30 июля 1976 года

Их было уже одиннадцать.

Джон видел все из окна гостиной, несмотря на то что подоконник был завален горами писем и фотографий, так что с трудом удалось отыскать щелочку, чтоб выглянуть на улицу. Там вот уже несколько часов творилось что-то непонятное. Шейла Дейкин выбежала из дома с футболкой, Гарольд тащил куда-то складные стулья. Он видел, как из своего дома вышла Мэй Рупер, засучила рукава и с воинственным видом зашагала куда-то, словно на бой.

Ему очень хотелось пойти посмотреть, что же происходит, но он боялся вопросов. Со времени обнаружения туфель Маргарет он старательно избегал встреч с соседями. Пару раз в дверь к нему стучалась Шейла, и еще он видел, как Брайан ошивается возле его дома, поглядывает на окна, но пока ему вполне успешно удавалось скрыться из вида. Спрятаться, скрыться от их глаз.

Капрал полиции Грин проявил больше настойчивости, что и понятно – уж таковы они все, эти полицейские. Он стучался и в парадную, и в заднюю двери, но лишь когда начал кричать в щель почтового ящика, Джон решил, что лучше ответить, пока капрал Грин не поднял на ноги всю улицу этим своим криком.

Грин хотел знать, не хочет ли он вступить в контакт с их сотрудником по связям с общественностью.

Джон очень вежливо объяснил, что у него нет ни малейшего желания вступать в контакт с кем бы то ни было, и уж тем более – с полицией.

Капрал полиции Грин посоветовал ему сохранять спокойствие, в ответ Джон заметил, что это вряд ли возможно. Особенно с учетом того, что детектив-инспектор Хислоп выдвигает самые нелепые предположения о случившемся с Маргарет. Ведь совершенно очевидно, что она в добром здравии и скоро вернется. К тому же близится годовщина их свадьбы, и она ни за что не пропустит такое событие, и что лично ему все равно, что думают по этому поводу капрал полиции Грин, капрал полиции Хэй и даже сам детектив-инспектор Хислоп, вместе взятые.

Капрал полиции Грин уставился на него с разинутым ртом, что, как совершенно справедливо заметил Джон, является основной причиной дурного запаха изо рта и даже может привести к различным заболеваниям ротовой полости.

После этого капрал полиции Грин оставил его в покое. Джон понимал, что надо бы позвонить детективу-инспектору Хислопу и рассказать ему всю правду, вот только они все равно ничего не поймут. А он лишь навлечет на себя большие неприятности.

Так что звонить не обязательно. Джон вообще не слишком доверял полицейским. Он и себе не очень-то доверял, понимал, что может сболтнуть лишнего. В конце он почти всегда мог ляпнуть нечто такое, чего вовсе не собирался. И если б он не выболтал одну тайну Брайану, которому тогда было всего двенадцать, то не оказался бы в такой неприятной ситуации сейчас.

16 ноября 1967 года

На улице царит тьма. Длинные тени тянутся по тихим замерзшим лужайкам, свинцовые тучи давят всем своим весом на серо-стальные крыши. Джон Кризи видит это из окна. Осторожно помешивает чай, стараясь, чтобы ложка не задевала краев фарфоровой чашки, опасается, что даже малейший шум может разбудить тьму, и тогда она ворвется в дом и поглотит его.

Чай слишком горячий и сладкий. После смерти отца мама только и знала, что пичкать сына углеводами. Может, думал Джон, таков был ее способ удержать его в доме, как-то подсластить его существование, чтобы он стал слишком толст и ленив и уже не помышлял о побеге от нее.

«Мы должны поддерживать силы», – говорила она.

А вот он не понимал, для чего это, собственно, необходимо.

Он слышит ее и сейчас, слышит, как она замешивает стоицизм в густое тесто, отмеряет столовыми ложками выдержку и терпение, взбивает их в мисочке.

