Поэтому он провёл ровно столько времени, расспрашивая хозяина чайной, сколько провёл бы в самом дружелюбном заведении на свете. А когда обернулся, чтобы уйти, то обнаружил, что дорогу ему преграждает пожилой, горбящийся человечек, с жидкой, седеющей бородой. Несмотря на хлипкость и внешность, носящую чрезмерные, даже по меркам Ваану, следы всех возможных пороков, в первую очередь употребления пыльцы чёрного лотоса, от которой посинели губы и ногти, одет человечек был побогаче прочей шайки посетителей. На сложенных пальцах рук поблёскивали золотые кольца.

— Приветствую досточтимого господина чужестранца, — заговорил он голосом, столь же неприятно маслянистым, что и его кожа. — Не хотите ли насладиться…

На середине фразы ему пришлось попытаться ухватить Оррика, который проигнорировал его слова и направился к выходу, за подол халата. «Попытаться» — потому, что Оррик вовремя уклонился. Однако же, бежать к выходу Оррик счёл ниже своего достоинства. А человечек — нет. Поэтому у лестницы с веранды он успел преградить Оррику путь.

— Господин чужестранец, куда же вы торопитесь? У нас лучшее гостеприимство, которое в Ваану только можно купить за деньги! Отборная пыльца, отборные девочки! Или господин предпочитает мальчиков?

Оррик фыркнул:

— Если, не приведи Восемь, мне когда-нибудь придётся покупать девочек за деньги, я, пожалуй, тоже возьмусь за пыльцу с горя. А теперь посторонись.

Но тот не посторонился. Оррик заметил, что рассевшаяся вокруг шайка явно подобралась, хотя в открытую за оружие пока никто не хватался. Трюк известный — подослать назойливого торговца допекать намеченную жертву и выступить толпой на его защиту, если та вспылит, Оррик не понимал только, почему и мерзкий старикашка, и его подельники считают, будто у них по девять жизней. Их покровитель стоял прямо за углом или они надеялись, что опасаясь сурового и несправедливого суда Ваану, чужестранец решит раскошелиться, чтобы от него отстали? А человечек меж тем продолжал молоть языком, словно не замечая всё более угрожающего взгляда, которым его буравил Оррик:

— Конечно, конечно господин чужестранец, вы выглядите весьма браво, но я могу поспорить, что такого выбора как у нас, среди свободных женщин вы не найдёте. Да и у других торговцев на этом рынке тоже. А мы в миг можем найти и мастериц искусства любви, и девственниц, которых ещё не раскупила Башня для своих ритуалов, и людей, и окололюдей. К тому же, есть вещи, на которые свободная женщина, даже с самыми необычными вкусами, никогда не согласится, а у нас любая, совсем любая, прихоть может стать реальностью, достаточно лишь запла…

Прохожие шарахнулись в разные стороны, когда пожилой человечек вылетел из чайной как ядро из пушки, ударившись об стену дома на другой стороне улицы с такой силой, что та задрожала. Впрочем, рухнув в пыль он почти тут же начал подниматься на ноги, доказав тем самым, что был дваждырождённым.

А на веранде чайной тем временем начался форменный бедлам — вопли, грохот, треск ломающейся мебели, беспорядочно мельтешащие люди. Замерший перед ней в изумлении водовоз завизжал как женщина, когда ему прямо в лицо попал веер кровавых брызг. Спустя пару мгновений человек, из чьего горла они брызнули, тяжело опрокинулся на перила, попробовал подняться, но не сумел, так и замер, перегнувшись через них. Водовоз бросился бежать, более сообразительные прохожие и так уже торопились убраться как можно дальше, кто-то громогласно звал стражу. Участок перил веранды разлетелся на куски, не выдержав веса пары тел и опрокинувшегося на них тяжёлого стола.

