– И не следует забывать, – продолжал Алексей, – кто является зачинщиком. Россия не нападала в этой войне на Германию. Благодаря вторжению Германии в Россию погибло около миллиона наших соотечественников. Разрушены города и села. Множество искалеченных людей, а так же оставшиеся без кормильцев семьи погибших, должны получать пособия от государства. Виновники – германцы – должны возместить нанесенный ею ущерб. Это и входит в понятие контрибуции. Иначе агрессор не будет никак наказан. Разве это справедливо!

– Да и где взять огромные средства на восстановление разрушенного, на выплаты пострадавшим! – поддержал эти слова Андрей. – Если заплатят агрессоры, так может быть, неповадно будет в другой раз нападать.

– Я с вами не вполне согласен, – глубокомысленно сказал Владимир. – Николай Второй можно сказать, провоцировал войну, проводя мобилизацию, несмотря на протест Вильгельма. Конечно, мобилизация – не объявление войны, но имеет к ней отношение.

– Ну, если на то пошло, то стоит вспомнить, что писала пресса в те дни накануне войны. Газеты были полны негодующими выступлениями против притеснения сербов австрийцами. Писали о необходимости нам, русским, встать на защиту братьев сербов. Разве не так?

– Скажу вам, – поддержал Алексей. – Царя в войну втягивали. А какие демонстрации проходили! Мы сами там бывали, помните? Портреты царя в руках. На колени вставали. Было же такое! А теперь участники этих демонстраций говорят о вине царя и России в начале этой войны.

– Вы эти мысли не выражали в Петросовете? – спросил Владимир. – Интересно, каково отношение депутатов к этому вопросу?

– Еще как выражал! – ответил Алексей. – Выступал, доказывал, убеждал. Да все бесполезно. Шумели, окрикивали и даже грозились лишить права на трибуну. Это я с вами могу говорить как со своими людьми. А там меня не понимают.

Виктор Андреевич, смирно сидевший в своем потрепанном кресле в глубине комнаты, вступил в разговор:

– А меня при знакомстве с материалами съезда более всего заинтересовало выступление знаменитого Ленина. Что он говорит: причиной этой войны являются эгоистические интересы мирового капитала, интересы буржуазии, делающей на войне деньги. Поэтому большевики выступают за войну против капиталистов всех стран. Это я своими словами, как понял прочитанное. Получается, крайние социалисты не видят того, что в продолжение мировой войны заинтересована не только милитаристическая буржуазия, но и представители других слоев населения. Может быть, даже всех классов. Те же рабочие стран германского блока мечтают чем-то разжиться за счет дележа Английской и Русской империй. В конце концов, не всегда же оставаться малооплачиваемым грузчиком, к примеру. Можно будет отправиться в колонию, командовать темнокожими.

– И все же, можно согласиться с тем, что капиталисты наращивают капиталы в годы войны, производя оружие и обмундирование? – спросил Володя.

– Да, это особенно меня касается, – с сарказмом согласился Андрей, имея в виду свое отстранение от управления предприятием. – Говорим о сверхприбылях. Не забудьте, в годы войны их все равно поглощает разными способами государство. А сколько близких людей погибает на фронте. Или становятся калеками, бесправными пленниками. Мало тех, кого осчастливила война. Много тех, кого она сделала несчастными, в том числе среди так называемых капиталистов. Сколько предприятий разоряется, закрывается. Тысячи!

– Хорошее рассуждение, – сказал Виктор Андреевич. – Что вы на это скажете? – посмотрел он в сторону Владимира.

– Отчасти вы правы. От затяжной войны страдают все. Но кому-то улыбается удача, он богатеет. Ведь практически вся военная продукция является срочной, более дорогой. Обильные доходы позволяют найти способ отмазаться от службы на передовой, ответил тот.

– В таком случае нужно винить государство в том, что не поставило всех в примерно равные условия, – продолжил Андрей. – Но говорить, что войны служат интересам капиталистов, в целом не верно. Мирная жизнь еще больше обогащает удачливых предпринимателей. Как вы считаете, Виктор Андреевич?

