Каждый писатель внес свой вклад в описание дьявольской донельзя вихляющей походки и уродливо-комической жестикуляции, хмурого взгляда и нарочито горящего взора, пересказывая его злобные или непристойные слова, произнесенные замогильным голосом, и его излюбленные проклятия; каждый писатель давал сатанизму свой фирменный знак, пока его не подхватила и не растиражировала «реклама», которой запестрели страницы журналов и стены домов городов. И все это только для того, чтобы продать плитку шоколада «Фауст» (который соблазняет) и ватин «Thermogene», согревающий душу какому угодно дьяволу! Даже керосинки и те стали называться «чертовками»! Даже тележки конвейера! «Каждый ищет свой стиль», — как заметил однажды Бодрийяр после того, как разоблачил ложь так называемой сексуальной революции, назвав ее «стратегией изгнания бесов из тела посредством половых органов»[954]. Его слова отдаленно перекликаются со странным утверждением Бретона[955]: «Красота бывает конвульсивной или никакой». Тут же возникает вполне справедливый вопрос: неужели все истеричные пациентки Шарко были писаными красавицами? Однако «новый философ» (куда же подевались все старые?) был еще более категоричен в своих заявлениях: «Реклама Добра не может быть ложной: это реклама самой лжи»[956]. Другими словами, искренность предназначается только для дьявола.
Европейская литература, театр и музыка в той или иной степени переболели одержимостью дьяволом, который принес им освобождение. От чего же? От тупой приверженности к религиозным догмам, от деспотической и суетной власти политиканов и, конечно же, от скуки и повседневности. Ибо повседневность стала именно тем бичом, которым Господь неоправданно сурово покарал человечество! И пусть напускная, но все же обладающая весьма отравляющим действием одержимость по-прежнему владеет умами: когда, казалось, группа Rollings Stones уже давно отпела «Sympathy for the Devil», на сцену вышел Элтон Джон, чтобы вновь явился «оперный призрак». Нельзя пройти и двух шагов по улицам Парижа, Лондона и Нью-Йорка, чтобы не натолкнуться на сатанисткую надпись: «Satan f... you each night», или же «... твою мать», — слова, призывающие к кровосмешению, впрочем, запрещенные правительством Франции, как ни странно, в лице министра культуры. Подобная дерзость повсюду в мире сходит с рук, кроме, разумеется, стран ислама.
Так Сатана стал пособником всех фаустов индустриальной эпохи, начиная с самых обездоленных и кончая «денежными мешками». И тут он появляется «в совершенно новом свете: как освободитель... мужчины». «Не нарушая божественных законов, он стремится избавить сынов человеческих по меньшей мере от одного из последствий первородного греха. Сатана появляется рядом с духовным Искупителем, как его материальное воплощение и друг человечества», — писал с иронией Папини. Вот где надо искать настоящий сатанизм — в самых элитных кругах, а вовсе не среди ряженых калифорнийских сектантов.
Так, еще в 1905 году Поль Лафарг[957] пришел в своем памфлете «Право на лень» к умозаключению, которое один из его оппонентов сводит к следующему: «...Когда мужчина в лице Адама был выброшен за ворота Эдема, разве он не был проклят Богом и приговорен навеки добывать свой хлеб в поте лица своего? Не означает ли это, что труд отождествляется с проклятием, а безделье — именно то состояние человека, которое прежде всего подразумевается под райским блаженством?»[958]
По-видимому, произошла весьма странная подмена ролей: объявившись как защитник абсолютной власти, о которой мечтали зороастрийские жрецы, дьявол переродился в высшей степени антисоциальный элемент, предающий анафеме любой труд. Из опоры христианской теологии он превратился в могильщика демократии и — как еще две тысячи лет назад писал Цицерон (по поводу суеверия) — в предвестника тоталитарных режимов. Вот почему у него нашлось так много друзей.
Можно было бы предположить, что веру в Сатану поддерживают монотеизмы, поскольку именно они и были ее источником. Однако сатанисткая мифология, ставшая особенно популярной в настоящее время, не подвластна контролю какой бы то ни было религиозной структуры. В самом деле, народное мифотворчество представлено куда более мощными силами, чем церковь, под каким бы названием она ни воздействовала на сознание и подсознание людей. После появления такого мифического персонажа, как Сатана, и переработки этой легенды современными философами религии были низведены до положения подмастерьев у чародеев. Вероисповедания, уже по одному своему названию стоящие на антимарксистских позициях, потому как несут в массы идеи антиматериализма и спиритуализма, поддерживают и пропагандируют основополагающий языческий миф, который раньше проповедовал тоталитаризм, а ныне стал предвестником революции и, прежде всего, нигилизма.
Мне бы хотелось лишь отметить, что поддерживающие миф о Сатане религии всего-навсего рубят сук, — впрочем, давно уже трухлявый, — на котором до сих пор сидят, а именно — социальный порядок.
Так стоит ли верить в реальность Сатаны, а также в одержимость и так называемые аномальные явления, о которых так много и с такой нескрываемой радостью пишут разного рода сатанисты, заклинатели злых духов и псевдоученые всех мастей? Следует заметить, что прежде всего они ссылаются на одержимость, похожую на истерию, достаточно подробно описанную Шарко: тут присутствуют и нарушения психики, потеря сознания, судороги и гримасы, известные в психиатрии под названием «клоунство» (что особенно любят показывать в кино), стимуляция страстей, «когда одержимый впадает в нервно-психическое расстройство, изображает радость или горе, эротическое влечение или гнев»[959]. Вслед за известными психиатрами я повторю, что все случаи так называемой «дьявольской одержимости» — не что иное, как острая форма истерического синдрома. И он проявляется большей частью у людей с еще не сформировавшейся психикой: у детей и подростков. Если бы дьявольская одержимость имела под собой хоть какую-то реальную почву, то тут же возник бы вопрос, почему подобные случаи никогда не приключались с государственными секретарями, знаменитыми писателями, ведущими программ на телевидении, а только с людьми весьма посредственного интеллектуального и психического развития. Или же Сатана настолько ничтожный враг, что вселяется только в умственно отсталых?
Вот и Лютеру[960] показалось, что перед ним предстал дьявол, и он запустил в него чернильницей. Однако не стоит называть его одержимым: скорее всего он стал жертвой галлюцинации. Ибо, нисколько не ставя под сомнение выдающиеся способности и не отрицая огромный вклад, который этот человек внес в теологию и философию, надо заметить всем известно, что Лютер был по характеру человеком впечатлительным, с легко возбудимой нервной системой. И некоторые навязчивые идеи, по мнению психиатров, вполне могут сопровождаться видениями. И такого рода галлюцинации могут посещать как отдельного человека, так и целую группу людей.
Остается выяснить, какую роль играет сверхъестественное в нашей жизни и могут ли проявляться в реальном мире нематериальные силы? Если же они так или иначе заявляют о себе, то следует ли считать их враждебными? Над этим вопросом ломали голову многие люди и ни один из них так и не дал конкретного ответа. До сего дня история не знает ни одного достоверного доказательства положительного или отрицательного результата воздействия нематериальных сил на судьбы человечества. Самые тяжелые испытания, выпавшие на долю людей, находят вполне определенное объяснение без какой бы то ни было ссылки на сверхъестественные силы. И таким же неоспоримым является тот факт, что едва ли не все заявления о реальном существовании таинственных явлений поступают лишь от отдельных личностей или же от весьма узкого круга лиц.