Он вытирает край чашки чистым носовым платком и снова смотрит в окно. Видит Эрика Лэмба – тот идет с поднятым воротником. Видит, как Шейла Дейкин плотнее запахивает кардиган, словно старается спрятать потайные свои мысли и чувства в теплой шерсти. Наблюдает за тем, как соседи торопливо забирают бутылки с молоком со ступеней, как они резко задергивают шторы перед наступлением ранних ноябрьских сумерек. Наблюдает за тем, как нарастает тишина. Она заползает в каждый уголок улицы, и вскоре все вокруг, похоже, вплывает в продолжительное молчание, скрепляемое разве что короткими кивками и безмолвными взглядами.

Он видит, как Брайан переходит улицу и останавливается напротив дома одиннадцать. Брайан делает это почти каждый день, Джон тому свидетель.

Иногда к нему подходит Гарольд Форбс и останавливается рядом. Руки скрещены на груди, взгляд устремлен на пыльную дверь в дом Уолтера Бишопа. Джон видел, как Шейла делала то же самое. Видел, как она ставила тяжелые сумки с покупками прямо посреди дороги, поднимала голову и смотрела на окна дома номер одиннадцать, злобно поджимала губы и, видимо, бормотала проклятия.

Похоже, они занимаются этим по очереди, думает Джон. Брайан, Гарольд, Шейла, Дерек. Наладили круглосуточное дежурство, составили расписание, кто будет просто наблюдать, а кто, возможно, попытается выманить Уолтера Бишопа в круг света от фонаря, чтоб тыкать в него пальцами, осматривать и оценивать со всех сторон.

Но несмотря на все их усилия, Уолтер остается в тени. Никто его пока что не видел.

Может, думает Джон, Уолтер выбирается на улицу по ночам, обретает уверенность в темноте, успокаивается только тогда, когда слышит лишь звук своих шагов, эхом разносящийся по темной мостовой. И, хотя он ни за что не признается в этом Брайану, Гарольду или Шейле, Джон понимает, что чувствует в этот момент Уолтер.

Он снова вытирает чашку и ставит ее по центру стола, как можно дальше от края, где есть опасность нечаянно задеть ее локтем или взмахом газеты. Похоже, этот момент привлекает внимание Брайана, и Джон ловит себя на том, что машет ему в ответ через стекло, хоть и старается спрятаться за большой искусственной пальмой, которую мать выставила в центре подоконника.

«Невероятно похожа – никто не отличит от настоящей!» Наклейка с этой надписью все еще свисает с одного из стеблей.

Джон отступает от пальмы в глубину комнаты.

Брайан отходит на несколько шагов и стоит, привалившись спиной к изгороди, отделяющей сад Гарольда Форбса от участка Беннетов. Джон тоже прислоняется спиной к изгороди. Даже не хочется думать о том, сколько на ней разных микробов, но со временем он усвоил: гораздо проще поступать так, как все остальные от тебя ожидают, меньше будет проблем.

Он спрашивает Брайана, что происходит, тот вместо ответа кивком указывает на дом Уолтера Бишопа.

И тогда Джон тоже начинает смотреть на дом Уолтера, ведь раз Брайан этим занимается, то от него ждут того же самого. Джон поступает так еще со школьных времен, старается во всем подражать Брайану. Брайан всегда служил ему образцом поведения и поступков, которые может потребовать от него мир.

Оба продолжают пялиться на дом номер одиннадцать, хоть Джон и не уверен, что это занятие принесет какую-то пользу.

– Он свое получит, – произносит после долгой паузы Брайан.

Опираться на изгородь неудобно. Джон чувствует, как мелкие деревянные щепки царапают ноги, проникают даже сквозь ткань брюк.

– Ты и правда думаешь, что Уолтер похитил ребенка? – спрашивает он.

Брайан скрещивает руки на груди.

– Кто ж еще, как не он?

Джон окидывает взглядом улицу и молчит.

В садовой стене Шейлы Дейкин сорок семь кирпичей – даже больше, если добавить еще и половинки кирпичей, – но они могут испортить результат, а потому он решает не брать их в расчет.

По улице идет Сильвия Беннет. Тяжелые сумки с покупками оттягивают руки, и они подбирают ноги, чтоб дать ей пройти. Она замечает это, но не отрывает глаз от тротуара. Когда она проходит мимо, Джон улавливает запах ее духов. Он тяжелый, насыщенный и надолго зависает в воздухе после ее ухода. Брайан провожает ее взглядом.