Мгновение спустя через образовавшийся пролом выскочил Оррик, с окровавленной шпагой в правой руке и пистолетом в левой, при этом протанцевав по опрокинутому столу и впечатав придавленных им головорезов понадёжнее в землю. Пистолет он разрядил в дваждырождённого, столь уродливого, что сложно было угадать его расу, который прыгнул было за ним, замахиваясь саблей. Грациозный прыжок превратился в падение, тяжкое и неуклюжее, словно тот разом обратился в куль с мукой, Оррик вовремя отскочил в сторону, а его противник налетел животом прямо на ножку стола, согнулся пополам, получил молниеносный режущий удар по горлу, обмяк окончательно. У остававшейся ещё на ногах части шайки явно пропало желание преследовать безумного чужестранца. Оррик, возможно, успел бы нырнуть в ближайший переулок, если бы на глаза ему не попался всё тот же человечек, потерявший драгоценные секунды на размышления о том, стоит ли лезть обратно в драку, или лучше бежать.

Среди дваждырождённых хватало законченных негодяев, но вот трусы и слабаки попадались крайне редко. В критической ситуации, поняв, что Оррик куда более быстроног, человечек инстинктивно решил сражаться. Он замахнулся правой рукой, неожиданно приобрётшей неестественную, змеиную гибкость и начал произносить заклинание:

— Касание иссушённой…

Договорить или нанести удар он не успел, потому что Оррик бросился на него сверхчеловеческим рывком, пробил ему грудь насквозь с такой силой, что они вместе пролетели ещё несколько шагов, и остриё шпаги на палец ушло в глинобитную стену позади человечка. Тот был ещё жив, так что Оррик отскочил почти столь же быстро, как и налетел, выдернул шпагу, нанёс ещё один удар, пробив сердце. Даже такой хлипкий дваждырождённый, как этот сморчок, был весьма живуч, но повреждения лёгких, горла и сердца, нарушавшие приток Второго Дыхания, были для дваждырождённых, по крайней мере для дваждырождённых на ступенях Детства и Молодости, немногим менее опасны, чем для простых смертных. Потому-то Оррик продолжал считать шпагу лучшим из клинков.

Но как раз в этот момент, прежде чем мысли Оррика вернулись к необходимости уносить ноги, на всю улицу прозвучал чародейски усиленный голос:

— Никому не двигаться! Вы в присутствии Стража Башни!

Оррик бросил лишь один быстрый взгляд в ту сторону откуда донёсся голос. И там действительно был дородный мужчина с заплетённой в косички длинной бородой в простом чёрном шёлковом халате без шитья или узоров, какой имели право носить только дваждырождённые Стражи Башни, чародеи, служившие самому наместнику Ваану. А за ним ещё несколько существ в белых халатах рабов, которые даже на самый мимолётный взгляд казались странными и мало похожими на людей.

Более тщательно Оррик всматриваться не стал и уж естественно он не стал выполнять приказа. Сдаваться властям было глупой идеей, коль уж дело зашло так далеко. Вместо этого он прыгнул. Это был впечатляющий прыжок даже для него, прямо на крышу чайной — туда, в отличие от ближайших переулков и проходов, точно никто не забился в самом начале драки, перегораживая путь, да и заскочить на неё можно было одним прямым рывком. Вот только эта крыша была хлипче, чем казалась. Черепица выскользнула из под ноги Оррика, его сапог провалился и чуть не застрял, едва Оррик перенёс вес на другую ногу, как уже весь участок крыши затрещал, начал проваливаться. Что-то свистнуло в воздухе с той стороны, где находился чародей и выбило из крыши ещё пару черепиц — по крайней мере, крыша отчасти прикрывала Оррика от людей внизу. Пока он проворно перебирал ногами в попытках опередить разрушение и добраться до места, где вроде бы шла потолочная балка, ушло ещё несколько секунд…

А затем сверкнула режущая глаз молния, ударил гром, и крыша злосчастного заведения разом взорвалась, разбрасывая куски черепицы и густо дымящие обломки дерева во все стороны. Оррик уже отрывался от неё в новом длинном прыжке, поэтому избежал прямого попадания. Но ударная волна оглушила его, крутанула в воздухе, швырнула о стену более высокого соседнего здания. На миг оглушённый, он свалился в переулок, мгновенно наполнившийся дымом, жаром и летящими искрами — сухое дерево, раскрошённое чародейской молнией, вспыхнуло как порох. К выходу на улицу пронёсся вопящий человек, волосы и бороду которого охватило пламя — Оррик, перед глазами которого ещё мелькали искры, только и успел отдёрнуть кисть руки, ещё сжимавшей шпагу, чтобы тот на неё не наступил.