– Меня выводит из себя восприятие общества, как арены классовой борьбы. Марксизм так воздействовал на умы интеллигенции, что все теперь только и видят бесконечные примеры этой борьбы. Никто не говорит о классовом мире, классовом сотрудничестве. Буржуа помогает пролетарию, дает ему работу для самовыражения и зарплату для поддержания существования. Разве это преступление? Случается, договор между буржуа и рабочим нарушается. Тогда борьба. Но не для уничтожения одним классом другого, а для восстановления справедливости.

– Я вас поддерживаю! – радостно воскликнул Андрей. – К тому же, классовую борьбу по-разному воспринимают разные политические силы. Если присмотреться к выступлениям на съезде, борьбу многие понимают как войну. Один класс должен уничтожить другой. Зачем? Ведь он приносит много пользы обществу. К тому же, они – люди. Где же гуманизм? Этот класс – творец. Конечно, общественные организации и суды должны останавливать тех, кто нарушает правила взаимоотношений как с одной, так и другой стороны.

– Так в идеале, – сказал Владимир. – В реальности сила экономически господствующего класса намного превосходит силу класса эксплуатируемого. Как говорится, плетью обуха не перешибешь. Это приводит к использованию последним особых методов борьбы, таких, например, как забастовка. А иногда – восстание.

– Когда я пыталась распределить всех своих знакомых по классам, – сказала Антонина, – просто измучалась. Думаю, и другим это не легко дается. Просто только с заводскими рабочими. Тут все ясно. А куда девать домохозяйку, Дусю, которая нам по утрам приносит молоко коровы? Живет в городе, имеет корову, огород. Уж не буржуйка ли она? А миллионы крестьян? А Ванечку – изобретателя, нашего соседа, который все самолеты собирает. Получается, что две трети нашего населения не вписываются в классовую схему.

– Есть еще студенты, школьники, писатели и артисты, композиторы, учителя и воспитатели. Море таких, кого не втиснуть ни в какой класс, – продолжил развивать мысль Виктор Андреевич.

– Определить классовую принадлежность несложно, – высказал свое суждение Владимир. – Нужно выяснить, кому служит человек. Вот солдат. Он защищает интересы государства. А государство служит буржуазии. Значит и он на службе у буржуазии.

Рассуждение заставило Андрея громко рассмеяться:

– О чем мы говорим. Попробуйте сказать нашим солдатам Павловцам, или пулеметчикам, что они слуги буржуазии. Ноги не успеете унести! Они же на стороне революции. Все больше к большевикам склоняются, – сказал Андрей. – Вы согласны?

– В этом вы правы, – неуверенно ответил Владимир. – Когда они перешли на сторону восставших, на сторону народа, то перестали служить интересам помещиков и капиталистов.

– Получается, что по своему желанию человек может менять классовую сущность? А завтра он снова пойдет воевать за буржуазию? И что значит на сторону «народа»? Среди этого народа есть и рабочие, и предприниматели, и крестьяне. – Виктор Андреевич показывал, что данный вопрос долго обдумывался им.

– Слушаю я вас, – снова со своими сомнениями вступила в разговор Антонина, – и все больше убеждаюсь, что классовая теория очень уж расплывчата, неточна. Возьмите даже рабочих. Одни на станках работают, или что-то крутят, собирают – здесь понятно. Люди физического труда. А на заводе есть еще бригадиры, нормировщики, контролеры, кладовщики и так далее. А кто на своих машинах и подводах развозит продукцию потребителям? В общем, ясно, что ничего не понятно. Давайте чай пить! Мужчины могут и по рюмочке, пока есть.

Как и обещал полковник Вербицкий, через час стали подтягиваться начинающие офицеры. Всех их Василий Кириллович еще помнил в лицо. И не мог никого с уверенностью назвать. Так переменились они. Они приходили радостные от того, что предстоит встреча с милым прошлым, с одним из их преподавателей. Все по-военному отдавали честь, преподаватель приглашал рассаживаться. Для них выделили отдельную комнату. Когда все были в сборе, Василий Кириллович встал, одернул френч и сказал: