Но на следующую ночь Оррик рассказал обо всём Ротье, когда сменял того на посту, да ещё прибавил, что от Юон тоже можно ждать любых гадостей — и в первую очередь сговора с Агарнатом
Эльф потёр лоб, обдумывая услышанное и, наконец, ответил:
— Всем, конечно, хотелось бы, идти на опасное предприятие бок о бок с истинными героями, а не с подонками. Но увы. Дваждырождённые, готовые лезть к дракону в логово, на деревьях не растут. Что же до опасности предательства, когда дракон умрёт — болваны, способные воткнуть нож в спину своим товарищам, не зная, что потом делать с Кларином и Клармондой, не дожили бы до их ступени и круга. Будь их, в итоге, четверо, они бы могли бы на что-то решиться, но вдвоём — нет. Ларака они тоже ни на что не подговорят, он может и свирепый варвар, но не лишён чести и считает себя в долгу перед Кларином.
Оррик повертел его слова у себя в голове — и согласился.
Вот только оставался вопрос насколько его спина в безопасности от самих Кларина и Клармонды… Оррик поставил бы три к одному на правильность своей оценки брата с сестрой. Но три к одному — не абсолютная гарантия, Оррику случалось сильно ошибаться в недавно встреченных людях. Да и Ротье, проживший на свете немало столетий, тоже мог быть очень искусным притворщиком.
С другой стороны, если без конца подозревать и сомневаться — когда же действовать? А Оррик предпочитал действовать.
**********
Но, само собой, действовать он предпочитал по плану и узнав как можно больше о возможных противниках. Он давно уже запомнил наизусть всё, что Кларин и Клармонда могли сказать о боевых способностях Раймертиса и о его логове. Но вопросы ещё оставались, правда Оррик не был уверен, какие из них стоит задавать. Когда их маленький отряд остановились на ночлег в двух днях пути от разрушенной столицы и скудный ужин был уже почти доеден, Оррик решился на один:
— Есть вещь, которая меня немного беспокоит, Кларин. Все знают, что Раймертис совершенно изменился, перед тем как разорить землю рек и долин. Физически, я имею в виду. Я, честно говоря, впервые слышу, чтобы с драконом случалось нечто подобное. Может, это было какое-то проклятие? Есть ведь проклятия, которые карают наглецов, избавивших их жертву от мучений.
Кларин поглядел на Оррика, поправил очки одним пальцем, прежде чем ответить:
— У вас в Яннарии, у самого края континента, драконы чаще встречаются в сказках, чем в жизни, не правда ли, Оррик?
Когда Оррик развёл руками, подтверждая правоту догадки, Кларин продолжил:
— Святые и учёные мудрецы испокон веков рассуждают о том, как связаны душа, разум и тело. Если крайне упростить, свести плоды множества трудов возвышенных умов над осмыслением тончайших взаимосвязей, к нескольким простым фразам, то можно сказать, что у смертных тело довлеет над разумом. Лишь смертный с большой силой воли может ограничивать власть его порывов, и лишь дваждырождённые, причём весьма далеко ушедшие по Путям, постепенно обретают способность изменять своё тело согласно своей воле. Да и то, даже среди воплотителей, осознающих и реализующих эту способность в наибольшей мере, многие пользуются ею лишь для пущего потакания своим телесным желаниям.
Кларин мрачно усмехнулся:
— А вот у драконов всё наоборот. Их разум довлеет над телом. В общем, как и у большинства созданий, которых мы для простоты понимания называем «волшебными». И если разум дракона надломлен, то его безумие скоро исказит его внешность и способности. Как это случилось с нашим противником.
— Но погоди, — Оррик был искренне удивлён, — Мне казалось, что у драконов есть свои… разновидности, вроде рас и видов окололюдей? Как же такое возможно, если тело каждого из них может меняться по хотению его левой пятки?
Кларин усмехнулся снова:
— Ну во-первых, изменения всё же не настолько просты и быстры, как ты, Оррик, кажется, представил себе. А во-вторых, ты и сам должен догадаться, что подвластность физического тела разуму — далеко не всегда благословение.
