«Туше» было столь очевидно, что судья на ковре хоть и с растерянным видом, но поднял мою руку в знак победы. «Савкуз стоял рядом и, натянуто улыбаясь, приглаживал ладонью волосы на макушке. Чего-чего, но этого он, видимо, не ожидал от меня. Любой исход, но только не мгновенный проигрыш.

Хотелось бы написать, что, когда Дзарасов уходил с ковра, плечи его были согнуты и вся фигура выражала уныние, но ничего такого сказать не могу. Не видел. Меня распирала радость.

Через окружение поздравляющих протиснулся отец, довольный, приподнял меня от пола и встряхнул. И даже эта его слабинка — показать, что хотя он и в возрасте, но силенка у него осталась — порадовала меня как-то особо.

Вокруг все бурлило. Сыпались поздравления. Тренер дружески обнял меня и спросил: — Расскажи, как прием готовил, а?

— Сам не знаю. Получилось. А как — не пойму.

— Чудак! Автоматика сработала, пойми же ты — автоматика. Во время схватки думать некогда: пока размышляешь, ситуация уже изменится. А этот прием еще поработает на Сашку, вот увидите.

Прием этот в моих руках оказался опасным. Как же он был создан?

Все, наверное, знают, что мода существует и в спорте. В гимнастике, например, появилась петля Корбут. Ее начали копировать, усложнять. Вспомните повальную панику после победы бразильцев на первенстве мира по футболу: подавляющее большинство команд бросилось подражать им, перестраивать свои ряды по системе 4 + 2 + 4.

Существует подобное и в борьбе. На Мельбурнскую олимпиаду японец Сасахара привез «ножницы». Он делал этот прием в партере так, что у соперников трещали хребты. Вам ведь приходилось когда-нибудь выкручивать белье? Или вы наверняка знаете, как жестом показать, что желаешь свернуть курице шею — кулак на кулак и повернуть их противоходом. Когда тебе пытаются провести «ножницы», ощущение препротивное. Сам захочешь, чтобы тебя побыстрее положили на лопатки. Так вот, в борцовском мире Сасахара произвел своей новинкой фурор. Разумеется, тренеры и спортсмены принялись изучать диковинку. Успевшие овладеть ею вслед за японцем начали собирать на коврах обильные плоды побед. Но вскоре против «ножниц» нашли противоядие. Прием потерял свою остроту, заняв, однако, достойное место в техническом арсенале борцов-«вольников». «Ножницы» появились на свет, конечно же, благодаря усилиям не только одного Сасахары. Как правило, рождение каждого приема — коллективное творчество. В данном случае Сасахара явился наиболее ярким его исполнителем. И надо сказать, что ему повезло: у него было много последователей. Но из примера понятно, каких бед может наделать один суперсовременный, хорошо поставленный прием.

В нашем многонациональном государстве такие события случаются чаще обычного. Например, может вписаться в контуры вольной борьбы по-иному осмысленный прием из национальной борьбы. А таковая есть почти в каждой нашей республике — у армян, казахов, таджиков, азербайджанцев, грузин, узбеков, молдаван. И тогда сеют страх в рядах соперников, например, грузинские обвивы и подсечки. Нечто странное изобрели ленинградцы, назвав оригинальный прием «мельницей». Кстати, о «мельнице». Мне посчастливилось присутствовать при становлении этого приема. «Проектировался» он в сборной команде Ленинграда. Мы нарадоваться не могли на эффективность «мельницы». Каково же было наше разочарование, когда кто-то из нас обнаружил, что придуманный нами прием был известен уже четыре тысячи лет назад. Неизвестный резчик высек все стадии его проведения на гробницах правителей Древнего Египта. Утешились мы лишь после того, как Преображенский напомнил нам, что новое есть хорошо забытое старое. Тем не менее ленинградский прием послужил закваской для изобретения других хитроумных действий.

В тренерской практике Сергея Андреевича я подметил закономерную деталь. В свою команду он старался включить представителей разных борцовских школ, создавал на занятиях творческую обстановку. Он не навязывал своей техники, лично ему присущей. Неопытный тренер учит своих подопечных тому, чем хорошо овладел в пору своих активных занятий спортом. Противоестественного тут, разумеется, ничего нет. Но, замыкаясь в своем личном опыте, такой тренер волей или неволей обедняет учеников, свято веря в прогрессивность своей методики. Как-никак, но в прошлые времена прием служил ему верой и правдой.

