Максимов вышел из подъезда и сразу наткнулся на Русина.

— Привет, — жизнерадостно поздоровался приятель.

— Здорово, — хмурый Андрей пожал протянутую руку.

— Чего такой нерадостный? — полюбопытствовал Саня.

— А ты как думаешь? — буркнул Максимов. — Слышал, что я вчера математичке обещал?

— Сдать все выученное за эту четверть? — уточнил Русин. — Так ты учился что ли? Поэтому и гулять отказался?

— Именно, — вздохнул Андрей. — Ещё уроки по другим предметам делал и материалы освежал. Обложился учебниками и упорно грыз гранит науки. Чуть башка от напряжения не лопнула.

— На хрена так надрываться? — искренне удивился Саша. — Ты же двоечником никогда не был. Сколько помню, всегда всё сдавал на «хорошо» и «отлично». Изредка получал «трояк», совсем редко «двойку».

— У меня после драки с Игнатом проблемы, — напомнил Максимов. — Говорил же, посттравматическая амнезия. Школьных предметов это тоже касается. Кое-что помню, но недостаточно, многое забыл. Сань, у меня из-за этого несколько вопросов возникло, по школе и классу. Просветишь?

— Задавай свои вопросы, — кивнул Русин.

— Расскажи немного о классе. Интересно, кто,чем дышит. Начнем с Тани. Грудастая такая, вчера доклад должна была на комсомольском собрании прочитать о ситуации на Ближнем Востоке.

— Ивченко, что ли?- ухмыльнулся Саша. — Рудик говорил, она к тебе заходила.

— Она самая. Кто родители, что из себя представляет? Я заметил — хорошо прикинута — дутики, куртка болоньевая, вроде зарубежная.

— У неё родители — большие шишки. Мать — парторг нашего завода «Агрегатмаш». Отец в райкоме работает. Танька в них пошла, активистка, комсорг класса. Хочет дальше карьеру делать.

— Да какая на хрен карьера? — удивился Андрей. — Девяносто первый год на дворе. КПСС и клятых партократов в каждом дворе костерят. «Огонек», «Взгляд» не успевают статьи и передачи штамповать о преступлениях кровавых коммуняк. Вчера толпа к райоделу притопала претензии предъявлять, мол, до сих пор маньяка не поймали. Орали, что это кто-то из кровопийц-партократов детей убивает, а менты их прикрывают. А Танька и Хомяков всё ещё в комсомол играются, доклады читают о международном положении. Да кому эти доклады нужны?

— Согласен, никому, — улыбнулся Русин. — Но здесь провинция, много людей со старыми взглядами, за традиции держатся. Это в Москве быстро всё меняется, у нас сложнее. Танька, например, говорила, что все эти разоблачения скоро прекратятся, уйдут в прошлое и всё будет как раньше, при Брежневе. Думаю, она слова родителей повторяет и сама в это верит. И директриса ничего менять не торопится. У неё дома, по слухам, вообще портрет Сталина в шкафу стоит, представляешь?

— Представляю, — кивнул Андрей. — Бывает. А как тебе Таня как человек?

— Если не брать в расчет её активность, нормальная девчонка, не хуже и не лучше других. Требовательная, но не хамовитая, в трудную минуту всегда поможет. Учителям не ябедничает, всегда старается сама разобраться. Но если подведут или подставят, молчать не будет.

— А что о Георгадзе скажешь, и его дружке смазливом таком с черными волосами?

— Антоне Лесине, с которым он за партой сидит? — уточнил Русин, дождался утвердительного кивка и ответил:

— Оба при деньгах и с задранными носами. Козырных из себя корчат. Георгадзе раньше вольной борьбой занимался. Перворазрядником стал, готовили к чемпионату страны. Не захотел.

— Почему? — полюбопытствовал Максимов.

— Зажрался просто, — честно ответил Русин. — Он вообще с золотой ложкой во рту родился. Родители ещё с семидесятых на нашем и московском рынке стояли. Договаривались с директорами совхозов и колхозов, гнали машины с виноградом, персиками, мандаринами и другими фруктами, одну за другой. Сейчас Бадри Андросович, отец Мишки, большими делами в Москве занимается. По слухам, за бугор холодильники, электробритвы и другие товары составами гонит. Давид, средний брат продолжает торговать на нашем рынке, что-то в Москву возит. У него здесь парочка магазинов — продуктами барыжит,мясо продает: балык, буженину, колбасы копчености разные. Правда по цене в два-три раза больше государственных, но люди, у кого деньги есть, берут.

