша меня разбудил, но я была словно пьяная: я совершала действия механически, до конца не осмысливая команд. Под конец, когда я чуть не навернулась с бордюра, Саша заставил меня залезть к нему на спину, и остаток пути я проехала на нём, изо всех сил пытаясь не отключиться.

Дальше были бесконечные причитания мамы, мерзкая горькая микстура, капли и таблетки, а так же шёпот папы из коридора, предлагающего вызвать скорую. Всё это я запомнила фрагментами, что мутными пятнами возникали в перерывах между состоянием забытья.

В итоге оказалось, что я заболела гриппом, и почти три дня провалялась с температурой под сорок, а после этого ещё целую неделю провела дома долечиваясь, под постоянным контролем кого-то из моих либо Сашиных родителей. Они словно боялись оставить меня одну, явно считая, что я могу убежать в школу на очередную проверочную, но старательно выставляли свои посиделки у моей кровати в таком свете, словно они просто переживают, что лихорадка вернётся. Мне оставалось лишь смириться и принять свою участь. Естественно я пропустила все контрольные, но почти все учителя, узнав, что со мной было, дали мне поблажки, а некоторые и вовсе полностью освободили от написания проверочных. Тут правда ещё свою лепту явно внесли моя успеваемость и ответственный подход к учёбе, и, каюсь, я не стала настаивать на обратном, решив воспользоваться случаем и не отрабатывать пропущенное. Отчасти это было потому, что, даже окончательно выздоровев, я всё равно ощущала себя неважно, и тем самым утешала свою совесть.

За время моей болезни вся школа встала на уши, узнав, что я спала на коленях у Саши в парке. Кто-то явно шёл через сквер и заметил нас. Ни для кого не было секретом, что в нашей «паре» именно Саша более развязный и все были привычны наблюдать, как он спит, примостившись у меня на коленях, поэтому данный слух так бы и остался лишь слухом и фантазией, если бы не было сделано фотодоказательство. Нонсенс, шок, как угодно это можно назвать, но ещё почти месяц все обсуждали эту новость, а мы вновь стали самой обсуждаемой парочкой в школе, хотя только-только начали уходить в тень.

***

Но ничто не вечно, как и учёба в школе. К концу одиннадцатого класса потребность в нашей маленькой афере отпала, и настала пора прекращать игру. Одному только богу известно, как я этого не хотела! Пусть лишь на словах, но как же мне было приятно осознавать, что я девушка Саши, а он мой парень! Но, время шло, а он так ни разу и не намекнул мне о своих чувствах, и я поняла, что моя любовь действительно безответна. Может, Саша и любил меня, но скорее уж как друг или как брат, и больше держать его подле себя на привязи фиктивных отношений я не могла. Это было нечестно по отношению к нему, а я слишком сильно его любила и уважала, чтобы держать против воли.

Один раз, когда мы возвращались из школы, я предложила ему прогуляться по парку, что был недалеко от нашего дома. Был конец апреля, тёплые солнечные лучи уже прогревали воздух, а некоторые деревья уже шумели молодой сочной листвой. Усевшись на нашу любимую лавочку, мы какое-то время смотрели на небо через ветви лип, над нашими головами. Спустя десять минут молчания, Саша тихо подал голос.