Заметно выросшая толпа анархистов вела себя шумно под окнами здания администрации. В конце концов, делегация была допущена в кабинет начальника тюрьмы.

– Вот список наших товарищей, – заявил один из демонстрантов. – Их семь человек. Они невиновны, и мы требуем их освобождения. Немедленно! Иначе мы не ручаемся за последствия.

Под окнами толпа ревела, напирая.

– Открывай! А то двери выломаем!

«Сейчас бы солдат, – думал начальник. – Да где их взять! И вояки сейчас ненадежные. А, будь, что будет! Недолго и жизни лишиться». Он подозвал своего помощника.

– Вот список. Семь человек. Освободить.

Делегация в сопровождении охранников двинулась в здание. Они были встречены оглушительным шумом. Заключенные били мисками и кружками о двери, раскачивали их и скандировали:

– Свободу! Открывай! Долой!

Были слышны и другие крики. Когда перед первым освобожденным открылась наружная дверь, толпа ворвалась внутрь и растеклась по коридорам. Появились перепуганные охранники с ключами. Все вместе, и заключенные, и анархисты, и пришедшие с ними уголовники отпускали на свободу узников. К концу дня выяснилось, что были освобождены шесть или семь анархистов и четыреста уголовников. «Кресты» ненадолго опустели.

Выход на свободу сразу четырехсот заключенных должен был создать крайнюю напряженность в городской жизни. Старая полиция, знавшая многих нарушителей закона в лицо, была разогнана. Новая не имела ни знаний, ни опыта. Поговаривали, что в создаваемую милицию записывались все больше карьеристы, да люди с темным прошлым. Анархисты же не избегали общения с преступными элементами. Пошли разговоры, что многие беглецы из «Крестов» нашли прибежище на даче Дурново. Алексей, как участник рейда по освобождению газеты «Русская Воля», чувствовал потребность быть на месте событий, чтобы при необходимости сделать сообщение в Совете.

Он знал, что Керенский, находившийся на фронте, где началось наступление, телеграфировал командующему войсками Петроградского военного округа Половцову о необходимости борьбы с анархистами. Того же требовал и министр юстиции Переверзев. Приказ о захвате дачи отдал заместитель Керенского Якубович.

Заботой Половцова было найти верные воинские части. Войска были ненадежны. На совещании с командирами желание пойти с Половцовым выразили роты Преображенского и Измайловского полков. Всегда готовы были казаки. Но они просили командующего не выставлять их напоказ, потому что на них давно точат зубы Советы. Половцову нужно еще было получить одобрение этого Совета. Он знал, что это будет очень сложно, может быть, невозможно добиться. Потому пошел на хитрость. Он договорился, притом устно, только с небольшой частью лидеров Совета.

Алексей был у Литейного моста в три часа ночи. Скоро туда же туда прибыл Половцов с войсками и министр Переверзев. Все спешили. Опасались, что настанет утро, и неизвестно, как поведут себя рабочие Выборгской стороны, где тон задают большевики. Договорились, что пехота будет штурмовать, а казаки нести дозорную и караульную служу.

Бесшумно сняли часового. При подходе к зданию в парке подняли десяток спавших бомжей. Солдаты окружили дом. Броневик занял позицию на набережной. Половцов с Переверзевым подошли к входу в здание. Навстречу вышел высокий статный человек в матросской куртке. Лицо казалось интеллигентным. Это был Железняков.

– Временное правительство просит вас освободить здание, вами незаконно захваченное. Вот ордер, – Переверзев протянул анархисту бумагу.

Изучив ордер, Железняков потянул его назад.

– Здание было пустующим к моменту реквизиции. Теперь оно принадлежит трудовому народу, и мы его не отдадим.

– По нашим данным вы укрываете бежавших из Крестов заключенных. Прежде всего, нас интересуют рецидивист Еремеев и немецкий шпион Мюллер.

– Еремеев вчера покинул здание. Он ушел к большевикам во дворец Кшесинской. Мюллер никакой не шпион. Он здесь, но мы его не отдадим!

– В случае неподчинения, мы возьмем дом штурмом.

– Вы, товарищ министр, войдете в дом только через наши трупы. Мы будем биться насмерть до последнего патрона!