Кларин на миг прикрыл глаза, задумавшись:
— Возьмём такую аналогию. У дваждырождённых есть Пути, следование которым со временем меняет самую природу их практика. А у драконов есть понятие, обозначаемое словом, которое мудрецы обычно переводят на Общий как «Крылья». Наиболее буквальным переводом было бы, мне кажется, нечто вроде «то-что-движет-тебя-вперёд». Оно обозначает как глубинные основы драконьего сердца вообще, так и проверенные временем наборы принципов, которые могут послужить этими основами. Насколько мне известно, лишь значительное меньшинство драконов обладают достаточной ясностью ума и способностью к самосозерцанию, чтобы отрастить свои собственные, неповторимые Крылья. Ведь если во взращиваемых им идеалах окажутся слишком большие внутренние противоречия, последствия могут быть не лучше, чем от безумия. Поэтому большинство следуют упомянутым мною проверенным временем образцам, которые остались от драконьих прародителей и древних. Драконы дают им довольно поэтические названия — Отполированное Зеркало Мудрости, Неустрашимый Огонь, Тёплое Небесное Серебро… Потому-то некоторым и кажется, что среди них есть отдельные виды. Но какие бы Крылья у дракона не были, если они подламываются, если он совершает нечто слишком резко им противоречащее, и примирение с самим собой становится невозможным… Смертному — как полагают мудрые — в таких случаях проще отступить от грани безумия, тело становится якорем для разума. А когда твой разум может тело изменять, включая цикл обратной связи… ну, ты понял.
Кларин хотел было добавить что-то ещё, но в последний момент оборвал себя и лишь покачал головой.
Крылья, часть 3
Клармонда огляделась по сторонам, поправила старинный обруч на своих волосах и вытащила из бездонной сумки у себя на боку тяжёлую бутыль с маслянистым зельем, которое, по идее, должно было уничтожать запахи:
— Пора обливаться.
— Призраки не должны сюда сунуться, но не забываем держитесь рядом со мной, не отходите дальше нескольких шагов, пока не начнёте спускаться в логово, — снова напомнил Кларин.
Маленький отряд стоял прямо перед туннелем, ведущим к логову дракона. Когда то за каменной аркой лежал пологий спуск, по которому могли проезжать даже повозки. Когти дракона превратили его в нагромождение каменных обломков и щебня — по-прежнему пологое, вот только неосторожно сдвинутый камушек мог наделать достаточно шума, чтобы разбудить чутко спящего хозяина подземелья. Если Раймертис что-то почует или услышит и проснётся вовремя, чтобы плюнуть своим ядом вверх по туннелю, прежде чем незадачливые драконоубийцы успеют из него выйти, то бой закончится, не начавшись. Если верить Кларину, такая судьба и постигала тех, кто раньше добирался незамеченным до этого места.
Но сейчас Кларин и Клармонда тщательно подготовились, чтобы исключить подобное развитие событий. Пока драконоубийцы поливали друг друга зельем — к счастью, оно впитывалось в кожу и одежду почти мгновенно, если не переборщить с количеством — Кларин со свитком в руках колдовал над фонарём, из которого вынул свет-камень. И с последним словом его заклинания вдруг исчезли все звуки. Оррик уже встречался с этим заклинанием — радиуса действия как раз хватало, чтобы, скажем, перебить всех в приличных размеров комнате, не позволив звукам борьбы просочиться наружу. Или чтобы пяти гуманоидам спуститься по осыпи, не наступая друг другу на пятки.
Ротье поднял фонарь, ставший центром области без звуков и кивнул брату с сестрой. Кларин улыбнулся в ответ, Клармонда помахала пятёрке рукой. Ждать больше было нечего.
Естественно, любой источник открытого света выдал бы их приближение на раз, а тепловиденье не слишком хорошо выделяло камни на фоне друг друга. Прямо скажем, плохо выделяло. Так что Оррик успел оценить предусмотрительность Кларина — даже он сам, с его лёгким шагом, успел разок оступиться при спуске и почти наверняка наделал бы шума, если б не чародейское безмолвие.