Вопрос озадачил Максима.

– Я как-то об этом не подумал.

– Не только ты. Но это только во-первых. Есть и второе. Кто эти солдаты? Они что, прославились на фронте? Или они хорошо знают проблемы столицы? Скорее, наоборот. В основном, они из провинции. Из-за острого недостатка кадров с ними почти не занимаются военным делом. Если их встретит взвод солдат с фронта, они побросают оружие и побегут в подворотни. Это же сырой материал!

– Знаю. Их и на фронт не отошлешь. Им домой хочется. Да и большевики в их среде хорошо приживаются.

– С этим что-то делать надо. До добра такая политика нас не доведет.

Алексей понял, что этот вопрос нужно додумать, доделать. Но зал зашевелился, началось движение в Президиуме. Максим прошел на свое место. Началось пленарное заседание. Депутатов – море. Всего 2800 человек. Правда, не всегда все на местах. Огромная текучесть. Всех нужно накормить, всем дать возможность где-то разместиться, на что-то жить. Довольные лица показывают, что здесь им лучше, чем на фронте, в казарме, или у станка.

Мысли не давали Алексею спокойной жизни. Его волновало такое положение. Ну, о чем идет бесконечный разговор в этом зале? Одни выступающие говорят о доверии Временному правительству, другие – о недоверии. Одни без конца повторяют «Власть советам!», другие твердят, что брать всю власть Советам преждевременно. В таком огромном по численности совещании все равно никогда и не до чего не договоришься.

И все ли слушают ораторов? Алексей обвел глазами зал. Большая часть слушателей была увлечена разговорами друг с другом. Многие оглядывались по сторонам, кого-то искали в зале, читали принесенные тексты, а то и газеты. Лишь изредка они бывали привлечены каким-то ярким выступлением. А что объединяет практически всех? И он понял: безответственность. Они никак не отвечают за принимаемые резолюции и постановления.

И все-таки, вопрос о формировании Советов следует поднять. Иначе он так и останется «большой говорильней», как его часто за глаза называют.

Объявили длительный перерыв. Коридоры наполнились шумной толпой. Полы были не мытыми, одежда многих выглядела вконец запущенной. Курили папиросы, плевали на пол. Некогда изящные помещения выглядели теперь замаранными. Солдаты и младшие офицеры, потеряли свою былую подтянутость и дисциплинированность. Пуговицы расстегнуты, одежда мятая, давно не стиранная.

В буфете наливали чай, давали бутерброды. Алексей отстоял свою очередь, получил стакан чаю и стал искать место присесть. Только за одним столом оказался свободный стул. Там сидели скромного вида девушки в форменных одеждах, видимо, работавшие в Таврическом.

– Прошу прощения, дамы, – смущенно сказал он, присаживаясь на свободный стул, – я вам не помешаю?

– Вовсе нет, – ответила одна из работниц, – в этом муравейнике большая удача место отыскать.

– Удивляюсь, – вновь заговорил он, – во всем зале хорошо хоть одну даму увидишь, а тут сразу четверо.

– Не знаете, где искать. Вы пониже трибуны посмотрите. Еще больше женщин увидите. Кто ваши речи записывает, кто исправляет ошибки и на машинке перепечатывает? – спросила старшая из женщин со строгим лицом в очках. – Догадались? Без нас вы уйдете в темноту забытости. А с нами будете жить вечность.

– Если мыши вашу писанину не изгрызут, – задумчиво сказал Алексей.

Среди четверых одна была необыкновенно мила. Алексей заметил, что ее глаза остановились на нем, что-то шевельнулось в ее красивых зрачках. Может быть, она обратила на него внимание. Преодолевая смущение, он обратился к ней лично:

– Барышня, мы с вами случайно не знакомы? Вас зовут Дашей? – сказал он наугад, но никто этого не заметил.

Девушка засмеялась.

– Какая же я Даша! Даша – это вот. Она указала на другую улыбающуюся женщину. А меня Еленой зовут.

– Я, наверное, перепутал. Елена… Кстати, меня зовут Алексеем.