При этих словах Железняков вбежал в дом. Послышался стук молотков. Это двери заколачивали гвоздями.

Переговорщики слегка отступили. Обещания анархистов могли быть значимыми. Все опасались, что в доме находится арсенал оружия. Нельзя было терять время. Половцов махнул рукой. Послышался звон разбитого стекла. Сбоку, недалеко от входа в разбитое окно запрыгнули несколько офицеров.

Ожидавшихся выстрелов не последовало. Защитники растерялись, отхлынули внутрь. Однако напуганные солдаты стояли, как вкопанные, пока их не устыдили офицеры. Тогда воины устремились в дверь и в окна с противоположной стороны здания. Алексей с ними. Неожиданно под ноги полетели гранаты, которые называли бомбами. Они покатились по полу. Взрыв даже одной привел бы к страшным результатам. Увидя их, солдаты устремились прочь из здания, вмиг очистив пространство. Но ни одна не взорвалась. Один из солдат, осмелев, осмотрел бомбу и сказал:

– Господа-товарищи, они предохранители не вынули!

– Может, испугались, а может, и не знали, что надо, специалисты хреновы, – рассмеялся другой солдат.

– В любом случае, и им, и нам повезло, – сказал Алексей, устремляясь в следующий зал.

Солдаты небольшими группами выводили арестованных. Все вглядывались в их лица. Один из офицеров, повернувшись к Алексею сказал негромко:

– Ну и лица! Таких и в ночлежках не встретишь!

– Особенно анархи женского пола! – откликнулся Алексей. – Просто красавицы!

Оба усмехнулись, видя людей в грязных, рваных шинелях, с испитыми лицами, немытыми и давно нечесаными бородами. Полтора десятка женщин можно было с трудом отличить от лиц мужского пола.

– А вот на того матроса прошу обратить внимание, – сказал офицер. Его многие знают.

– Кто же это?

– Матрос Железняков. Свои его обычно зовут Железняк.

Облик этого анархиста с высоко поднятой головой надолго впечатался в память Алексею.

Между тем, обещанной борьбы насмерть не последовало. Все комнаты были очищены. Закрытой оставалась последняя. Оттуда раздался одиночный выстрел. Солдаты взяли ружья на изготовку. Выдавленная дверь раскрылась. На полу лежало окровавленное и неподвижное тело анархиста. На оголенных участках рук и шеи различались следы татуировки, какую делали обычно уголовники.

– Кто-нибудь стрелял? – спросил Половцов, глядя на подошедших преображенцев.

Они переглянулись. Все дали отрицательный ответ

– Не истратили ни одного патрона, господин генерал. Можете проверить.

– Значит, самоубийство. Это кто? – спросил он одного из задержанных.

– Асин, – ответил тот и неожиданно, вырываясь из рук конвоиров, стал кричать в сторону Половцова: – Он не самоубийца! Это вы его застрелили! Вы!

– Отведите арестованных в Таврический дворец. На съезд Советов. Пусть ими полюбуются, – спокойно отдал приказ Половцов. – Охранять здание поручаю отряду семеновцев.

Столица успешно прекратила деятельность гнезда анархистов. Правда, утором к освобожденной даче стали приходить рабочие соседних заводов. Большевистские лидеры требовали от семеновцев ответа, кричали, что так не оставят, грозили забастовкой. Посланного с объяснениями корнета толпа вытащила из машины и избила до полусмерти. Подобравшие его прохожие отвезли в госпиталь. Половцов приказал солдатам покинуть дачу.

Всего было арестовано пятьдесят девять человек. Некоторые из них только накануне бежали из «Крестов». Половцову и Переверзеву пришлось оправдываться за свои действия перед съездом Советов. Сработала фотография убитого Асина. По характерной татуировке удалось выяснить, что Асин был известный вор-рецидивист, записавшийся в анархисты.

Матросы – кронштадцы устроили помпезные похороны уголовнику Асину. Много черных и алых знамен, оркестр. Над могилой красовался баннер со словами «Смерть палачам Половцову и Переверзеву». Несколько раз матросы врывались в приемную Переверзева, заплевывая ее шелухой от семечек. «Убьем, убьем, убьем!», – звучало на весь этаж. Защищать было некому. На убийство все же не решились.