— А рэкетиры наши? — удивился Андрей. — Неужели они таких жирных барыг не доят? Непорядок.

— Ха, да кто их тронет, — совсем развеселился Русин. — Они, конечно, бандитам платят, но чисто символически для отмазки. Я же тебе самого интересного не рассказал. Старший брат Авто, на зону загремел в начале восьмидесятых. Была какая-то темная история с поножовщиной на рынке. Тогда Андропов генсеком был, отмазать не получилось. Поехал Авто зону топтать. Родственники подсуетились, через три года организовали ему условно-досрочное. Теперь Авто — важный человек. Бригадир зареченских, на самого Черного работает. Мишка хвастал, стал правой рукой пахана. Модный такой, на вишневой «девятке» по городу рассекает.

— Да? — Максимов вспомнил кавказца, утренний побег от бандитов и призадумался. Получается вчера утром он встретил Авто Георгадзе, тот его заметил, и даже захотел пообщаться поближе. И гнались за ним зареченские бандиты — люди старшего брательника Мишки. Хреново, могут вычислить. Только попал в девяносто первый и как назло: опять проблемы с бандитами образовались…

— Вообще-то Мишка не такой плохой. Во всяком случае, не жадный. Пару раз весь класс в кино, кафе водил, на свои угощал, — добавил Саша. — Хотя, наверно, больше перед Леной понтовался.

— Это Колокольцевой что ли? — уточнил Андрей.

— Ага, — кивнул Русин.

— Они — пара?

— Не совсем, Лена скорее позволяет за собой ухаживать, провожать до дома, принимает подарки, но авансов никаких не дает.

— Ладно, к ней ещё вернёмся. Что о его дружке Лесине скажешь?

— А что говорить? — ухмыльнулся Саша. — Неужели не помнишь, чей он сынок?

— Говорил уже, у меня амнезия посттравматическая, — терпеливо напомнил Максимов. — Так что там с его папашей?

— Его папаша — первый секретарь горкома — Лесин Владимир Петрович, — торжественно объявил Русин. — Вопросы есть?

— Только один, — криво усмехнулся Андрей. — Родоки Лесина и Георгадзе дружат?

— На людях даже сторонятся друг друга, — улыбнулся Саша. — И общаются через губу. Брательник говорит — туфта всё это. Они ещё с брежневских времен повязаны, Лесин всегда Бадри Андросовича поддерживал, разные вопросы решал, а тот ему отстёгивал.

— Информированный у тебя брательник. Всё остальное о бандитах и Георгадзе он тебе тоже рассказал?

— Он, но не мне. Вернее не совсем мне, — чуть смутился Александр. — Заходит к нам часто, с родоками общается, он же кооператор, варится в этой среде, вот и проскальзывает информация.

— Что о Аус скажешь?

— У неё батя в торговом флоте работает. По разным странам плавает, раньше аккуратно шмотки перепродавал, технику и ещё так по мелочи, чтобы не спалиться, сейчас не знаю.

Когда подошли к школе Максимов уже имел некоторое представление о своих одноклассниках и их родителях. Русин оказался настоящим кладезем полезной информации. Интересный класс получается — сборная солянка. Мажоры в лице Георгадзе и Лесина присутствуют, детишки мелких гешефтмахеров — вроде Лены Колокольцевой и Инги Аус –тоже, и рабочий класс в наличии в лице безнадежно влюбленного в блондинку рыжего Олега Ляховского и Томы Пичугиной, девчонки, рассказавшей математичке об избиении Воронова. Последняя, по словам всезнающего Русина, сохла по Андрею и периодически крутилась рядом.

Первым уроком была история. У одиннадцатого «А» предмет вела директриса — Мария Алексеевна. Когда Максимов и Русин зашли в класс, она уже сидела за столом и что-то деловито отмечала в классном журнале.

Как только прозвенел звонок директриса встала. Прошлась от двери до парты, окинула взглядом замерших учеников.

— Сегодня у нас необычный урок, — после небольшой паузы веско произнесла она. — Кто скажет, что от вас требовалось подготовить?

Татьяна подняла руку.