– Приятно познакомиться. Вы депутат? – спросила она, произнося это слово с пафосом.

– Да, вот, делегировали, – заскромничал он, – хотя я ничем не выдающийся

Девушки допили чай, засобирались. Их ждала работа.

– Лена, не спеши, мы тебя подождем, – говорили они, намеками показывая на Алексея, явно хотевшего продолжить разговор с молодой стенографисткой.

– Жаль, Лена, что вы спешите. Мне очень хочется с вами поговорить. Можно вас проводить после окончания работы?

– Неожиданно, – сказала она. – Впрочем, я не возражаю. Подходите туда, – она показала на нишу коридора. – Я здесь обычно прохожу, когда иду домой. – Лена поспешила вслед ушедшим сотрудницам. – Возможно, вам придется некоторое время подождать.

– Ничего, не спешите, я подожду, – радостно сказал он. Он ощутил внутреннее тепло, исходившее от слов стенографистки.

Алексей в этот день был очень рассеян. Чем-то запала в душу эта девушка. Хотелось встретиться. А до конца заседания еще надо было дождаться.

Красные флаги трепал балтийский ветер. Много небольших флажков колыхалось в руках собравшихся. Сделанные из некачественной материи, они часто выглядели обтрепанными и мятыми в результате трех месяцев эксплуатации. Сами питерцы иногда называли их «красными тряпками». В разговорах между собой выражали желание заменить их приличными государственными флагами. Но пока обходились тем, что было.

Большинство митингующих составляли рабочие завода. Это было видно по скромной одежде людей. Были кое-кто и из конторских работников. В сторонке стояли три милиционера из недавно созданных Временным правительством новых органов. Они были приглашены по просьбе администрации. Их расслабленные позы говорили о нежелании мешать происходящему.

Андрей Петрович вместе с двумя управляющими устроился на некотором удалении от сцены, чтобы не привлекать внимания. Ему хотелось услышать, о чем говорят и что слушают работники его предприятия. Ораторы, как один, были знакомы Андрею.

Ведущий собрания Пятков, контролер. Его давно уже не видели в заводском отделе. Он теперь ответственный общественный работник. Надо бы прижать его, но Советы таких поощряют. Пятков вышел к краю импровизированной трибуны и сказал:

– Прозвучало несколько выступлений. Все товарищи говорили о недовольстве заработной платой.

– И продолжительностью рабочего дня, – добавили с места.

– И отношением начальства к работникам.

– Требованиями к нормам выработки!

Пятков выслушал все реплики и сказал:

– Мы не выслушали представителей администрации. У нас присутствует управляющий предприятия господин Расков Андрей Петрович. Что скажете по поводу высказанного недовольства? – обратился он к директору.

Андрей Петрович задумчиво поднялся на трибуну. С видом мученика посмотрел по сторонам. Что сказать? Правду?

– Что я могу возразить? Разве вы не знаете, что уже три года продолжается война. Это самая тяжелая и кровопролитная война в нашей истории.

– Развязали войну такие же, как вы, капиталисты! А теперь на войну все списываете! – послышался голос снизу.

– Не мы начали эту войну, нам ее объявила Германия, – парировал управляющий. – Борьба с центральными державами потребовала огромных сил и средств. Ваши дети и братья поливают кровью русскую землю. Мы уже дважды повышали заработную плату. Сейчас доходы едва покрывают затраты на производство товара. Рабочий день мы также сократили. Еще одно повышение, и нам придется закрывать завод.

– Война идет, люди гибнут, а вы барыши считаете. И все песни поете жалостливые! Как мы должны выживать, если цены растут ежедневно! Нам детей кормить нужно! – послышались голоса.

– Да что его слушать! Глуши моторы! Бастуем! Найдут деньги! – закричали в толпе. Самые нетерпеливые побежали к цехам, чтобы останавливать работу.

Пять человек заколебались, они не спешили расходиться. Один из рабочих по фамилии Воробьев сказал нерешительно, обращаясь к оставшимся: