Разговаривать лицом к лицу им было несложно, несмотря на разницу в росте, усугублявшуюся тем, что Оррик был высок ростом для человека, а Фарди даже для гнома чуть коротковат. Потому что Оррик сидел в седле лошади, а Фарди ехал на верхней площадке тяжёлого, влекомого быкоящерами фургона — гуляйбашни, любимого гномского средства перевозки ценных грузов. Хотя каравану недолго было идти по действительно диким местам, на безопасности его хозяева не экономили. Оррик и прочие наездники из числа людей должны были служить разведчиками. Гномы, с их ощетинившимися пищалями на вертлюгах фургонами, плюс разномастная компания чародеев — основной защитой. Если бы истинные умения Оррика были известны нанимателям, он мог бы претендовать на командование конным отрядом, с соответствующим жалованием, но с их точки зрения он был непримечательным дваждырождённым, заслуживающим тройной платы обычного наёмника, не более. Оррика такая точка зрения полностью устраивала. Деньги на обозримое будущее и всё необходимое для продолжения путешествия на восток у него были и так, а слишком высокая репутация имела свойство притягивать лишние приключения на его задницу.
В любом случае, дорога пока оставалась мирной, обитателям заброшенных земель хватало одного взгляда на караван издалека, чтобы начать искать добычу попроще. Так что когда была не его очередь нести дозор или не надо было помогать на очередном заваленном или затопленном грязью участке полузаброшенной дороги, Оррик мог со спокойной совестью наслаждаться пейзажами лесов и предгорий. А также разговорами. Фарди был просто кладезем всяких историй и баек, почти как сам Оррик, так что они быстро сдружились.
— Все говорят, — заявил Оррик, — что город и всё королевство десяти долин разорил дракон, вкравшийся в доверие к последнему королю.
— Значит ничего-то эти все не знают, — решительно ответил Фарди, подняв указательный палец и напустив на себя выражение лица, напоминающее о пожилом школьном учителе, пытающемся что-то втолковать сорванцам. — Да простят меня Восемь, но память у вас, людей, почти как у мотыльков. А вот я скажу, что ещё задолго до того, как на Амаура, последнего короля рек и долин, возложили корону, дракон был защитником и символом королевства. У меня дома ещё остались монеты старых королей, с драконом, вычеканенным на обратной стороне. Судя по тому, как богатеет восточный Алзот, и как разводятся там среди вашего народа книжники с волшебниками, скоро, лет через тридцать, а то и двадцать, их можно будет выгодно продать какому-нибудь новоявленному любителю древностей, вдвойне выгодно, если они пойдут как доказательство правдивости моих рассказов. Но это я отвлёкся, извини.
— Ничего страшного.
— Ну так вот, я тебе больше скажу, я сам, своими глазами, видел дракона. Раймертис Серебряная Броня — в те времена, когда я ещё был молод, неженат и путешествовал по надземному миру как простой наёмник лишь оттого, что мне это нравилось, люди десяти долин и рек звали его самым прекрасным из драконов, как будто они повидали достаточно летающих ящериц, чтобы сравнивать. Но с другой стороны, он и вправду выглядел, как если бы был сделан из живого серебра и драгоценных камней — зрелище прекрасное, не могу спорить.
— Отчего же погибло королевство?
— Будь я бардом, то рассказал бы тебе красивую историю, например о том, как дракон влюбился в дочь короля Амаура. А будь я этим, значится, историком, то рассказал бы нравоучительную историю о том, как пало королевство, слишком полагавшееся в своей защите на чудовище. А будь я, упаси меня Придающий Форму, чародеем, то повёл бы речь о коварном проклятии, насланном на дракона. И может быть эти истории, подобных которых я на своём веку успел наслушаться, даже были бы правдой. Причём все три сразу. Но я лишь скажу, что знаю точно: сперва пошли слухи, что Раймертис Серебряная Броня пропал. Его не видели год, а то и два, в общем, довольно много времени по вашим, людским, меркам. Твёрдо помню, что соседи короля Амаура уже собирались идти на него войной, моему двоюродному дядюшке тогда пришёл заказ на новые доспехи, а сам я думал наняться к его врагам, потому что Амаур был дурным и взбалмошным королём и вряд ли бы он победил. Но войны не случилось, потому что в одну совсем не прекрасную ночь, дракон вернулся, но теперь он был Раймертис Кровавая Броня. Если есть у крылатых змеев одно достоинство, так это то, что их нрав сразу ясен по их виду. Не считая тех, кто вид свой скрывает колдовским мороком, конечно. Я сам не видел, во что превратился Раймертис, но говорили, что вид его теперь внушает ужас и отвращение, что его дыхание стало смертельным ядом, а взгляд и голос отбирают силы даже у самых храбрых дваждырождённых воинов. Времени от заката до рассвета ему хватило, чтобы разделаться с Амауром и его двором, а потом он разорил и всё королевство. Прошло уже больше столетия, но и по сей день тех, кто пытается селиться и укрепляться в пределах его старых границ постигает смерть, столь же скорая, сколь и страшная. Как и героев, желающих избавить эти земли от дракона, ну и, естественно, примерить на себя потерянную корону долин и рек, как подобает победителю. Но на наше счастье при Амауре граница проходила по Белой реке, которую ты сейчас и видишь. Ни разу со дня своего возвращения Раймертис не залетал за её пределы. Так что даже если дракон сейчас не спит, нам грозит лишь бродячее зверьё и кочующие по лесам дикари.
— Печальная история, — Оррик задумчиво покрутил ус. — Напомнила мне историю, случившуюся с Одиноким Оазисом и тамошним шахом, которую мне рассказали люди и полурослики, видевшие большую её часть собственными глазами. Вот послушай…
**********
От остатков города дорога вела к перевалу, где Белая превращалась в бурный горный поток. Караван по-прежнему никто не осмеливался беспокоить.
Не осмеливался до той ночи, когда Оррика разбудил странный и зычный не то вой, не то рёв, за которым последовали безумные вопли боли, тут же смешавшиеся с паническими криками. И ещё не успев толком выскочить из под одеяла Оррик понял, что Фарди глубоко ошибся насчёт дракона.
Когда-то один упитанный волшебник доказывал Оррику, что даже взрослый дракон не особенно опасен для современного военного лагеря, где его готовы встретить заклинаниями, болтами из баллист и тяжёлыми пулями, рассчитанных на монстров слоновьего размера. Тот волшебник много чего не учитывал. Например, того, что у дракона есть крылья, а впридачу к ним мозги, так что на большую и медлительную людскую группу он нападёт тогда и так, когда и как ему удобнее. Но главное, он не учитывал страха. Оррик в своих странствиях не раз сталкивался со всякими умертвиями и прочими тварями, опасными своей способностью внушать иррациональный колдовской ужас. Страх, внушаемый драконом, был не столь подавляющим, но в чём-то коварнее, потому что не был он ни колдовским, ни иррациональным. Лишь естественная реакция на сильное, быстрое, умное чудовище, лёгкую победу над которым не дадут никакие из человеческих ухищрений, которое можно лишь задавить числом, закидав собственными трупами. Естественное нежелание оказаться в числе этих трупов. И естественное превращение любых искр страха в пожар паники, когда речь идёт о массе застигнутых врасплох гуманоидов.
А уж если добавить к этому животных, страх которых перед драконом нельзя было перебить никакой дрессировкой, то неудивительно, что лагерь караванщиков был охвачен полным хаосом ещё прежде, чем странный звук прозвучал вновь и с неба пролился ещё один поток багрового яда, мгновенно разъедающего плоть и немногим медленнее — ткань и дерево.
Оррик потом вынужден был сознаться себе, что в первые моменты его и самого скрутил страх, хотя бы потому, что в слабом свете немногочисленных костров и свет-камней, только сбивавшем ночное зрение, он не мог даже увидеть крылатую тварь, и не знал, хвататься ли за оружие или бросаться к лошади, отчаянно пытающейся ускакать на спутанных ногах.
Хлопнула пара выстрелов. Ближе к высокому, обрывистому берегу реки, кто-то начал произносить заклинание настолько зычным голосом, что он отчасти перекрыл все крики и стоны. Это было ошибкой — чародейская формула оборвалась, сменившись треском и хрустом, когда нечто гигантское упало с неба, как хищная птица на добычу.