Сергей Андреевич не боялся признаться открыто, что не знает всех тонкостей какого-либо приема, но давал нам его. Прием, считал он, дозреет в ходе обработки. И на последнее обстоятельство надеялся как на средство верное. Он настолько свято верил в эту истину, что брал из борцовского учебника любой азбучный прием и давал нам его в работу. Это и было самое интересное. Начинал действовать механизм творчества. Пробует один: пытается изменить положение тела, стойку. Получается какая-то закорючка. В другом углу ковра разбирают иной вариант. Изобретать начинают все. Если выходит что-то любопытное, любой имеет право потребовать всеобщего внимания. В центре ковра освобождается место, и автор демонстрирует свое достижение. Критика, самая беспощадная, ему гарантирована, но с ходу не отвергается ничто, даже самое на первый взгляд сумасбродное.

Тренер нас приучил — нелепых приемов нет. Самый смехотворный, сложный или простой при соответствующей доделке и обработке сможет возыметь действие.

У самого Сергея Андреевича на вооружении было наипростейшее техническое действие, которое постигают на первых занятиях зеленые новички, а потом с презрением забывают, — «подрыв двух рук». Так вот, он им успешно пользовался на протяжении всей своей спортивной карьеры.

Итак, в центре круга происходит демонстрация. После мою ребята вновь расходятся по местам. Поиск продолжается: тут чуть убавляется, там чуть добавляется — происходит становление нового. Не каждая тренировка заканчивается находкой. Вернее, и не каждый год. Но самое ценное даже не в этом. Дело в том, что все учатся мыслить. Без этого нет пути к вершинам спортивного мастерства, да, наверное, и мастерства в любой сфере человеческой деятельности. Но все же сделаю оговорку. Открытия совершаются ежечасно. Борцы ведь разные, нет одинаковых. Не только вес и рост, возраст, но и темперамент, способности разноплановы. А учебник и тренеры навязывают стандартный вариант да еще как строго следят, чтобы именно так, а не этак его выполняли. Поэтому, переделывая прием для себя, подгоняя его под свой стиль ведения схватки да еще делая заготовки для различных соперников, ты ежедневно строишь то, что станет присуще тебе, но может оказаться и достоянием других.

На одном из таких обыденных занятий в московской секции ЦСКА у египетско-ленинградской «мельницы» появилась родственница. «Мельница» была в моем арсенале. Но если у иных моих товарищей она получалась с блеском, то я проводил ее от случая к случаю.

Когда пользуешься приемом редко, то и не особенно стараешься отрабатывать его. Тренер, как-то заметив мое прохладное отношение к «мельнице», отчитал меня и строго сказал:

— Будешь повторять «мельницу» на каждом, подчеркиваю — на каждом занятии по пять минут. Приемы как иностранные слова: повторять заучиваемое необходимо. Приступай.

Слова тренера я воспринял как обычную строгость, поэтому трудился с прохладцей в дальнем углу ковра. Тем более что Преображенский ушел в зал штанги, где и это время тренировался Юрий Власов. Преображенский не упускал возможности понаблюдать за ходом тренировок не только у своих коллег, но и у представителей других видов спорта.

Вернулся он минут через пятнадцать. Дабы продемонстрировать усердие, услышав его шаги, я начал часто и усиленно дышать, словно смертельно устал. Не глядя на меня, тренер попросил:

— Подойди-ка.

Он потрогал мой лоб.

— Да здоровый я. Зачем температуру меряете?

— Здоровый на печке лежать. Дурачком прикидываешься, будто гору своротил, а лоб даже не вспотел.

Пойманный, словно мальчишка в чужом саду, я покраснел.

— Ладно потом оправдываться будешь. Сейчас я тебя не мытьем, так катаньем. А ну-ка, — обратился он к присутствующим: — Давайте разберем эту мельницу по косточкам, а то, смотрю, разленились вы все.